Пока Вен разговаривал с побратимом, воины в плотную приблизились к стенам заставы. Они побросали тела, рванулись к вратам, но путь им преградили четверо дадгов. На фоне здоровенных воинов клана эти четверо казались просто коротышками с кухонными ножами. Один из тройки, раскручивая топор, зарычал, словно медведь ринулся на наглецов, осмелившихся выступить против них.

Двое других дружинников, опершись на свои огромные секиры, стали наблюдать, чем закончится поединок великана с карликами.

Вид приближающегося двухметрового гиганта в окровавленных доспехах испытание не для слабонервных, но четверка дадгов даже не шелохнулась.

То, что произошло дальше навсегда останется в памяти участников этого похода на всю жизнь. Начало атаки дадга никто не успел заметить. Вот они стояли у самых ворот и вдруг исчезли. Расплывчатым пятном дадги обогнули воина и вновь материализовались перед строем дружины. Они стояли и смотрели на руцев серыми, лишенными зрачков, глазами, от этого взгляда веяло холодом и смертью. Тем временем воин руцев пошатнулся, и с его широких плеч на землю упала голова, тело поверженного качнулось, а затем рухнуло.

Над лагерем повисла тишина. Никто не ожидал, что с воином, наводившего ужас на врага, можно разделаться так быстро и легко.

Дадги не дали противнику отойти от шока, сорвались с места и бросились на воинов клана. Они двигались столь стремительно, что глаз улавливал лишь размытые серые тени. Стоявшие первыми два великана не успели даже поднять оружие, были разрублены на части. Одержимые серой нитью дадги, ворвались в ряды дружинников, превращали людей в куски окровавленного мяса. Ничто не могло их остановить. Тела, пробитые десятками стрел с торчащими обломками копий, делали тварей еще страшней, лишая воинов веры, что этих монстров можно убить.

Одна из тварей успела порубить с десяток воинов клана прежде, чем ей дорогу преградил Вен. Увидев в его руках шест, подаренный Еруном, дадг, словно гигантская кошка, изогнулся и зашипел на Вена:

– Уйди, человек, и я тебя не трону.

– Не для того я сюда пришел, чтобы падаль отпускать, – крутя шест, ответил сотник.

В этот момент несколько дружинников решили воспользоваться замешательством дадга. Они ударили копьями, надеясь свалить не уязвимую тварь, но монстр устоял, с легкостью перерубив древки копий. Ещё через мгновение по земле покатились головы смельчаков.

– Никому не приближаться, – заорал Вен. Он понял, что одержимый по каким-то причинам не может убежать или увернуться от схватки. – Это мой бой.

Огел почувствовал, как на груди стал нагреваться амулет, будто это было не дерево, а кусок раскаленного металла. Северянин решил, что ему показалось и не обратил на это внимание, занялся насущными делами. Дружину изрядно потрепали в бою, поэтому отвлекаться на всякие мелочи времени не было. Но спустя некоторое время амулет отца нагрелся до такой степени, что стал причинять боль. Дадги после очередной атаки отступили. Огел решил снять раскаленную реликвию и достал из под доспехов амулет. Неожиданно деревянный клин вывалился из мешочка прямо на ладонь, и сразу началось превращение. Через пару мгновений его руку покрывала броня из коры. Едва превращение закончилось, за спиной северянина раздались крики. Огел оглянулся и увидел, как стоящий в нескольких шагах дружинник начал заваливаться на бок, его рука была перерублена почти полностью, держалась только на коже и сухожилиях. Тот, кто это сделал, появился в следующий миг. Его мутные, затянутые серой дымкой, глаза ничего не выражали. Огел вспомнил, что уже однажды встречал такой взгляд, полный ненависти ко всему живому.

Нежить нанесла удар, но как и на суде, деревянная броня выдержала. Тварь отскочила, визжа и тряся руку, от которой шел зловонный дымок.

