Напившись до легкой одури, слингер умылся и вымыл шею, потом выбрился приятно нагретым лезвием верховной жрицы. Вода журчала внутри Пепла с тем же звуком, с каким пропадала в сливном отверстии. Сквозь щели в полу нетрудно было разглядеть, что сливная дыра ведет прямо в землю, а сам насос питается из толстой медной трубы. «Неплохо», — подумал слингер. Теперь он мог идти вдоль трубы до самых гор, не опасаясь умереть от жажды.

Еще одна мысль навестила Пепла. Он уселся на корточки и внимательно изучил половицы. Между старых досок здесь и там застряло несколько мелких предметов и кусочков разноцветных металлов. Осторожно ковыряя дерево бритвой, стрелок освободил каждый, подул на него и аккуратно выложил перед собой. Потом снова принялся смотреть между половицами. В итоге он собрал целую коллекцию, в несколько рядов: старые капсюли, свинцовые дробинки, пару стреляных медных гильз. Пепел вынул Кочергу, вынул порох, уселся на дощатый пол и принялся снаряжать гнезда револьвера. Спустя минут двадцать в распоряжении Пепла было три выстрела: два вероятных и один теоретически возможный. На территории Колорадо слингер отныне считался преступником. «А преступники, — рассуждал он, — должны быть хоть как-то вооружены».

Он потрогал лезвие Игуаны. Оно до сих пор не остыло. Пепел собрался было осмотреть его поближе, пытаясь разгадать секрет подогрева, но шорох под стеной отвлек его.

Шумели снаружи. Слингер поднялся на ноги. Стараясь переступать коваными башмаками как можно бесшумней, Пепел подобрался к дверной щели. Потом выглянул за дверь. Кочергу он давно уже держал на взводе.

Около хижины возился увесистый рыжий кролик. Он лакал воду из натекшего ручья, дергая пятнистыми ушами и вскидывая к небу пушистый хвост. Пепел ухмыльнулся, осторожно взвел курок, приподнял локоть…

ПАФ-Ф-Ф-ф-ф-ф!

…И голова кролика стала облаком кровавого тумана. Зверек пулей пробил заросли и пропал, оставив на траве след из рыжего пуха.

«Это не Кочерга», — подумал стрелок. Он сделал шаг назад, отступив в самую черную тень, которую можно было найти в недрах сарая.

Та проклятая машина снилась потом Джошу годы и годы. Именно такой звук издавали ее лезвия: вумп-вумп. Когда Джошуа сбежал из дома и скитался по Арканзасу с бродячим цирком, он часто представлял себе, что безумная машина катится вслед за их караваном, и всякий раз отстает лишь ненамного, и перемалывает всё живое, что остается за горизонтом, не оставляя ничего на своем пути.

Трикси заставила Джоша сменить имя, чтобы сбить «дух машины» с его следа. Она пробовала много разных методов: Трикс была начинающей ведьмой, и он надолго стал ее единственным подопытным. В конце, избавившись от него, Трикси снова изменила его имя. Триксепочтекайотль не была суеверной, но всегда честно придерживалась той ахинеи, которой забивала себе голову.

А Пеплу всё равно иногда снилась эта чертова машина. А потом начинал мерещиться за спиной этот звук. Вумп-вумп.

Он содрогнулся пришел в сознание и насторожился.

Двое протиснулись в дырявую хижину по очереди — кто-то большой, за ним маленький. Большой выругался по-испански шепотом и чиркнул было зажигалкой, но Пепел зажег спичку на миг раньше — паф-ф!

— Надо же, — сказал он, прикуривая. — Какая любопытная дружба.

Конечно это были Пако и Ревущий Буйвол. Стрелок не без удовольствия отметил, что парочка замерла от неожиданности. Потом торговец ухмыльнулся, а индеец немедленно отвесил ему затрещину.

— Я сержусь на тебя, помощник, — произнес он металлическим голосом. — Ты потерял хороший ошейник. Убил опять недостойно, охотиться не умеешь. Запомни: настоящий охотник всегда сражается со зверем наравне.

— Как я тебе сражусь с ним наравне? — устало спросил Пако. — Это ж кролик, мадре.

«Ошейника на нем и впрямь нет», — подумал слингер. На шее торговца остался только запекшийся натертый след.

