Пробежав с недовыпрямленным корпусом метров пять, бугай врезается в дорогу. Земля ощутимо вздрагивает.

Уф.

– Вторая попытка, – объявляем мы, пока деваху не навестило сомнение.

Подходим, опускаемся на колено, закидываем руку себе на спину.

– Давай!

Она рвет за уздцы, бугай вскидывается и сноровисто ломится вперед. Но на этот раз мы подныриваем под его грудь и, поддерживая ее на спине, бежим вместе. Если сейчас остановимся, застокилограммовая туша нас просто задавит.

Сверху раздается заливистое ржание. Такого элемента в номере, видать, еще не было.

Пробегаем чуть более трети склона, далее делается совсем невмоготу. Хотя мы, можно сказать, ускользаем от туши, но поддерживать ее в вертикальном положении все-таки надо, поэтому как минимум половина веса остается на наших плечах.

Резко отрываясь, падаем влево. Бугай галопирует в одиночку еще метров пять.

Лежим на дороге, пока не подходит деваха.

– Гы-гы-гы, – говорит она, – здорово у вас получается на пару!

Поди разберись, насмешка или завуалированный комплимент?

Но вставать в любом случае надо.

Подковано-копытного на левом обрыве не видно. Наверно, отправился разносить новость. Никакой он не белый конь, типичный сивый мерин.

Минут через десять повторяем маневр. Осиливаем чуть менее еще одной трети.

Отдыхаем с четверть часа.

Последний рывок. Падаем уже на гребне.

Лежим минут двадцать. Прямо посреди развилки. Основная дорога, с деревянными домиками по обеим сторонам, уходит дальше, а влево от нее ответвляется совсем не короткий тупик, упирающийся в покосившиеся ворота, за которыми ржавеет сиротливыми кучками вся бывшая сельская механизация.

Но наверху становится полегче. И не только оттого что подъем кончился. Бугай немного приходит в себя, и при очередной постановке на дыбы ему удается, наконец, полностью выпрямиться. Его, конечно же, еще нещадно мотает из стороны в сторону и постоянно заносит, но он уже не валится фатально вперед. Полуобняв своего нового друга, он даже затягивает какую-то песнь с неразборчивыми словами и неуловимой мелодией, с лихвой компенсируя недостатки чувством и громкостью. Проще выражаясь, бодро орет нам в правое ухо.

До ворот добираемся меньше чем за час. Значит, описанная по пути кривая, не столь замысловата, как казалось в процессе.

Толкнув створки ногой, бугай едва не опрокидывается навзничь, но удерживается. Вернее, мы его удерживаем. Ворота со скрипом разъезжаются. Неподалеку от входа стоит приземистое бетонное сооружение, с кучами разноформатных железяк вокруг. Ведущая к нему дорожка усыпана угольной пылью.

При виде места своей деятельности бугай наполняется гордостью.

– Сам, – отчетливо выговаривает он и отодвигает нас в сторону.

Зафиксировав направление, бежит к кузнице. И можно сказать, добегает. Потому что падает уже на пороге, головой в распахнувшуюся дверь.

Молотобоец на работу пришел.

Выходим за ворота и опускаемся на железную скамеечку, наваливаясь спиной на забор, к которому она приварена.

– Ну, чо, – подмигивает нам деваха, – пойдем?

– Не, – отвечаем, – сидеть будем.

– Ладно, – соглашается она, – тогда за семками схожу, а то так сидеть скушно.

И вразвалку удаляется.

Звучат колокольчики навигатора.

ЛИЧНОСТЬ

            СПОСОБНОСТИ:

            1. Сила 3

            ЗДОРОВЬЕ:

            56 хитов

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 2.333(3).

Ситуационное соответствие: 0.777(7)

Тычем пальцем в перо.

Да, желаем перестраховаться.

Потом касаемся ландшафтного символа.

Появляется карта, озаглавленная «Поселок». Про Надоль ни слова. Местный, что ли, топоним? Или картографирование велось с упором на родовую сущность, а не на видовые различия?

Направление на загадочный терминал указано строго на север, а единственная тут дорога ведет на восток.

