Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Шарканье ног и кашель заставили её повернуться. Никто не желал встречаться с ней взглядом. Она осознала, что для других Норфов Серод едва существовал, за исключением Шиповник, которая сверлила закрытую дверь тяжёлыми, зелёными глазами; кем ещё мог быть для неё сын-бастард её бывшего лорда, кроме как врагом? Остальные стыдились того, что побоялись самостоятельно войти в покои Грешана, чтобы вернуть их своему нынешнему лордану. Призрак Грешана преследовал далеко не одного бедного Харна. Грубые стены Тентира могли не впускать внутрь многие опасности, но они всё ещё удерживали внутри свои секреты, а вместе с ними порчи и болезни, которые угрожали подточить сами кости училища.

Джейм встряхнулась. Хватит понапрасну биться головами об стены. Для одного дня этих ударов и так было вполне достаточно.

— Все на выход, — сказала она, швыряя рюкзак в угол и расстёгивая куртку. — Может, для вас ещё слишком рано, но мне просто необходимо немного сна двара и я собираюсь заполучить его, даже если это меня убьёт.

Они друг за другом вышли, за исключением необыкновенно тихой Руты, которая осталась в роли самоназначенной личной служанки, подбирая одежду Джейм, по мере того, как та раздевалась. Она была уже голой, когда увидела на подушке записку.

Помни про равноденствие, гласила она, и на этот раз с подписью: Индекс. Вероятно, какой-то кадет Яран проскользнул сюда, чтобы оставить её, как и первую записку, в обеденном зале.

Старый летописец подразумевал ещё один ритуал мерикитов, в котором Джейм, вероятно, полагалось принять участие в качестве Любимчика (Фаворита) Земляной Женщины, но о котором она совершенно ничего не знала. Кроме того, это будет только через полсезона.

— Да пошёл ты, — Пробурчала Джейм и бросилась на едва ли не слишком мягкий соломенный тюфяк в углу, только чтобы выругаться и смести прочь шипы роз, положенных с хорошими намерениями, но в неподходящем месте.

Комната погрузилась в тишину, за исключением приглушённого голоса училища, готовящегося к ночи. Снаружи подходили к концу длинные сумерки. Последним звуком, который услышала Джейм, прежде чем её поглотил сон, был стук запираемой Рутой двери.

Глава VIII

Разноцветное стекло

20-й день осени

I

Открытую дверь зала подпирал старый, двуглавый боевой топор, передняя кромка которого, всё ещё смертоносно острая, с завыванием рассекала ветер, который порывами устремлялся мимо, в возбуждённую темноту.

Две стекольные печи должны создавать приличную тягу, подумал Торисен, приостанавливаясь на пороге и ожидая, пока его глаза адаптируются. Следом за ним внутрь прошмыгнула Уайс, сжимающая в челюстях скользкий кусок заячьих потрохов, и поскакала вверх по северо-западной винтовой лестнице. За гранью прибоя полуденного света, разливавшегося по каменному полу, на стенах волновались посмертные знамёна. Среди них стояли фигуры, неподвижные, за исключением волнующейся одежды и глаз, которые поворачивались, чтобы искоса за ним наблюдать. Одна из них была нервирующее похожа на его сестру, но с очень неДжеймсовским выражением в глазах.

Губы Эрулан дрогнули, неслышные, но ясные в своей мольбе: О, пожалуйста, отправь меня домой

— Это и есть твой дом, кузина, — раздражённо ответил он ей, — и мой тоже, помоги мне предки.

Он ещё раз моргнул, и она снова стала просто тканью, запятнанной древней кровью.

Что же лучше, видеть эти призрачные фигуры или же нет? Так или иначе, они — и она — всё еще были здесь, всё еще ждали. Спустя столько времени ему уже следовало приучить себя к этому.

Так ты наконец готов смириться с моей дьявольски удачной сделкой? промурлыкал отцовский голос за запертой дверью в его образе души. Ты мог бы освободиться хотя бы от одного призрака и получить за это хорошую плату.

Он наконец привык к насмешкам, как приглушаются жалящие укусы кнута по плоти, когда та уже слишком онемела, чтобы чувствовать удары.

— Я устал, Отец, — пробормотал он, потирая глаза. — Оставь меня одного или, ещё лучше, скажи мне, как отделаться от тебя окончательно.

Я часть твоего узора, парень, моя смерть пересекает твою жизнь. Чтобы уничтожить меня, тебе нужно разорвать себя на кусочки, но у тебя же кишка тонка для такого, правда? Не то, что твоя сестра…

Он ошибался: это жалило.

