С каждым вопросом старый Джонни дергал его за руку, и Джош спотыкался, ругаясь под нос и до боли стискивая зубы. В ту ночь он ненавидел старика так, как никогда раньше.

— Я покажу тебе, — говорил тот, шаркая в траве размашистой хмельной походкой. — Вот я тебе покажу. Сейчас увидишь. Кто ходит на юг, тот попадает в зубы…

Они двое пересекли железнодорожные пути, спустились по мягкой глинистой насыпи, и старый Джонни потащил сына дальше.

— Куда мы идем? — спросил тот. — Па. Это же пустошь. Я не хожу на юг. Туда нельзя.

— Увидишь, я тебе покажу, — отвечал старик монотонно.

Они шли по равнине, шли и шли. Джошуа снова подал голос:

— Наверно, даже здесь уже опасно.

Старик не ответил. Тем не менее, через минут пять он остановился как вкопанный.

— Теперь ждать, — сказал Джонни.

Он полез в брюки, достал махорку и бумагу, свернул самокрутку, облизнул ее, сунул в рот. Потом глянул на Джошуа и принялся совать самокрутку ему.

— Я не хочу курить, — сказал Джош, но самокрутку взял. Он спросил: — Зачем мы сюда пришли?

Старик Джонни качнулся на каблуках.

— А ты не слышишь?

Джошуа прислушался. Вумп-вумп-вумп-вумп… — далеко впереди, в южных землях, куда заходить было не положено, стрекотала какая-то машина.

— Если ты хочешь быть рейнджером, — сказал Джонни, навалившись ему на плечо. — Если ты хочешь жить в прерии, ты должен знать прерию. И ты должен знать машины.

— Я знаю машины, — отозвался Джош. Он затянулся самокруткой и закашлялся.

— Тогда чего спрашиваешь?

— Это Хреновина. Полицейский попрыгунчик. Тоже мне, — сказал Джошуа, вытирая слёзы.

Джонни отобрал у него самокрутку и затянулся сам, из второй руки.

— Ты слышишь не то, — сказал он. Голос его звучал по-другому, и Джош насторожился.

— Еще что-то урчит, будто из-под земли, — сказал он, разглядывая щебень под ногами.

— Ты голову подыми — и увидишь, — ответил старый Джонни.

Джошуа послушал его — и увидел. И много еще потом видел, каждый раз перед бурей, в сезон ночных кошмаров.

Вумп-вумп-вумп-вумп…

Из темноты на них двигалась стена лезвий. Частично освещенная прожекторами, стена тянулась влево и вправо футов на десять, а дальше пропадала в темноте.

Часть лезвий ходила по раме вверх и вниз, часть перемещалась по сложным траекториям. Здесь и там в стене вращался буровой механизм, нередко длиной в человеческий рост.

Вумп-вумп-вумп-вумп… — с этим звуком машина ползла на них. С этим звуком рассекали воздух ее многочисленные лезвия. Джошуа рванулся было назад, но рука Джонни остановила его. Пальцы старика впились в плечо Джоша с такой силой, что он едва не вскрикнул от боли.

— Это обычная лесопилка, — проговорил Джонни сквозь стиснутые зубы. — Пилорама Джейка, сошла с ума, за пять лет как ты родился.

— Отпусти, — крикнул Джошуа, но отец держал его перед собой на вытянутых руках, заслоняясь телом сына от двигавшихся навстречу шипов и лезвий.

— Ты хотел знать прерию? — каркнул он в ответ. — Рейнджер ОБЯЗАН знать прерию, так что раскрой глаза и учись…

— ОТПУСТИ, су… ка! — крикнул Джош и попытался ударить старика в живот, замахнувшись свободной рукой. Тот ловко увернулся, приложил сына под дых коленом, и Джошуа захлебнулся, не в силах ни бороться, ни сбежать. Черная громадина, полная подвижных лезвий и коловоротов, была уже совсем рядом, и двигалась им навстречу с пугающей скоростью.

— Как с отцом разговариваешь! — Джонни отпустил его, но тут же отвесил ему затрещину. Он вытянул руку и потыкал пальцем в приближающуюся машину. — Вот сюда. Вот сюда тебя принесла твоя мать — вот кто сука!

Джош, не найдя слов, набрал в рот слюны и плюнул ему под ноги.

— Она принесла тебя сюда. — Джонни указал туда, куда упал плевок его сына. — И хотела закинуть тебя вон туда.

Его рука снова поднялась навстречу стене лезвий.

Вумп-вумп-вуммм-КЛАНГ!

