Сентябрь, теплая ночь. Возле дома на Преображенке пятеро змеиных курток.
*ГЛАВАРЬ: Он еще ничего оформлять не начал… наши проверили… временная прописка у него тут, и всё. Сейчас схватим ребенка, припугнем мать. Уничтожим завещанье, выкинем их… только чтоб без свидетелей. Потом будем разбираться… дадим кому надо на лапу… наша будет квартирка.
Городят свою спортивную пирамиду. Главарь-самолетик светит фонариком в окно. Рустам, Лена и Мишка не просыпаются. Зато с пола, будто кобры при звуках флейты заклинателя, поднимают головы человек двенадцать неудобно ночующих таджиков, в том числе знакомый зрителю водитель автобуса.
*ВОДИТЕЛЬ АВТОБУСА: Мальчишки балуются, блин… не дают, блин, отдохнуть… не спал толком с самого Ходжента… сейчас, блин, выйду.
Спортивная пирамида мигом рассыпается.
В Ходженте отец Рустама ужинает в обществе ангела смерти. Отец ест чечевичную похлебку, ангел отпивает маленькими глотками из пустого стакана.
*ОТЕЦ: Я рад тебе… устал… вот сейчас доем суп. Сегодня хорошо получился… я без Муниры научился.
Ангел, махнув на него рукой, улетает прочь.
Опять зима, опять снега. Лена одевает Мишку в садик. Повязывает шарфом покойного старика. Показывает на фотографию ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ в этом шарфе.
ЛЕНА: Это твой дедушка… у тебя был очень умный дедушка.
МИШКА: Миша у-умный… папа у-умный… а мама у-умненькая!
Выходят во двор. К ним пристраивается парень.
ЛЕНА: Чего надо? Мы спешим.
ПАРЕНЬ: Алеху помнишь?
ЛЕНА: Ну? Говори скорей… я с девяти работаю.
ПАРЕНЬ: Меня когда в следственную посадили – он у вас жил. Сказал: не расколешься – через полгода выйдешь… и прямо сюда… вот, пришел.
ЛЕНА: Господи, да что вам тут – медом помазано?
ПАРЕНЬ: Алеху-то шлепнули… считай – я за него. Не Алеха, а Ленька… привыкнешь. (Задевает ветку, роняет шапку – на голове глубокая, плохо затянувшаяся рана.) Ты, это, не смотри… они меня раскалывали… не раскололи.
ЛЕНА (сует ему ключи): Номер квартиры знаешь? (Ленька кивает.) Иди, я раньше мужа вернусь… поешь там чего найдешь.
Вечером в квартире на Преображенке Ленька качает Мишку на ноге.
ЛЕНЬКА: Поехали с орехами… поскакали с пирогами.
СТУДЕНТКА (некогда с прямым пробором, ныне обритая наголо и в кришнаитском одеянье): Лена, неужто политических до сих пор так избивают?
СТУДЕНТ (прежде в кипе, теперь с короткой деловой стрижкой, при галстуке, к Леньке): Я по убежденьям анархист, но исламский терроризм, не при Рустаме будь сказано – это слишком.
ДРУГАЯ СТУДЕНТКА (раньше с дредами, сейчас – коса в локоть толщиной): Выпьем за новое гражданство Рустама…
ДРУГОЙ СТУДЕНТ (когда-то оранжевоволосый, а сегодня всего лишь с самурайской прической): …и за всё отсюда вытекающее… бесплатное обученье… именную стипендию.. ассистенство на кафедре.
ЛЕНЬКА: Ребята, мне надо уколоться… плохо мне. (Немая сцена.)
НОВОЯВЛЕННАЯ КРИШНАИТКА (поспешно достает из сумочки шприц; тоном состраданья): Сейчас, сейчас.
Еще одна немая сцена. Кришнаитка, оглядев притихших товарищей, прячет шприц и ампулу обратно в сумочку. Ленька замирает, смеживши веки. Приваливается в угол дивана подле уже спящего Мишки.
СТУДЕНТ С САМУРАЙСКОЙ ПРИЧЕСКОЙ: Так он политический или нет? какова, собственно, его партийная принадлежность?
РУСТАМ: Русская мафия… нижние чины.
СТУДЕНТКА С КОСОЙ: Ага, козья ностра.
СТУДЕНТ С ГАЛСТУКОМ: If I know anything about anything, состоящие на службе у наркобизнеса наркотиков не употребляют… или-или.
ЛЕНА: Хрен его знает… шестерка. Но битье вынес и своих не сдал.
САМУРАЙ: Попробуй сдай. До Преображенки не дошел бы. Что будем делать?
СТУДЕНТ С ГАЛСТУКОМ: Организуем вынос тела.
СТУДЕНТКА С КОСОЙ: Это идея.
