И в паузу властно вклинился вызов рога: землянке он напомнил рёв разъярённого мезозойского ящера, да не в Доисторическом парке - в естественной среде. В воротах загарцевал чёрный вихрь: вороной жеребец, латы воронёной стали. Ещё не сканируя, Суламифь знала, кто он.

   Перезрелый щёголь, лет около сорока. Бледное, одутловатое лицо мелкого самодура, отчаянного кутилы и волокиты. Неуместные на таком лице, льдисто-голубые одержимые глаза фанатика. И - щит с оскалом реллема, с краткий красноречивым девизом: "Трепещи, враг!"

   Личность эта - разве что помоложе лет на десяток - фигурировала в стереозаписях, касающихся спецподготовки Суламифи Драгобич.

   - Лорд Леру фер Тайлем, Глава Дома даргенов Тайлемских!

   Только почудилось, или впрямь смятенье обозначилось в вышколенном голосе герольда?

   В глухом закутке арены Бариола отвлеклась от смакования своего позора.

   Вовремя явился он, Леру фер Тайлем; давней вендетты не позабыл. И горе тому, кого причислил к кровникам своим одержимый дарген.

   Горе - кому бы то ни было.

   Даже колдунье.

   Дела давно минувших дней - стучало в висках ни к селу ни к городу. История, в трагизме своём нелепая: истребление целого клана - из-за неблагосклонности некоей эркассари-наследницы к некоему даргену-наследнику. Обычно такие инциденты разрешаются простой дуэлью. Но болезненная, патологическая страсть рода Тайлемов к вендеттам во многих уже поколениях укрепилась. Недооценить силу этой страсти - безрассудно; Ламбеты в это безрассудство впали - и поплатились жестоко.

   И теперь ты, посторонняя - глаза в глаза с чужим кровником. И в глазах его видишь - чётко, как на стереомониторе...

   ...Смерть и разрушение пришли с рассветом: в образе Главы Дома Тайлемов, её супруга, даргена-наследника и небольшой наёмной армии. Стража у замковых ворот, застигнутая врасплох, была перебита в считанные минуты. Кто-то всё ж успел поднять тревогу; и во дворе перед замком разыгралась то ли битва, то ли бойня.

   Сполохи пожаров, запах дыма и крови; воинственные крики, предсмертные стоны, проклятья, просто звериный рёв... Неумело, чем попало отбивалась дворня - смехотворное сопротивление! Эркассар и эркассари, без щитов и доспехов, рубились спина к спине на ступенях крыльца, осклизлых от крови. Старшая дочь их - та самая, яблоко раздора - с яростью обречённости рвалась к своему главному врагу: последние счёты свести. И поодаль, приникнув за какой-то оградкой, девчушка лет тринадцати раз за разом натягивала арбалет, почти непосильный для её возраста. Она защищала двух младших братишек - Вайрика фер Ламбет.

   НастоящаяВайрика фер Ламбет.

   Первою пала эркассари-наследница, много не дотянувшись до Леру фер Тайлема. Следом - родители, один за другим. Кое-где распалённые наёмники добивали взывающих к пощаде слуг: уродливые тени в зареве догорающих надворных построек. Опустел колчан юной Вайрики. И - отшвырнув бесполезное оружие, она привлекла к себе обоих мальчуганов.

   - Всё, - уронила тихо, ровно. - Нашего рода больше нет.

   - Что ж теперь? - Старший, лет десяти, доверчиво глядел в глаза.

   - Смерть быстрая - или медленная, - молвила сестра спокойно. - Предпочтём сарнийский обычай?

   Понимание и приятие - столь жуткие на детских мордашках... Из перстня Вайрика вытряхнула тёмные шарики - всего два.

   - А ты, сестра? - только и спросил младший, семилетний.

   Та молча показала кинжал.

   Застылые глаза; амулеты, стиснутые в чумазых кулачонках... миг спустя оба мальчишки осели на землю - дети суровой своей эпохи, и в смерти суровые не по-ребячески.

   Склонив голову и сжав амулет, девочка лишь губами шевелила. Так понимала свой долг: не одну себя отмолить - братьев тоже.

   - Творец Единый, помилуй и прими души наши...

   - Утро доброе, юная леди!

