Это выматывало, опустошало юного хранителя. Силы, растраченные днем, не успевали восстанавливаться за ночь. Не помогало даже стремление матери получше накормить своё чадо. Каждое утро Надмир открывал глаза, все его естество молило о пощаде или хотя бы о передышке. Он чувствовал – ещё немного и ему не выдержать.

Этот день выдался особенно тяжелым. Отец поднял его, когда звезды во всю горели на небе, и ещё не собирались уступать своё место утреней заре. Вен поставил на ноги, никак не желающего просыпаться Надмира, и несколько раз встряхнул его. Добившись своего, бывший сотник повел недовольно сопящего отпрыска в дальний угол двора, который был огражден забором вот уже несколько дней.

– Время разминок закончилось, пора тебе почувствовать, что такое боль, – убирая ограждение, произнес сотник. – Это конечно не то, что приходиться терпеть решившим посветить себя ратному делу, но синяков прибавит точно.

Когда забор был убран, Надмир увидел перед собой толстый столб, из которого во все стороны торчали палки. Предчувствуя недоброе, у юноши на душе заскребли кошки.

– Знакомься, – отец хлопнул по столбу, – это Кошмар. Он научит тебя двигаться быстрей. Многие после занятий с ним смогли, вырастить «глаза на затылке». Вставать теперь тебе придется пораньше, поэтому я дал ему ещё одно прозвище – Ночной. Так что сын у тебя теперь есть свой, собственный ночной кошмар.

– Я для начала оставлю всего пару деревяшек и щит, – продолжал Вен знакомить сына с новым орудием пыток. – Каждые пять дней буду добавлять новые. Ещё через десять дней, поменяю одну деревяшку, на настоящие лезвие. Так что советую не лениться, если не хочешь стать калекой. Вот эти красные круги – уязвимые места у человека в броне, – прохаживаясь вокруг деревянного монстра, давал пояснения сотник, – кстати, только удар в эти точки может остановить «кошмар».

– Смотри, как это делается, – произнес он и взял шест.

Вен подошел к устройству, повернул рычаг, который находился в самом низу столба. Механизм ожил, стал крутиться, размахивать висевшим на нем оружием. Легко уклонившись от летящего в голову шара, сотник отступил на шаг и начал крутить восьмерку шестом. Вен выждал пару мгновений, напал. Сотник ударил концом шеста в щит, тут же резко присел, уходя от выскочившего с боку лезвия, и уже снизу нанес удар прямо в красный круг, который ранее прикрывал щит. Механическое чудовище пару раз скрипнуло и замерло.

– Вот так, все просто, но нелегко, – произнес сотник, у него после упражнения даже не сбилось дыхание.

– У «кошмара» десять кругов сложности. Я буду прибавлять по одному каждый месяц, – продолжил отец, – ну а для начала, оставлю тебе меч, копьё и кистень. На первое время думаю – хватит, – Вен показал на выскакивающее лезвие. Отец закончил знакомить сына с устройством, хлопнул в ладоши, произнес:

– Начинай.

– Будь осторожней с «кошмаром», – крикнул Вен, почти скрывшись за углом, – через тэй у нас занятия, не забудь.

При первом же подходе к механизму Надмир получил такой удар шаром в грудь, а вслед за ним и деревянным мечом в бок, что долго отлеживался. Вторая атака на деревянного монстра закончилась так же плачевно. Он увернулся от шара, даже отбил выскочивший меч, но удар щита в спину выбил из него воздух, уложил его в пыль. Через тэй, когда отец вернулся, Надмиру так и не удалось остановить механический столб. Вен посмотрел на запыхавшегося сына, недовольно покачал головой.

– На сегодня хватит, пошли, солнце скоро встанет, – произнес он и увел Надмира в угол двора, где они обычно занимались.

Недосыпы, дикая усталость и недовольство наставников, капля за каплей наполняли чашу терпения в весах судьбы. Но сегодняшний приход ведуна стал последней частицей, что переполнила чашу.

«Все брошу и уйду в лес, подальше от всего. Не могу я больше, не для меня всё это», – думал Надмир, выслушивая упреки учителя. – «Завтра, завтра я им все скажу и уйду».

Эту ночь он решил провести на сеновале. Хотя все было решено, он боялся, что отец, взглянет в его глаза и догадается раньше времени о принятом решении.