Зато армейская винтовка по-прежнему болталась у мексиканца на загривке, и телескоп ее по-прежнему был цел, а из змеиного сапога Пако торчал огромный нож-мачете с рубиновой рукоятью. При этом индеец не только оставался жив, но даже, вроде бы, командовал. Всё это как-то не клеилось.

Пепел выпустил дым. Он сказал:

— Это верно, у твоей винтовки узнаваемый голос. Будь я стариной Уилсоном, я бы…

— Старина Уилсон мёртв, — ответил Пако, не оборачиваясь. Он хрипло добавил: — То есть, жив, это самое. Пить, короче. Где моя колада морада?

И торговец наклонился к насосу.

— Мертв, но жив, — сказал Пепел и нахмурился.

Хруп!

Торговец нажал на рукоять. Пока он лакал воду, стрелок пялился на кольцо в носу Буйвола. «Крови один раз нюхнув, индеец хочет еще», — подумал он. У ацтеков, как и у майя, человеческая кровь считалась чем-то вроде наркотика либо запретного деликатеса. И никакого каннибализма, просто каплю-другую чужой крови в нос или в рот, в почитание древней традиции. Казалось бы, эти кровососы постоянно должны заражаться и болеть — но нет. За годы употребления сырой крови у индейцев выработалась феноменальная сопротивляемость. Сколько Фриско знал Трикси, она не болела ни разу, только отравилась однажды после укуса змеи.

Сколько Фриско знал Трикси, она постоянно добывала из него кровь.

— Помощник, — сказал Буйвол. — Объясни моему второму помощнику, что он должен делать. Я скоро вернусь и буду учить тебя и его. Потом я буду еще приказывать.

Пако уже держал для него дверь.

— Вон оно что, — сказал Пепел, глядя в спину удаляющемуся индейцу. — Значит, мистер Кайнс тоже? Мёртвый, но живой?

Торговец скривился и отрицательно помотал головой.

Между лопаток индейца тянулся плетеный ремень, а на нем болталось то самое ружье. Причудливая морская раковина, служившая ему затвором, самую малость горела и пульсировала во тьме, не оставляя сомнений в дьявольской природе оружия. Пучок облезлых перьев, закрепленный на костяном стволе ружья, болтался между ягодиц Буйвола будто птичий хвост.

— Его сестра выгнала из племени, — объяснил мексиканец, едва Буйвол удалился.

— Кого? Какого племени? — не понял слингер.

— Мотеро нашего, кого. Из ацтеков, из какого, мадре.

— Как это — «выгнала», что за бред? — Пепел нахмурился, припоминая слова шерифа. — Она сказала полиции, что никогда его не видела. Это не значит «выгнала». Она хотела его прикрыть.

— Ну выгнала же, слингер. — Торговец скорчился в ухмылке и потер руки. — Выгнала. Ты ж сам говорил, они всё в переносном. Не понимают ничего. А она говорит «я его не знаю». Ну и мотеро наш…

Вумп-вумп.

Мексиканец покосился вверх.

— Ты это тоже слышишь? — спросил Пепел. — Что это?

— Это люди, — Пако то ли скривился, то ли прищурился.

— Какие люди? — не понял слингер.

— Плохие, — ответил торговец, и отвел глаза.

Пепел затянулся в последний раз и потушил окурок.

— Я думал, это мы плохие, — сказал он.

— Колдунья твоя за нами охотится, — сообщил ему Пако.

— Какая еще колдунья? — спросил слингер.

Он покосился на торговца, но тот хранил невозмутимый вид. «Откуда он знает?» — подумал стрелок.

— Игуана твоя, какая, — сказал Пако. — Она, колдунья, прогнала его и гадов напустила. А красный расстроился. Давай, говорит, шерифа того. Ну как отказать было парню, а? Так он уходит, и ружье приносит. И что мне с ним делать, а?

— Она его не прогоняла, — сказал Пепел. — И колдовства не бывает. Это всё механика. Цирковые фокусы. А Игуана, кстати, наверняка в Вегасе будет…

— Змей в трубу кто наслал? — перебил его мексиканец. — Я малым пацаном, понял, на День мертвых шамана ихнего видел, так он тоже змеями повелевал. А потом сделал глиняного скелета… И в бубен бьет. Мигель спрятался, а шаман говорит — горячо, холодно. Я на горячо пошел, а там он и сидит. Ну? Не бывает, говоришь?

— Ацтекского шамана? Я, честно говоря, был помолвлен с такой, с «колдуньей»…