Чулан уединения, где она провела так много времени из тех двух лет, что прожила в гостинице «Три капитана». Когда три девочки внезапно оказались вместе в одной большой комнате в гостинице, Лолли превратила хозяйственную кладовку на втором этаже в Чулан уединения и повесила на дверь табличку, которую можно было поворачивать: «ЗАНЯТО» или «СВОБОДНО». Если одной из девочек требовалось немного пространства, место, где она могла побыть одна внутри кипящей жизнью гостиницы, она отправлялась в Чулан уединения.
Изабел глянула в круглое зеркало на стене. С удивлением отметила, что выглядит по-прежнему, хотя ее жизнь изменилась, – темно-русые мелированные волосы до плеч, длинные пряди лежат идеально, легкий макияж, слегка чересчур парадная, как обычно, одежда и высокие каблуки… Только вот ее красивые зеленоватые глаза… В них поселилась печаль. Но краснота почти прошла по сравнению с тем, когда Изабел посмотрела на себя в зеркало заднего вида, чтобы выйти из машины и подняться на крыльцо гостиницы.
Изабел собралась с духом и спустилась вниз. Теперь в гостиной сидели Джун и Кэт. Кэт держала крекер, а Джун – стакан чая с льдом и казалась глубоко погруженной в свои мысли.
– Значит, Эдвард не смог вырваться? – Кэт взяла еще крекер, явно чтобы занять себя.
Изабел заметила, что ее щеки покраснели, словно та поняла, что уже задавала этот вопрос десять минут назад.
Изабел хотела уже сказать, что он уехал по делам, но просто покачала головой и взяла кубик чеддера. Ее сестра в традиционной своей одежде – джинсы, белая блузка на пуговицах и винного цвета сабо от «Данско», брошка из кусочков головоломки, которую Чарли сделал единственным ее украшением, – сидела на диване. Она вытащила карандаш из свободного пучка волос на затылке и снова закрутила свои непослушные рыжевато-каштановые волосы в пучок.
– Привет, Джун, – слабо улыбнулась Изабел, не вполне уверенная, заметила ли ее сестра.
Джун поставила стакан и встала.
– Я даже не увидела тебя, прости. – Она неловко обняла Изабел, снова села на диван. – Эдвард на улице затеял с кем-то из гостей разговор о «Ред соке»? – поинтересовалась Джун.
– Он не смог приехать. – Изабел стиснула кубик сыра.
В открытых дверях гостиной появилась Лолли.
– Ужин готов.
«Спасена, – подумала Изабел. – Хотя бы на некоторое время».
– Ты так хорошо выглядишь, тетя Лолли, – проговорила Джун.
Действительно, хлопчатобумажную майку, юбку из марлевки и шлепанцы Лолли сменила на персикового цвета хлопковое платье и темно-серые туфли-балетки. Тронутые сединой светлые волосы вместо обычной длинной косы она уложила в аккуратный пучок на затылке. Еще подкрасила губы. Лолли никогда не красила губы.
– Вот это да! В честь чего? – спросила Кэт, пока они шли следом за Лолли по коридору в большую, деревенского типа кухню, где Лолли, отказавшаяся от непрерывных предложений помощи, полностью накрыла стол – овощной салат, паста «примавера» в соусе песто, тарелка сыра, красивая круглая буханка португальского хлеба, белое вино и букет полевых цветов, которые привезла Изабел.
– Ой, я забыла пармезан, – всплеснула руками Лолли.
Она словно не обратила внимания на вопрос дочери. Затем вспомнила про заправку. И сливочное масло. Она садилась и вставала раз десять.
О чем же это важное объявление? – размышляла Кэт. О чем-то, что явно заставляло Лолли нервничать. И о чем-то, что не предназначено для детских ушей.
Когда все уселись за прямоугольный фермерский стол, расправив на коленях салфетки, и по кругу пошла миска с фарфалле, Кэт, Джун и Изабел минут пять сидели, вопросительно переглядываясь и пожимая плечами. Наконец Кэт не выдержала:
– Ну, мам, о чем ты хочешь объявить?
– Давайте сначала поедим, – предложила Лолли, затем глотнула вина.
Изабел взглянула на тетку. Тарелка Лолли была пуста. Она всегда ждала, пока все наполнят тарелки, прежде чем положить себе. Но даже когда тарелки наполнились, Лолли взяла только кусочек хлеба и налила четверть бокала вина.
