ШУРКА (резко): Спит. Предъявить?
АЛЁНКА (через расстоянья): Мама, я не сплю.
МЕНТЫ (вместе): Не треба. (Шариф протягивает замусоленные от вечных проверок ксивы на себя с женой). Граждане СНГ… регистрация на три месяца… не просрочена… без детей…
ШУРКА (нагло): Не вышло? (Человек в маске показывает длинный нос, не свой собственный из-под маски, а фигурально показывает. Менты по-прежнему одновременно прикладывают руку к козырьку и удаляются с важными физиономиями. Шахзода поскорей вскакивает со стула. Трое мужчин, нагнув головы, выходят из чулана.) Ну, Холера, только приди, блин.
ШАХЗОДА (надевает пуховый платок и пальто с воротником из синтетического меха): Пойду мыть магазин. У нас дети крепко спят. Может быть, Шариф устроит меня в цех. Если место будет.
ШУРКА: Эксплуатация женщины Востока… гастарбайтеры, блин… крохоборы…
ШАХЗОДА: Далер и Тахмина смогут там играть с другими детьми… таджики, узбеки…
ШУРКА: Еще азера, блин… про них забыла? В общем, ясли… семья, блин, называется… это что, Роза Люксембург придумала?
ШАХЗОДА: Розы я укрыла снегом, чтобы было тепло.
ШУРКА (разоряется): Коран с детсада… смычка, блин… (Все четверо мужчин хранят недоброе молчанье. Шахзода обувается и уходит в темноту.)
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
По закрытому занавесу бродит яркое пятно света от мартовского солнца. Висит препорядочная Сосулька. На голой ветке сидит невзрачная Синица. Вдоль авансцены вышагивает в армейских ботинках узкоплечий Олег, оттянув двумя руками ремень с тяжелой пряжкой. Марсик крутится у него под ногами, задравши темный, не в масть, пушистый хвост.
СОСУЛЬКА: Кап-кап-кап…
СИНИЦА: Тень-тень-тень…
МАРСИК: Мяяяу…
ОЛЕГ: Перезимовал, блин… без удобств, блин… пора расти над собой… на работе одни мужики… задержка в росте, блин… (Печатает шаг, лицо серьезное).
ЗАНАВЕС ОТКРЫВАЕТСЯ
Молодая зеленая листва. В криво навешенную хлопающую от ветра калитку входит Олег, без рубашки, с золотым крестиком на груди, в пятнистых штанах и омоновских ботинках. Шариф, Озод и Сабир копают грядки ржавыми лопатами. Ирина Сергевна в тренировочном костюме и Шахзода в халате что-то сажают. Холера на скамье, в данном случае садовой.
КУКУШКА: Ку-ку… ку-ку… ку-ку… (запнулась).
ОЛЕГ (к Ирине Сергевне): Вы, блин, напустили сюда черно…
ИРИНА СЕРГЕВНА (поспешно): Да, тесновато… ладно… в тесноте – не в обиде…
ОЛЕГ: И вообще, мне в качестве условия проживанья необходим телефон. Вот если бы Вы провели, тогда было бы о чем говорить.
ИРИНА СЕРГЕВНА (с отвалившейся челюстью): У Шуры мобильник…
ОЛЕГ (медленно): Не в этом дело. Мне по роду занятий нужен интернет.
ИРИНА СЕРГЕВНА (хватается за забор): Ведь Вы охранник…
ОЛЕГ (с расстановкой): В фирме по закупке валюты. В центре событий. Мог бы свою капусту рубить. (Шурка стоит в дверях с напряженным выраженьем лица).
ИРИНА СЕРГЕВНА: Я узнавала год назад… тогда стоило тридцать пять тысяч… сейчас, должно быть, дороже… и канаву копать от старого клуба… подвеску не разрешили…
ОЛЕГ: А если дать на лапу?
ШУРКА: Не грузи, блин, хозяйку.
ОЛЕГ (решительно): Трамплин для скачка я себе, блин, обеспечу.
ИРИНА СЕРГЕВНА (миролюбиво): Пошли погреб утеплять… пока выходные… а то на будущий год у нас опять трубы померзнут…
ШУРКА: Эти хоть, блин, не лопаются.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Будем с ведрами таскаться. Готовь летом сани, а зимой телегу.
ОЛЕГ (сумрачно): Не хотелось бы в праздник.
ХОЛЕРА (услыхала со своей скамьи, возглашает сурово): Отцы и деды воевали. (Человек в маске бьет Холеру пыльным мешком по голове. Пыль стоит столбом в лучах весеннего солнца.)
ИРИНА СЕРГЕВНА: Еще два дня впереди.
ОЛЕГ: Завтра я уезжаю в Москву. И вообще меня со дня на день могут услать в длительную командировку. (Шурка вздрагивает. Олег сдергивает с веревки просохшую рубашку и поднимается на крыльцо, натягивая ее. Исчезает за дверью.)