   Над горизонтом полоска зари вскипала багрянцем, цвета свежей крови. Щеголеватый дарген-наследник, совсем рядом, словно в раздумье подкручивал светлый тонкий ус. Ухмылялся плотоядно на нежданную добычу.

   - Авось да небось - младшая сестрёнка окажет мне приём более любезный, чем старшая?

   - Ошибаетесь, лорд.

   Сверкнул кинжал, сердце находя безошибочно. Девочка Вайрика падала прямо в костёр лицом - навстречу погребенью огненному, праведному, очищающему. И рядом на камнях валялся полуобгорелый арбалет. Тугой и тяжёлый, не по росту...

   Что ж, и десять лет спустя Леру фер Тайлем не простил Вайрике фер Ламбет её ухода из жизни, помимо воли его, победителя? Тем паче не простит теперь - нежданного её воскресения.

   Не забудем, не простим! - незапамятнодревний лозунг войны, из мира в мир кочующий...

   Чёрный вихрь прочертил арену, остриё копья врезалось в щит сестры Вайрики с силой столь бешеной, что тот разлетелся вдребезги.

   И в нависшем безмолвии цепеняще-чётко прозвучал голос герольда; чего в нём было больше - торжественности ли, ужаса?

   - Леру фер Тайлем желает биться с сестрой Вайрикой насмерть!

   - Батюшка, батюшка! - Наследный принц заёрзал в нетерпении. - Вот самая потеха начинается!

   - Гнусно, - молвила Ринна-воительница. - Дуэль у черни на глазах!

   И Владычица Аризия осуждающе поджала губы.

   Словно в кошмаре, выезжала Суламифь на арену - в последний раз. Древко копья - настоящего, боевого - жгло ладони и сквозь латные рукавицы. На поясе ждал своего часа тяжёлый двуручник. Не убий - а как иначе?!

   Не сразу она поняла, что знак к началу схватки подан, и соперник уже рвётся навстречу. Оставалось лишь последовать его примеру. Может, повезёт сразу выбить из седла?

   Не повезло. Сама устояла с великим трудом. Ошеломленье отрезвило: неужто об этом мечтала она в разгар такого гладкого, почти цивилизованного турнира? Лучше бы - вовсе никакого "достойного соперника".

   И опять - бешеная гонка на выживание; вновь - грудь с грудью сшиблись в центре арены. Копья хрустнули одновременно, обломками легли наземь. И соперники спрыгнули вслед, шлемы отбросили: кодекс воинской чести велит в пешем бою сражаться с непокрытой головой. Взметнулись мечи, в синеву вонзились. Встретились с ожесточеньем: песня смерти на два голоса, слагаемая экспромтом, с искрами, с перезвоном...

   Теперь только Суламифь разглядела вблизи чужого кровника. Лицо, не лицо - маска бешенства. Странное нечто почудилось и в манере Леру фер Тайлема сражаться. Лишь когда, почти в отчаянье, решилась Силу применить, и не смогла пробиться к сознанию противника - поняла, что именно. Дарген рубился, как берсерк; и боевое безумие надёжно замкнуло разум.

   Знают наблюдатели в Сарнии, где берсерки почитаемы, каково это: оберегать в поединке и жизнь противника, и свою.

   Пыталась она просто сражения избегать, сколь возможно. Оказалось: невозможно вовсе. Словно демоном одержимый, дарген не давал ни отдыха, ни срока; не о человечности речь зашла - о выживании. Никакого поиска слабых мест в обороне, ни осторожной разведки боем. Казалось, Тайлем начисто позабыл все уроки фехтования, вкупе с правилами. Наседал и наседал, по-звериному воя, шквалом ударов рушась. Что на лице, что на щите - один оскал.

   Быть может, впервые за время назначения землянке сделалось по-настоящему страшно. За противника ли, за себя?

   Особенно мощный удар, всею тяжестью принятый на меч, словно в мозг вонзился; разом занемела левая кисть, повисла плетью. Лишь всю силу воли собрав, Суламифь удержала неподъёмный клинок одной рукой. Инстинктивно успела уклониться от нового замаха - он метил прямо в горло. Не встретив препятствия, дарген не удержал равновесия, начал заваливаться влево. И тут Суламифь - почти по инерции - опустила меч на его бок. И - ощутила, как тяжёлое лезвие впивается глубоко меж латных пластин, в живое тело.