Кришнаитка отворяет дверь. Студентка с косой стоит на стрёме. Рустам одевает и обувает Леньку. Студент с галстуком и самурай вытаскивают его вдвоем за руки и за ноги во двор, сажают на скамью под фонарь. Рустам нахлобучивает ему шапку. Лена укладывает Мишку в кроватку. Все снова собираются вместе. Недолгое молчанье.
САМУРАЙ: Так мы хотели выпить.
Во дворе слышен приглушенный выстрел. Рустам бросается в переднюю.
ЛЕНА (держится за ручку двери): Не ходи… уже не поможешь… они стреляют в упор.
СТУДЕНТКА С КОСОЙ: Кто?
РУСТАМ: Таджикская наркомафия… или общемусульманская… не знаю… какое-то ее боковое ответвленье… не очень сильное.
Более продолжительное молчанье. Ангел смерти проходит по комнате. Отняв у Лены дверную ручку, отворяет дверь и тает на лестнице.
В Ходженте Сафина поет над засыпающей дочерью. Под абажуром болтается праздная электролампочка. Горит керосиновая лампа, подвешенная к потолку.
*САФИНА:
Спи, Лола, твоего отца зовут Фарход.
Спи, Лола, его имя не Рустам.
Спи, Лола, мать льет слезы над тобою.
Входит рано состарившаяся, подслеповатая и глуховатая свекровь.
*СВЕКРОВЬ (приставив ладонь к уху): Что ты поешь, дочка? Я слышу – красивая песня, только слов не разберу.
*САФИНА (погромче, на ухо свекрови): Очень хорошая песня, матушка… про двух девушек, как они выходили замуж за двоих джигитов.
*СВЕКРОВЬ: Да, да, отдадим когда-нибудь и нашу Лолу… я отсюда не вижу… она не спит? Спой еще.
*САФИНА (с рыданьями в голосе):
Спи, Лола твоего отца зовут Фарход.
Спи, Лола, его имя не Рустам.
Спи, Лола, мать льет слезы над тобою.
*СВЕКРОВЬ (под конец что-то расслышала): Почему плачешь, дочка?
*САФИНА (почти кричит): Думаю, как наша птичка улетит из дому. (Потише): Ну вот, она уже спит.
Лена поправляет одеяльце на спящем Мишке. Рустам подвязывает веревочкой к старинной хрустальной люстре ИННОКЕНТИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ плюшевого медвежонка- парашютиста.
РУСТАМ: Завтра проснется – увидит.
ЛЕНА: Это из-за меня черно-желтые снова тут крутятся… надо было Леньку не пускать.
РУСТАМ: И Алеху раненого не подбирать? Или наоборот – Леньку из тепла под снег не тащить… Алеху ожесточенного от учителя не отстранять?
ЛЕНА: Ага, чтоб он раскаялся, как Кудеяр-атаман. Знаешь, я доспела… давай уедем… куда глаза глядят.
РУСТАМ: Плохо без учителя… некому развязать узел.
Люстра мигает. Рустам и Лена подымают головы. Завязанная Рустамом веревка методично развязывается, аккуратно растягивая узел. Освобожденный медвежонок, немного потоптавшись и попутешествовав в воздухе, спускается прямо в Мишкину кроватку.
Снова весна. Пригрело солнышко, обсох асфальт возле университетского спортивного манежа на Воробьевке. Во второй половине дня здесь наркотусовка гуманитарных факультетов. С солнечной стороны зданье плотно облеплено студентами, подпирающими спиной облупленную стену. Вокруг слоняются по крайней мере столько же неприкаянных. У недавней кришнаитки волосы отрасли и выкрашены «под дуршлаг». Она теперь в брюках и короткой замшевой куртке ягодного цвета. К ней уже присоединился бывший самурай. Сейчас стрижка ежиком, серая безрукавка, вся в карманах – поверх футболки с надписью: I love Сola.
ДЕВУШКА В ЯГОДНОЙ КУРТКЕ: Сколько у тебя дома? у меня два грамма.
ЛЮБИТЕЛЬ КОЛЫ: Не помню… надо посмотреть.
ЯГОДКА: Поехали, посмотрим.
ЛЮБИТЕЛЬ КОЛЫ (мнется): Лучше к тебе… у меня не то есть, не то нету… потеряем время.
Проходят, держась друг за друга, два парня и две девушки.
ЧЕТВЕРО (скандируют):
Будем нюхать порошок,
Будет всё хорошо.
На краю теплого тротуара сидит молодой человек. Полная девушка в ненарядном платье лежит головой у него на коленях.
ПОЛНАЯ ДЕВУШКА:
Каждый камень может быть прекрасен,
Если жить медлительно в тюрьме.
Подходит Али без своей змеиной униформы, одет под студента.
АЛИ (уже очень прилично говорит по-русски): У меня дешево… без посредников… прямо с рейса.
Его окружают и полностью скрывают алчущие. Некто с бицепсами раздвигает круг.
НЕКТО С БИЦЕПСАМИ: Я тебя тут первый и последний раз вижу… понял? Здесь всё схвачено.