ШУРКА: Оттаяли… весна, блин. Москва, блин, рядом. Паспорт чистый, без штампа. Он себе, блин, найдет и с квартирой, и с интернетом.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Полно беду-то накликать…
ШУРКА: Где уж нам уж выйти замуж… мы уж так уж как-нибудь… (Олег возвращается с Лёней и Аней. Та несет пакет, оттягиваемый с одной стороны бутылкой.)
ОЛЕГ (к Лёне): Зато у меня была цель в жизни.
ШУРКА: Какая? смыться оттуда? Когда я, блин, позвонила, ты, блин, билет в тот же день взял. Недолго, блин, думал… пока ботинки и куртку одевал…
ЛЁНЯ (садясь к садовому столику): Чтой-то стало холодать…
ОЛЕГ (с готовностью): Не пора ли нам поддать? Вот это по-нашему. Не как Ваши чеченцы, Ирина Сергевна... или там кто... одним словом, СНГ.
ШУРКА (встряхивается): Бухать так бухать! Я разве против? я за… (Подсаживается к Лёне. Ирина Сергевна моет руки над раковиной возле стола, после нее Шахзода. Мужчины-таджики ставят лопаты к стене и уходят в дом. Шахзода следует за ними, вытирая руки о фартук, оглядываясь и озаряя улыбкой зал до последних рядов. Ирина Сергевна машет ей.)
ЗАНАВЕС
В занавес вмонтировано заднее окошко Ирины Сергевны, прикрытое шторкой. В щель пробивается бледный огонек. По занавесу блуждает свет софита. Появляется тень чужого гастарбайтера. Слышен условный стук №2 в стекло и тихий гортанный возглас: Шахзода! В окне возникает силуэт Шахзоды, подсвеченный сзади тусклой лампой. Гастарбайтер получает от нее бетель, засовывает его в рот, платит. Жующая тень удаляется по занавесу. Показывается другая. Условный стук № 3, приглушенный зов: Шахзода! Является тот же женский силуэт, мужская рука отдает деньги, сует курево в зубы, и тень отчаливает. По занавесу уж скользит новая тень. Звучит стук №4, гость подает голос. Шахзода отпускает ему порошок в аптекарской бумажке, берет плату. Мужчина уходит, держа порошок в дрожащей руке. Окошко задергивается шторой. Человек в маске закрывает несовременные ставни. Из обеих кулис и из зала звучат шепоты: Шахзода… Шахзода… Шахзода…
ЗАНАВЕС ОТКРЫВАЕТСЯ
Веранда Ирины Сергевны вся раскрыта, цветет черемуха. Хозяйка вяжет, Шурка и Шариф курят обычные сигареты, Шахзода гладит белье, Холера неизящно дремлет на лавке.
ИРИНА СЕРГЕВНА ( к Шахзоде): Ты поначалу давала им только травку, а теперь уж, гляжу, и порошок. Как же тебя в аэропорту проверяли?
ШАХЗОДА: Всюду, и вот тут (указывает целомудренным жестом себе за корсаж). В Ходженте два часа смотрели.
ШАРИФ: И в Домодедово еще два. Там наши, здесь ваши.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Так где же был героин?
ШАХЗОДА (выбрасывает тонкую ладонь, указывая на свой утюг): В нем.
ШУРКА: Так ты, блин, летела со старым утюгом. И как же ты это объяснила, когда шмонали?
ШАХЗОДА: Шмо…
ШУРКА: Ну, обыскивали (шарит по себе руками).
ШАХЗОДА (гордо): Я молчала. Но у меня в пакете (поднимает с пола туго набитый полиэтиленовый пакет с красавицей на картинке) были мокрые простыни. Муж позвонил – возьми белье. Я не успела высушить.
ШУРКА: Складная легенда, блин. А нового утюга, в хорошей упаковке, ты не могла привезти?
ШАХЗОДА: Нет, там мало места.
ШУРКА: В самолете, блин?
ШАХЗОДА: Нет, в новом утюге.
ШУРКА: Ага, выбрали утюжок, блин. А кто завинчивал туда дурь? ну, порошок?
ШАХЗОДА (с любовью в голосе): Отец.
ШУРКА: Тысяча и одна ночь, блин. А где была анаша? (Шахзода показывает пачку памперсов). Кудряво. А кто, блин, их нашпиговал?
ШАХЗОДА: А?
ШУРКА: Ну кто туда (ковыряет пальцем обертку) засовывал анашу?
ШАХЗОДА (с нежностью): Братья.
ИРИНА СЕРГЕВНА: Озод и Сабир? ( Те, легки на помине, спускаются с лестницы и садятся в дальний угол).