Машина замерла в полуфуте от его пальцев. Лезвия, шипы и буровые свёрла еще немного повращались по инерции, да и остановились рядом с Джошем и его отцом. Сигнальные огни громадной лесопилки застыли прямо у них над головой.

— Почему она это сделала? — спросил Джошуа.

Джонни бросил на машину короткий взгляд и сказал, глядя перед собой:

— Контрзавод, — сказал он. — Сейчас наоборот мотать будет.

Кланг! Вумп-вумпвумпвумп…

Машина пришла в движение — теперь ее лезвия двигались в обратную сторону. В последний раз нерешительно качнувшись вперед, стена лезвий начала отдаляться…

— Я не об этом, — сказал Джош.

…И вскоре они с Джонни остались под звездным небосводом одни, и только стрекот далекого прыгунца нарушал тишину прерии.

— Хочешь быть рейнджером — учи машины, — ответил Джонни, покашливая в ладонь. Он вытащил из-за пазухи медную флягу.

— С чего мать хотела меня убить? — спросил Джош.

Старый Джонни, успевший приложиться к фляге, стремительно терял интерес к теме.

— А бес ее знает, сынок, — сказал он. — Ее послушать, так ты этот самый. Антихрист какой-то, или демон. Зачатый в пороке. Поганые католики.

Он сплюнул и переступил с ноги на ногу.

После второй ночи под открытым небом слингера вдруг навестило желание податься в Вегас. Не потому, что он когда-то банковал или работал в цирке, и не потому что был наемным стрелком. А только лишь потому, что Пепел был свободным человеком и в тот конкретный момент посмотрел на небо. Податься-то он мог куда угодно, — желательно, впрочем, туда, где не шлялись ацтеки, шериф, мистер Кайнс и вся его скачущая денверская рать. Подальше от солнечных равнин Колорадо и солнечных ружей непонятной конструкции. Проще всего для этого было перейти Скалистые и перебраться на запад. На западе он еще не бывал.

День выдался пасмурный. Облака свисали с неба тяжелыми клочьями, а под ними висела сонная полуденная жара. За добрую сотню миль стрелку не встретилось ни единого животного — лишь насекомые чирикали в шуршащей траве, и клочья паутины дрейфовали в воздухе. Свинцовое марево клубилось в небе. Солнце блестело сквозь него тусклой монетой, и в южной части небосвода колебался его зловещий изумрудный двойник.

Глядя в облачные дворцы над далекой горной цепью, стрелок подумал о Воронке Мохаве. Там была вечная ночь. Там брала свое начало Стеклянная стена, выходившая из-под земли восходящей изумрудной спиралью. Когда на эту спиралевидную башню падал лунный свет, то в черном небе над Воронкой обозначался мираж: призрачный город с мостами, башнями, куполами и колоннадами. Пепел видел его лишь однажды, и то на картинке в «Географическом». В статье под картинкой утверждалось, что этот город-призрак — не более чем диковинный каприз атмосферы, отражение какого-нибудь настоящего города, преломлявшееся в ледяных кристаллах над облаками. Слингер знал, что такое мираж и что такое атмосфера, но всё равно хотел бы спросить этого автора, после какой рюмки и в каком кабаке тому довелось услышать эту версию. Пил ли он с тем, кто бывал у Воронки, в черных песках, на поверхности?

Тут слингер припомнил, что Игуана тоже собиралась в Вегас.

Вумп-вумп… вумп-вумп…

Стрелок насторожился. На этот раз он был уверен, что услышал звук — но тот прервался раньше, чем Пепел успел обратить внимание.

«Как ивовым прутом кто-то машет», — подумал он, на всякий случай опустившись в траву. Вумп-вумп. Звук снова повторился, и звучал он либо с неба, либо из-под земли.

Что-то припекало у слингера на груди — что-то в кармане плаща. Стрелок сунул ладонь за пазуху и едва не порезался. Там лежала бритва Игуаны.

Всё это Пеплу очень не нравилось.

Древний сарай изнутри напоминал высохшую грудную клетку или перевернутый остов корабля, давно потерпевшего крушение. Свинцовый день проглядывал меж его выгнутых ребер и ложился на приподнятый дощатый пол широким веером. Внутри сарая было пусто, голо и пыльно, зато весьма прохладно, а из дыры в полу торчал водяной насос с механическим приводом. Насос был старый и ржавый, но рукоять его, пусть треснувшая вдоль, была недавно смазана и работала исправно. Вода из гнутой трубки полилась прохладная и чистая, разве что горькая от меди. «Не ключ, но хоть водопровод», — подумал стрелок. Другую воду в прерии пить не стоило. В том же «Географическом», где был напечатан город-призрак, писали, что Шум часто начинается именно с заразной воды, а вовсе не от песка.