Надмир лежал в сарае, на стоге недавно скошенной травы. Мучаясь угрызениями совести, он подыскивал слова для своего признания, но так и не находил их. Надмир промаялся пол ночи, вымотался окончательно и незаметно для себя уснул.

Мы седели кто, где, лысые в мешковатой форме и подбадривали друг друга идиотскими шуточками, демонстративно громко смеясь. Когда наступала тишина, мы сами того не замечая, втягивали шеи, опасливо осматривались по сторонам. Спартанская обстановка давила на нас, заставляла чувствовать себя не уютно. Бравада и хмель последних дней улетучилась. Нас, молодых парней вырвали из гражданской жизни и оставили один на один с суровой реальностью. Наша жизнь круто переменилась.

Дверь распахнулась, и в казарму вошел крупного телосложения военный. Его обветренное лицо не выражало никаких эмоций, из-под нахмуренных бровей смотрели цепкие, колючие глаза. Обведя помещение взглядом, гора мышц проскрипела:

– Взвод в одну шеренгу становись. Живо.

Подстегнутые этим рыком, словно кнутом, пацаны, которые ещё несколько дней назад тискали девчонок и глотали дешевое пойло у себя во дворе, повскакивали со своих мест. Мы суетливо носились по казарме, пытаясь понять, где должна стоять шеренга и то место, которое каждый из нас должен в ней занять.

Виновник хаоса, творившейся в помещении, стоял как скала, с усмешкой наблюдал за происходящим. Казалось ещё немного, и он начнет зевать, устав от беспорядка. Через несколько минут слабое подобие строя, наконец, застыло перед отдавшим команду.

– Моя фамилия Степанов. Я старший сержант, доблестных десантных войск. На время прохождения службы в нашей части назначен командиром взвода, к которому вы приписаны. А это значит, что на ближайшие полгода я для вас кто? – сержант сделал паузу, чтобы бойцы смогли закончить фразу.

– Типа отец,– раздался гнусавый голос с конца строя, чем вызвал волну смеха.

– Не угадал боец, – сержант остановился напротив подавшего голос бойца. – Я олицетворение ужаса, заставлявший вас в детстве просыпаться в мокрой постели. Проклятье, от которого можно избавиться двумя способами: первый – сдохнуть, второй – окончить учебку. Причем первый, мене болезненный и более гуманный. Вы узнали кто я, теперь пора узнать, кто вы. Ты, – сержант остановился напротив моего соседа и ткнул пальцем в грудь.

– Десантник, – заорал новобранец, то ли от испуга, то ли от усердия. Сержант стал вплотную к бойцу, схватил его за ремень и слегка приподнял.

– Слушай меня внимательно, – прошипел сержант, – не дай бог, сказать тебе это, за пределами этих стен. Мне даже трудно представить, что может с тобой случиться.

– Ты дух, – перекручивая ремень, продолжал сквозь зубы говорить сержант, – то есть, никто и ничто. Право называть себя десантником, надо ещё заслужить. А пока вы просто стадо животных, которых готовят для бойни! – уже орал сержант. – И, чтобы, вы, скоты, прожили там чуть дольше, после первого выстрела, я из вас все соки выжму. Сержант отпустил перепуганного юнца, вернулся в начало строя.

– Чтобы вы не усомнились в моих словах, форма номер два и выходи строиться. Разминка перед ужином никому ещё не вредила. Ведь пять километров не испортит ваш аппетит. Правильно бойцы. Не слышу.

– Так точно, товарищ сержант! – дружно рявкнул строй.

– То тоже, – произнес сержант, плотоядно улыбнувшись, – выходи строиться.

В тот день никто так и не смог попробовать свой первый армейский ужин. Добравшись до казармы, молодые повалились без сил на свои постели, прямо в, пропитанной потом, одежде. Вошедший вслед за ними командир взглянул на бойцов, ухмыльнулся и молча вышел. Это была первая и единственная поблажка со стороны сержанта, за полгода проведенных в учебке. Следующее утро напоминало ад. Начался он со страшного слова подъем.

– Ты что, боец, не слышал команды подъем, – заорал мне в ухо сержант.

От неожиданности я подпрыгнул, едва не опрокинул верхнею койку, от куда на меня, выпучив сонные глаза, смотрел Колян, так же разбуженный криком командира.