— Попробуй этот. — За ним появилась Джейм, осторожно держа смуглую кожу знамени Муллена на вытянутых руках. — Он, может, и самый новый здесь, но я думаю, что и самый прочный.

Когда он повесил его на крюк, он аккуратно заполнил собой брешь, оставленную падением прошлого знамени, и как будто закрыл дверь перед тьмой. Опуская руки, он слегка задел ими вытканные руки Муллена; он почти почувствовал, как те двинулись, тёплые и ободряюще, под его прикосновением.

Верьте мне, милорд.

— Так лучше, — сказала Джейм со вздохом облегчения, когда он отступил назад; и так оно и было, неважно почему.

Она снова оглядела зал, возвращаясь к делам.

— Я не узнаю здесь Грешана, в символическом или каком-то ещё виде, и это не удивительно, учитывая, что к нему испытывал Серый Лорд Гант и почему. Нам не повезло с нашими дядьями, не так ли?

Торисен ничего на это не ответил, не зная, что она имеет в виду. Кроме того, она перешла к другому смазанному лицу, со странно беспокойными глазами.

— Негалент Нервы на Пределе, я думаю, дважды, нет, трижды троюродный кузен, умер в свою первую брачную ночь из-за носового кровотечения. Как неудобно.

Напряжённые нити, когда-то промокшие от крови, казалось, облегчённо расслабились.

После этого называть имена стало легче. Другие дома, без сомнения, проводили более изощренные ритуалы, чтобы почтить эту ночь — так, безусловно, делал Адрик в Омироте — но здесь их было только двое. Торисен начал успокаиваться. Как много от его мучений было просто страхом неудачи? Хотя его сестра частенько ставила его в тупик, у неё был свой собственный, нестандартный подход к решению дел, который странно успокаивал.

Над головой застучали лапы. Вниз по северо-западной лестнице скатилась Уайс, Жур преследовал её по пятам. Щенок волвер заскользила на мокрых плитах пола и барс сбил её с ног. Когда Уайс извернулась на спину, Жур прижал её к полу и начал яростно вылизывать кремовую грудь.

Джейм остановилась перед посмертным знаменем кроткой девушки с мягким лицом, которая в чём-то сильно напоминала её саму.

— А что здесь делает Эрулан? Предполагалось, что Бренданы оставят её у себя навсегда.

Он её резкого тона барс и щенок испуганно подняли глаза, а беззаботность Торисена разбилась вдребезги. Только когда это ушло, он осознал, что в последние полчаса он был почти что счастлив.

— Лорд Брендан прислал её назад, когда я отказался принять плату, затребованную за её контракт, — сказал он, внезапно обороняясь, хотя и не вполне понимал, почему. — Наш отец запросил слишком много. Кроме того, бедная девушка мертва уже тридцать лет и даже больше, ещё со времён Резни. Если Брант всё ещё так сильно её любит, разве он не заслужил право получить её знамя без новых лишений?

— Это так не сработает.

Между ними внезапно оказалась Адирайна.

— Я запрещаю тебе говорить, — сказала она Джейм, и даже Торисен мог почувствовать силу, скрытую за её словами. В конце концов, она была не только Матроной Ардет, но и лидером Совета Матрон, и её голос был голосом самого Женского Мира.

Его сестра отступила на шаг, но теперь она стояла мёртво. На стене, её тень от факела потемнела. Уайс отбилась от Жура. Мех на спинах обоих созданий встал дыбом, и они отступили назад.

— Ты и твои драгоценные секреты, — мягко сказала Джейм. — Они стоят рассудка твоей приемной дочери?

— Я сказала, тихо.

Теперь они кружили друг вокруг друга. Торисен поспешно отступал прочь.

— Я не связана вашими правилами, леди. Зима под вашей «заботой» принесла мне только это. — Джейм провела кончиком закрытого перчаткой пальца по шраму на щеке. — Всё остальное, чему я научилась, я получила по праву первооткрывателя. Кроме того… — здесь она сделала явное усилие, чтобы взять себя в руки… — Тори, ты сделал Брендану великодушное предложение, отказавшись от платы, особенно теперь, когда наш дом так отчаянно нуждается в запасах, чтобы пережить зиму. Но, поверь мне, это не было добрым поступком.

