Через секунду дым рассеивается, но на палубе уже никого нет. Озадаченный, Сол оглядывается. Пусто. Даже темнота отступила. Снизу слышится возня и крики матросов, всполошенных выстрелом. Эд устало садится на бочонок, роняет пистолет и обхватывает ладонями голову. Его бьет крупная дрожь. На палубу одна за одной капают темные, густые капли.

— Удачная была охота? — Данбрелл выжидающе смотрит на Сола. Левая щека, и без того в ожоговых шрамах, теперь похожа на рваную тряпку. МакКаттерли как мог заштопал ее, но шрам обещал остаться жуткий. Эд вместо ответа кивает — говорить больно.

— Бумагу, — стараясь не тревожить щеку, шепчет он. Данбрелл кивает, достает из-за пазухи два сложенных листка.

— Ваше освобождение и письмо к капитану «Эржебет», торговой шхуны, которая отбудет в Рувд через неделю. Ваш ход.

Сол смотрит на него пристально, ожидая подвоха.

— Ялик, — требует он. Данбрелл кивает. Они выходят на шкафут, становятся у фальшборта. Внизу, качается небольшая лодка. В ней Сол видит Хорст, удивленно взирающего на них с капитаном.

— Довольны? — Данбрелл с трудом сдерживает гнев. Всю команду мастер и его помощники загнали на нижние палубы, из свидетелей — только сам Диверли. Сол снова отвечает кивком. Прохладный утренний ветер приятно холодит кожу. Похоже, у него жар. Лишь бы не заражение. Он промывал рану и водой и алкоголем, но этого могло не хватить.

— Республиканец. Бывший капитан «Десницы».

Гримаса гнева искажает лицо Данбрелла. Он делает шаг вперед, намереваясь схватить Сола за одежду.

— Оборотень, — продолжает Эдвард. — Крыса.

Слова не убеждают Данбрелла. Сол прикидывает, кого валить первым — мастера или капитана. Данбрелл ближе и у него пистоль за поясом. У Диверли — дубина и кортик. Данбрелл стар, Диверли — быстр и опытен.

— Издеваешься надо мной? — шипит капитан. — Да я тебя…

Внезапный грохот заставляет всех троих обернуться. Из трюма стоящей в миле «Кровавой десницы» столбом поднимается черный дым. Доносятся выкрики Паттерли и мидшипменов, матросы спешно спускают на воду шлюпки.

Эд вырывает из рук застывшего Данбрелла бумаги, перескакивает через борт. Бесконечная секунда падения — и он погружается в воду, выныривает. Хорст подает ему руку, вытягивает.

— На весла! — орет Сол. Морская вода нестерпимо жжет разорванную щеку. Сверху отчаянно бранится Данбрелл, слышатся команды мастера. Нужно спешить или с корабля их расстреляют, как уток.

Сол хватает весло, оборачивается к Хорсту, завозившемуся на корме.

Перед глазами мелькает что-то темное и страшный, тупой удар бросает Эдварда на дно ялика. В ушах звенит, перед глазами плывут черные круги. Сол мотает головой, пытаясь прийти в себя, но второй удар окончательно вырубает его.

— Трибунала не будет. В Порт Рокхарте нет морского офицера званием выше Данбрелла. Тебя повесят прямо здесь, на «Агамемноне».

Эдвард молча разглядывает пальцы своих ног. Он сидит в грубо сколоченной клетке, установленной прямо на шкафуте, между грот-мачтой и дымовой трубой. Солнце нещадно печет затылок, но шляпы у Сола нет, как нет и тени в которой можно спрятаться. Клетка высотой чуть больше метра, площадью полтора на полтора. Не то что встать, даже сесть нормально негде.

— Не держи на меня зла. Не уходи на тот свет с проклятием.

Сол поднимает голову. На губах — слабая улыбка, настолько спокойная, что кажется безумной. Хорст встречает взгляд Сола как встретил бы пулю — с отчаяньем и решимостью. Но в этом взгляде нет ни обвинений, ни злости.

— За что мне на тебя злиться? Ты правильно сделал. Нас бы расстреляли из ружей и фальконетов еще до того, как мы отошли на сотню ярдов. А даже если бы не расстреляли, взяли бы в порту. Бежать вглубь континента? Без припасов, без оружия — самоубийство. Ты все правильно сделал. А я сглупил. Иди с миром, Хорст. Я не злюсь на тебя.