Ужин стал повторением сидения в гостиной. Обычно можно было рассчитывать, что Лолли заполнит паузы, расскажет пару скучных историй о городском референдуме или о ком-то из бывших постояльцев, но она сидела молча. Джун гоняла по тарелке политые песто фарфалле. Кэт украдкой бросала на мать встревоженные взгляды. А Изабел старалась не пустить в сознание образ Эдварда. Но здесь, в гостинице, где он был такой существенной частью ее жизни, только о нем она и думала.
– И как там Эдвард? – спросила Джун, отпивая вина.
– Отлично, – ответила Изабел, накалывая помидорку-черри.
«Интересно, – усмехнулась про себя Изабел, – удивится ли кто-нибудь, если я встану и скажу: „Знаете что? Ничего не отлично. У него роман, я застала его с поличным и понятия не имею, как жить дальше. Я понятия не имею, кто я без Эдварда, в точности как ты, Джун, сказала“».
Никто из сидящих за этим столом Эдварда особо не жаловал. Когда-то, конечно, было не так. Но Изабел, похоже, единственная не заметила, как сильно он изменился. Или это она изменилась?..
Никто не донимал Лолли вопросами о заявлении. С возрастом они привыкли, что когда Лолли, самый скрытный на свете человек, готова будет что-то сказать, она скажет. Когда вилки наконец улеглись на тарелках – на самом деле всего через десять минут, потому что все ели мало, – Лолли встала, явно взволнованная, затем опять села.
– Мама? – подала голос Кэт – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Нет, – ответила Лолли, глядя в свою тарелку Она на мгновение закрыла глаза, открыла их, обвела взглядом присутствующих. – Мне нужно кое-что сказать. Это трудные слова. Несколько дней назад я… узнала, что у меня рак поджелудочной железы.
– Что? Что? – Кэт вскочила, опрокинув свой бокал.
Лолли подняла бокал, затем накрыла рукой руку Кэт.
– Я знаю, это потрясение, и это трудно слушать. – Она сделала глубокий вдох. – И выглядит не слишком приятно.
У Изабел до горечи пересохло в горле, в глазах остро защипало от вернувшихся слез. «Этого не может быть», – мелькнула мысль.
– Разумеется, я собираюсь лечиться, хотя дело зашло далеко. Химиотерапия сможет справиться с симптомами, замедлить развитие, но… – Она посмотрела на Кэт, потом на Изабел и Джун. – Эти негодяи умудрились дотянуть до четвертой стадии, пока поставили диагноз. Пятой стадии не существует.
Изабел почувствовала, как в желудке расползается пустота. Ей хотелось встать, подойти к Лолли, Кэт, которая закрыла лицо руками. Но Лолли поднялась, сообщила, что сейчас вернется, и ушла в дальнюю часть кухни.
– Этого не может быть, – прошептала Изабел, обращаясь к Кэт и Джун, которые обе сидели с ошеломленным видом, бледные.
Лолли вернулась с немецким шоколадным тортом с инициалами и поставила его в центре стола.
– Я еще раньше увидела торт на кухне, когда он остывал. Стояла, глядя на него, и расплакалась. А вы знаете, плачу я редко. Я еще раз поняла, что правильно сделала, попросив вас приехать сегодня. Не хотела сообщать вам двоим по телефону, – сказала она племянницам. – А тебе, Кэт, не хотела говорить одной. Мы много лет не собирались вместе. По-настоящему мы никогда и не были единым целым, верно?
«Вместе».
Изабел салфеткой промокнула глаза. Посмотрела на тетку. Ей всего пятьдесят два года, она кажется сильной, как всегда. Голубые глаза искрятся, щеки розовые. Выглядит абсолютно здоровой.
Изабел и Джун забросали Лолли вопросами, но она выставила вперед ладони, и сестры замолчали.
– Изабел и Джун, – начала Лолли, нарезая торт, – не могли бы вы обе ненадолго здесь остаться, хотя бы на выходные или на неделю? В понедельник у меня начинается химиотерапия, и мне понадобится помощь. Все места в гостинице давно забронированы на уик-энд Дня труда и на большую часть осени.
– Я могу остаться на неделю и дольше, если вы захотите, – сказала Изабел. Девушки удивленно уставились на нее. Джун метнула на сестру такой же недоверчивый взгляд, что и Кэт, потом повернулась к Лолли.