Если сориентироваться на местности, первый располагается где-то у нас за спиной, а вторая уходит влево.

Однако ежели мы желаем, чтобы вернувшаяся с «семками» деваха нас не застала, пора уж решить, куда двигать.

Или просто двигать.

Отрываемся от скамейки. На кладбище металлолома не хочется, назад к развилке тоже не тянет. Следуем вдоль забора влево. Направление на терминал не смещается. Значит, он не за оградой, а много дальше. 

Тропа вьется между беспорядочно разбросанными строениями. В каком-то смысле, это тоже улица – дома к нам повернуты не задом – только очень извилистая. Кое-где она сужается до предела, изредка же, наоборот, раскидывается целыми полянами, большую часть которых занимают обычно болотца с камышами и громкоголосыми кваками.

Людей не видно даже на огородах. Наконец, на глаза попадается копающаяся в палисаднике перед покосившейся избенкой старуха.

– Бог в помощь! – вспоминаем мы принятое приветствие.

Она медленно распрямляется, держась за поясницу, смотрит, потом отвечает:

– Ступай, солдатик, ничего у меня нет.

Ладно, ступаем.

На взгорке дорожка заворачивает влево и ныряет вниз, описывая загибающуюся уже вправо дугу. В нижней части петли у раскрытых дверей бревенчатого сарая с высокой крышей стоит старик. Дождавшись, когда мы приблизимся, спрашивает:

– Молочка хочешь?

Вслушиваемся в себя.

– Да вроде нет.

– А чего ж, вина, что ли?

– Тоже обойдусь.

Старик выпячивает нижнюю губу и отворачивает голову.

– С тобой каши не сваришь.

– Какой еще каши?

– Пшенной. На молоке.

– А в чем проблема-то?

– Да корова который уж день горькое молоко дает. Вот и сейчас все нету и нету. Видать, полынь свою где-то жрет. Пошукал бы ты ее, а?

Старик смотрит на нас с надеждой.

В нашем деле от предложенных заданий не отказываются.

– Как выглядит? – интересуемся деловито.

Он задумывается.

– Ну, как называется, так и выглядит. Рога, копыта, хвост – с кем тут перепутаешь? Да и ума у ней не больно много, чтоб кого другого из себя строить…

– Окрас-то какой? – обрываем мы, похоже, развеселившегося старика.

Он опять задумывается.

– Ну, мы ее буренкой кличем.

Так, значит, цвет бурый. Ближе к коричневому.

– С какой стороны начинать поиски?

– Обычно она у речки пасется. Но сейчас там нету, я с огорода выглядывал. Может, дальше по берегу ушла.

Он кивает за спину и влево. Для нас это вниз и по ходу.

Для начала идем вниз. По узенькой тропинке вдоль загородки из жердей. Прямо по отчетливо выраженным следам от раздвоенных копыт. У черта, кажется, точно такие же. Рога и хвост тоже есть. Но в отличие от коровы, он способен менять облик. И вряд ли станет расхаживать по окрестностям в своем природном виде.

С угла огорода открывается обзор на широкую речную пойму. Слева далеко просматривающийся луг. Никого на нем не пасется. Справа вдоль берега густые заросли того же ивняка. По кромке вьется тропинка.

Двигаем по ней, высматривая следы. Следов на влажной земле много, и не только от раздвоенных копыт. Здесь же пробегало босоногое детство, кто-то что-то тащил волоком, да и сивый мерин не забыл оставить глубокие отпечатки своих подков. Метров через триста прибрежные заросли заканчиваются, и дальше снова тянутся заливные луга. На которых опять же никого не пасется.

Все ясно, рогатая скотина укрылась на поросшем ивняком мыске.

Надо прочесывать. Хорошо бы цепью, тогда бы точно не ускользнула. Но у нас есть сопутствующий ориентир – полынь. Запах должен быть соответственно горьким. Как у тубероз или абсента. Жаль, мы знакомы с ними лишь понаслышке.

Углубляемся в заросли. За час исхаживаем их и вдоль, и поперек. Шарим по кустам, высматривая коричневое и вынюхивая горькое. Где-то впереди все время что-то противно звякает. Черт нас что ли по чащобе водит?