— Матрона Яран сказала мне тоже самое, сразу после Дня Лета. — Даже для самого Торисена, его голос звучал обиженно и раздраженно. Общение с Женским Миром заставляло его стискивать зубы. Тут всегда было раздражающее ощущение важных вещей, остающихся невысказанными, по-прежнему пребывающих во мраке, вне контроля.

— Тришен не только учёна, но и мудра, а это не всегда одно и тоже. Она не добавила, что отказ от цены за Эрулан унижает её в глазах кого-то — любого — кто её любил? И что это смертельное оскорбление.

Нет, Яран не зашла так далеко, но он мог бы додуматься, понять. Хотя принять эту возмутительно большую плату значило поддержать жадность отца.

Ты ничего не хочешь от меня, парень, не так ли… кроме моей власти.

Кошмары, которые он разделил со своей сестрой, неприличные вещи, которые случились с его отцом, когда он был ребёнком, это сформировало его в то, чем он стал…

— Возможно, мы можем узнать и понять, если не простить его, — сказала его сестра. — Как бы то ни было, мы не должны превратиться в ни нашего отца, ни в дядю.

Но он не хотел понимать, пока в его душе была запертая дверь и безумный, бормочущий голос с другой стороны.

Лестница за ним вела к холодному комфорту его комнаты в башенке, так далеко от остального Готрегора, как он только мог забраться, не покидая его стен. Он коснулся своего наследства всего лишь кончиками пальцев, с ненавистью и отвращением; но этой ночью он сделал для своих людей всё, что мог.

— Я слышал достаточно, — сказал он. — Я устал. Мы назвали каждого, кого ты или я смогли вспомнить, и наш долг выполнен. Я иду спать.

С этим он повернулся и стал подниматься, унося свет факела вместе с собой. Щенок волвер Уайс осталась сидеть у основания лестницы, пока он не скрылся из виду, а затем тенью последовала за ним вверх по ступенькам.

Канун осени

120-й день лета

В полной темноте, оставленной за собой Верховным Лордом, Джейм выпустила дыхание долгим вздохом.

— Верно.

— Ты так думаешь?

— На самом деле, нет.

Голос отвечал голосу в шуршащей пустоте. У кенцир было хорошее ночное зрение, но не при полном отсутствии света.

— Мне не привыкать к темноте, ты это знаешь, — сказала слепая матрона.

— А у меня очень хорошая зрительная память.

Кошачий визг, приглушённое проклятие.

— Ты что-то сказала, моя дорогая?

— Я извиняюсь перед Журом, за то, что отдавила ему лапу. Я также извиняюсь и перед вами леди, если была грубой. Но, в самом деле, в сторону секреты Женского Мира, почему хоть кто-нибудь не рассказал моему брату достаточно, чтобы он понял? Эта вторая потеря Эрулан сводит Бренвир с ума. Милосердные Трое, она, как и Кинци, твоя сестрица[8] в братстве сестёр, и шанир проклинающая[9]. Её проклятия убивают. Как ты думаешь, как долго она сможет их сдерживать?

— Бренвир сильная. Я её такой воспитала.

Это, должна была признать Джейм, было правдой. Большинство проклинающих умирало молодыми, или кончая самоубийством, или погибая, в виде самозащиты, он рук собственного рода. Бренвир верила, что она нечаянно убила свою собственную мать. Возможно, так оно и было. Только могучий самоконтроль позволил ей пережить мучительное детство и юность. Однако, Джейм случайно затянуло в образ души Бренвир, где так называемая Железная Матрона безостановочно кружила и ярилась:

— Эрулан, сестрица, ты дала мне силу, ты дала мне любовь, а потом умерла. А теперь я должна потерять и твоё знамя тоже? Он кинул мне тебя, прокляни его предки, как кость собаке! Оскорбление, позор…

— О да, она сильная, — сказал голос матроны из другой части зала. Она двигалась в свободе своей вечной ночи, шелест её платья растворялся в беспокойном шевелении знамён, волнуемых ветром, который шуршал под двумя дверями замка. Раньше Джейм могла отслеживать её перемещения через чувства Жура, но теперь барс, дуясь, удалился, чтобы понянчить свою повреждённую лапу.