Надмир вошел в лагерь с отрядом, который пробирался с южной стороны. Местность там оказалось болотистая, что и послужила причиной их задержки. Отряд прибыл к концу сражения. Ещё на подходе к месту обитания дадгов юноша почувствовал присутствие сил, чуждых этому миру. Голову словно обручем сдавило, когда он попытался взглянуть на это с помощью дара. Не было в кратком миге виденья привычных для него золотистых и черных линий, что-то другое, липко и отвратное коснулось его сознания прежде, чем боль заставила вернуться из-за пределья. Чем ближе подходили они к лагерю, тем ярче становились знаки присутствия чуждой, мертвой сущности, пробравшейся в их мир. Её тошнотворный вкус просачивался в его сознание, заставлял терять связь с окружающим миром.

Боль в руке отрезвила разум, пелена наваждения спала, и Надмир с удивлением увидел, он сам себе впился зубами в ладонь. « Ну, слава богу, очухался», – раздался голос в голове.

– Что с мой? – беспокойно спросил Надмир.

«А фик его знает, ты отгородился от всего, не достучаться, не докричаться, хорошо у тебя есть я, – с гордостью произнес Алекс, – а то бы ты точно сейчас дергался на земле.

« Ладно, у меня виденья, а тебя чего трясет»? – спросил Надмир, чувствуя напряжение своего второго я.

«Мондраж перед дракой, со мной всегда так. Не дрейфь, прорвемся», – успокоил голос.

Короткий разговор с самим собой окончательно привел Надмира в чувства. Запах и вкус чужой силы не ушли, наоборот, становились все ощутимей, но они уже не мешали, он просто отодвинул их на задний план и теперь шел на них, как собака по следу.

Наконец отряд вошел в лагерь дадгов, бой уже практически закончился. Всюду лежали убитые, царил разгром. Возле раненых суетились лекари, стараясь облегчить страдания воинов. Только в одном месте ещё чувствовалось напряжение, словно бой был в самом разгаре, хоть и не слышался звон стали.

Сильный приступ тошноты обрушился на юношу, когда он подошел к толпившимся на площади перед воротами заставы дружинникам. Надмир незаметно для себя впал в транс, и теперь мир для него состоял из сплетения золотистых и черных нитей.

«Небоись, я тут за всем присмотрю», – напутствовал его Алекс прежде, чем Надмир переступил черту запределья.

Находясь за чертой, юный хранитель направил взгляд на ворота и увидел, как в проеме показались четыре фигуры. Их силуэты были похожие на людей, но в них угасли сверкающие нити, и только в тухнущих отблесках былой жизни поселилась нежить.

Пока юноша рассматривал вышедших из ворот, твари сорвались со своих мест и, разделившись, принялись уничтожать попадавшихся на их пути воинов клана.

Один из монстров выбрал сторону Надмира, стремительно приближался к юноше.

Тварь остановилась на миг, а затем прыгнула на оказавшегося рядом воина. Ещё в полете нежить одним ударом оторвал ему голову. Она застыла над бездыханным телом, и Надмир, все ещё находясь в трансе, увидел то, что было недоступно другим. Золотистые нити жизни потянулись к монстру, превращаясь из золотистого в грязно-серый.

Тварь почувствовала, что за ней наблюдают, повернула голову в сторону юного хранителя.

Вопль внутреннего голоса заставил сознание выйти из транса. Надмир увидел перед собой дадга. Многочисленные порезы и глубокие раны покрывали тело, но это абсолютно не беспокоило его. Одержимый посмотрел в глаза юноши и оскалился. Быстрым движением хищника он поднял валявшиеся перед ним тело. Тварь откусила кусок мяса, свисавшего с перерубленной шеи, принялась жевать, не отводя взора. Кровая слюна вытекла из аскалющегося рта и, скатившись по подбородку, повисла. Вытянувшись от собственной тяжести, она никак не могла оторваться.

Надмир застонал от натуги, силясь отогнать морок, посылаемый на него нежитью.

«Чего ты здесь делаешь»? – закричал на него Алекс, – «я же говорил, что справлюсь. Возвращайся в запределье, там от тебя больше толку».

Переступив черту, юноша физически почувствовал, как перед ним треснул воздух, буд-то стекло. Морок слетел.

Аруш достал из-за пазухи мешочек, с растертой в пыль корой святого дерева.

– Что же, пора приступить к делу, – прошептал мечник, развязывая мешочек.

Браслет на запястье чувствительно покалывал кожу, предупреждая о приближении серого раба. Аруш плюнул на ладонь, растер слюну, затем, сыпанул немного порошка из мешочка, растер между ладонями.