— Ох, заткнись!

Взрыв хриплого смеха, выцветающий, ускользающий, под треск яростно стиснутой дверной ручки.

Насколько он силён, задумался Торисен. Насколько умел? Иронично, но до сих пор он достиг большего успеха в качестве Верховного Лорда, чем Лорда Норф.

Отправляясь сегодня рано утром на охоту, он проехал через погубленные поля, не видя там ничего, кроме сероватой грязи и сорняков. Они были счастливы, что успели вовремя закончить сенокос, да и то едва-едва. Пшеница, овёс, рожь, лён, всё пропало, вплоть до семян для будущих посевов, если бы они и были. Немного корнеплодов, ягоды, соленая рыба, лесные орехи, молоко, сыр и мясо, от разного домашнего скота — вот всё, что гарнизон умудрился запасти до прихода смертоносного пепельного ливня… Если на то пошло, всё лучше, чем ничего, но этого совершенно недостаточно.

— Должен ли я отправить всех своих людей в Котифир? — спросил он знамя Муллена. — В Южном Воинстве всегда есть еда. Но мои кендары просто в ужасе от того, что я могу забыть их имена, как я забыл твоё. Многие, как и ты, предпочли бы этому смерть, а тебя я, конечно, никогда не смогу забыть снова.

А отправиться на юг вместе с ними ему на этот раз тоже не удастся, не тогда, когда другие лорды зимуют в Заречье. Кто-нибудь непременно попытается захватить Готрегор. Какую бы антипатию он ни испытывал к этому месту, здесь была резиденция Верховного Лорда и символ его власти. Потеря замка вполне могла его прикончить.

Так-так, не так уж успешен и в роли Верховного Лорда, а? Где твои союзники? Ты уже готов приползти обратно к Ардету?

— Будь я проклят, если сделаю это, — сказал он громко, — или продам мою кузину, или возьму ещё одну неподходящую консортку, или выдам замуж свою сестру. И где же я окажусь в итоге?

В холодном зале, окруженный умирающими от голода людьми. О, попробуй это — горький осадок власти. Как часто он был на моём языке во время долгих лет изгнания, и всё же эта чаша никогда не иссякала.

Торисен утомлённо последовал за Уайс вверх по лестнице, поскрипывая кожей своего охотничьего костюма.

Второй этаж старого замка встретил его волной тепла. Такой же безоконный, как и первый, когда-то он служил залом суда. Теперь его освещали алеющие контуры дверей в северо-восточной и южно-восточной угловых башенках, за которыми безостановочно ревело пламя, разогревая стекольные печи этажом выше. Из темноты выпирали груды каменного угля. Давным-давно, Норфы обнаружили в горах над Готрегором богатейшую жилу битума, которой хватило, чтобы согреть множество морозных ночей. Гарнизон уже вовсю готовился к зиме и немножко угля из каждой партии оседало здесь. Тори и не подумал распорядиться об этом, но многочисленные друзья Марка решили, что так будет правильно, подобно тому, как они поочерёдно поддерживали огонь в топках в своё редкое свободное время. Весь этот проект превратился в общественное дело, но только с одним, всё более и более опытным (путём проб и, порой гибельных, ошибок) стекольных дел мастером.

Торисен взобрался в палаты Верховного Совета и замер на верхней ступеньке, разглядывая происходящие.

В дальнем конце комнаты, под арочным проёмом, на месте которого раньше была громадная, витражная карта Ратиллиена, Уайс, казалось, сцепилась в схватке с монстром. По крайней мере, её сгорбленный противник был кем-то громадным, одетым в пёструю мозаику из старой рисарской брони и шкур животных, с круглыми, сверкающими глазами и лапами вместо рук. Щенок волвер с рычанием носилась перед ним взад и вперёд. Они играли в перетягивание каната, в качестве которого выступал кусок очищенных кишок. Странная фигура отпустила свой конец и встала, стаскивая с себя сначала защитные перчатки, а затем кожаный капюшон с закопчённым стеклом на месте глаз. Под ним, пот толстым слоем покрывал всё убывающие, красноватые волосы на черепе Марка, и превращал бороду большого кендара в перепачканную крысу. Прежде чем он додумался до подобного приспособления, он умудрился начисто спалить себе брови, что придавало его лицу выражение постоянного изумления. Края его бороды тоже сморщились от жара, как и волосы вокруг опалённых губ.

31
{"b":"279151","o":1}