Матрос сокрушенно качает головой, поднимается с корточек.

— Преподобный Сейдж говорит, что повесит двоих: тебя и капитана-республиканца. Вроде бы, это он людей убивал и взрыв устроил.

Сол кивает. Даже из клетки он видит «Кровавую десницу», похожую отсюда на заросшую ракушками спину исполинского кита. Фрегат перевернулся, в корме собрался воздушный пузырь, который не давал ему окончательно затонуть. В боку «Десницы» зияет огромная дыра. Судя по обрывкам разговоров, которые слышал из своей клетки Сол, виновника взрыва так и не нашли. Такое предприятие требовало серьезной подготовки — просто взорвать одну из бочек в корабельном арсенале было недостаточно. Порох там хранился так, что взрыв одной бочки не приводил к детонации остальных. Стальные перегородки, умелое чередование взрывчатки и снарядов, создающих мощное, тяжелое препятствие на пути взрывной волны — все это было плодами опыта и изысканий многих лет и многих умов. Взрыв такой мощности требовал перемещения значительных объемов пороха к «слабым местам». Как все это было сделано перед носом у десятка морских пехотинцев, дежурных офицеров, команды? Похоже, только Сол знает ответ. Ну и еще Данбрелл — если он решил поверить словам Эдварда и повесить Крысиного капитана.

Если только Крысиный капитан даст себя повесить.

По разогретым доскам стучат подкованные подошвы. Загорелая, с вязью татуировки по запястью, рука протягивает деревянную плошку с водой. Сол, прижимается лицом к решетке, хватает ее, жадно пьет. Плошка слишком велика, чтобы пройти между прутьями, а воды в ней — едва половина. Жара медленно и мучительно убивает, жажда становится постоянной спутницей. Тот мизер, который ему дают, не в состоянии даже на минуту заглушить ее. Морпех выхватывает плошку из рук Сола, уходит. Эдвард прижимается спиной к решетчатой стенке, натягивает рубашку на голову, чтобы хоть как-то защититься от палящего солнца. В Олдноне октим — холодный месяц, туманы сменяются ливнями, морские ветра несут леденящую сырость. Здесь же стоит невыносимая жара. Какая-то жуткая чехарда с климатом в этом мире. Меньше чем за два месяца Сол прошел через туманную осень в штормовую зиму, затем в дождливую весну и вот оказался в палящем лете. Как такое возможно, он до сих пор не понимает, да и не хочет понимать. С некоторым удивлением для себя он осознает, что даже не задумывался, сколько часов в здешних сутках. Нет, часа-то двадцать четыре и циферблат ничем не отличается от привычного, земного. Но соответствует ли минута здешняя минуте земной? Какова длительность дня? Теперь он понимает, что в Олдноне он жил словно в бесконечной осени — темнело всегда рано и светало поздно. Здесь же, наоборот, дни казались бесконечными, а ночи — короткими, хотя на экваторе они должны быть примерно равны.

— Смешно, — бормочет Сол себе под нос. — До сих пор мне было недосуг думать об этом. Интересно, все эти отличия появились только сейчас, когда я о них задумался или существовали всегда, вне зависимости от моего внимания?

Между тем, на палубе вокруг клетки что-то происходило. Тревожная суета, понукаемая выкриками офицеров. Спускали на воду шлюпки, швартовали их, пополняли запасы. Матросы о чем-то перешептывались, беспокойно поглядывая на подобравшихся мидшипменов, мичманы: плотник, кузнец и канонир, сосредоточенно проверяли свои епархии, наспех ладили и ремонтировали что-то. Морпехи возились с оружием, просушивали на расстеленных платках порох.

Корабль начал готовиться к отплытию. Война все-таки нашла его, притаившийся у чужого берега, и уверенно потянула его в свой водоворот.

Вечером сам Данбрелл явился к клетке Сола.

— Ты изменник и преступник. Тебя нужно вздернуть на рее в назидание другим.

Сол поднимает воспаленный взгляд на капитана. В нем нет особенного беспокойства — ничего нового Данбрелл сейчас не сказал. Но сама формулировка говорит о том, что сейчас баронет со значительным видом скажет «Но…»

— Но проклятый республиканский корабль забрал у меня слишком много хороших парней. Нам предстоит битва, большая битва. Объединенная армада датчей и республиканцев собралась и готовится дать бой Грандфлиту адмирала Лонсена. «Агамемнону» приказано присоединиться к флоту.