На этом месте академически закодированная информация обрывалась. То, что находилось в карманах памяти далее, мало было похоже на полезные сведения. Яркие образы "живой памяти" путались с отрывочными бессистемными фрагментами кодировок, часто состоящими из одной фразы или только начального символа комбинации. Забавная история — специальное обучение мнемонике здорово навредило в фиксировании картин и фактов. Столкнулись рефлекторное человеческое восприятие и зачем-то, спьяну, что ли, активизированный вживленный в мозг кристаллический микропроцессор, для которого необходима была комбинаторная техника запоминания, действенная лишь при высокой концентрации внимания. Джел представил, в каком виде он был вчера: вначале выпил на пустой желудок спирта, потом горячего вина со специями, а потом еще какой-то настойки из одурманивающих трав, чтобы не чувствовать боль при операции удаления клейма.
Некоторое время он продолжал ошеломленно копаться в бессмысленных обрывках, занимающих к тому же огромный объем, пытаясь отыскать среди нагромождений хлама хоть что-то полезное, но тщетно. Таких позорных результатов он не получал даже в самом начале обучения.
Пришлось плюнуть и обратиться к "живой" памяти.
Здесь дела обстояли проще. Порядка не больше, но хотя бы понятно, что имеется в виду.
Перед мысленным взором поочередно возникали трущие его мочалками, льющие ему на голову смешанную с уксусом воду красноглазые рабы-альбиносы, раскаленная плита, на которой греются котлы и кастрюли, немой корабельный кок Гирпакс, гоняющий тряпкой по качающемуся полу разлитую мыльную воду, звездное небо с россыпью близкого шарового скопления в зените, полотенце с брызгами крови, узкий стальной скальпель с золотой гравировкой, отвратительный скрип проходящей сквозь его плечо шелковой хирургической нитки…
Фрагмент рассказа о прошлом Агиллера: офицер Дипломатического Корпуса Северной Армии, военный советник в Кадме… участвовал в Реннском сражении, командовал осадой Белой Крепости… в Торговом Совете занимается вопросами военных поставок, — Скиллар Скей, который сейчас разбирает инструменты, встречал его не единожды, начиная с Реннской кампании, когда состоял хирургом при штабном госпитале. ("Когда маршал Армагор подводил войска к Ренну, на берегу Эйе, рядом с нашим лазаретом, встал лагерем кавалерийский полк. Вот, как-то вечером, уже в сумерках, я с ведром пошел на реку за водой. Спускаюсь с берега и вижу: немного выше по течению от того места, где мы обычно брали воду, какой-то голый умник намыливает хорошую саврскую кобылу. Очень мне не хотелось тащиться лишних полтораста шагов с полным ведром, но не пить же воду с лошадиным потом. Иду злой, спрашиваю: "Что, очень лошадей любишь?" Он отвечает: "А что, у меня ноги кривые?" Я и говорю: "Нет, голова лошадиная." Он меня за подол рубахи и с берега в воду, я его ведром по спине. Тут его саврская стерва начала лягаться, и такого мне пинка влепила копытом, что пришлось спасаться бегством, бросив ведро. Так вот мы познакомились.")
Несколько слов о Пифероме: сын ростовщика из Арденны и таргской аристократки, ухо с ним держать надо востро, поскольку характер у него своеобразный и в достаточной степени неожиданный, работает он не на Торговый Совет, а на Мастера Крысолова, шефа тайной полиции, но на данный момент задачу свою выполнил и на корабле остается то ли для отвода глаз, то ли потому, что ему пока просто нечем больше заняться. ("А вообще, держись-ка от него подальше, — добавил Скей. — Он не из тех людей, с которыми полезно заводить знакомства." Собственный наивный вопрос: "Hо как же кир мне тогда сказал, что все здесь — хорошие, добрые люди?" Смешок Скея и ответ: "Ну, он, очевидно, имел в виду себя. Хотя я не стал бы утверждать что он — добрый человек.")
Красноглазые рабы из Эн-Лэн-Лена — врач Скиллар Скей и слуга Пиферома Неко — оказались в Таргене в результате последней из больших северных войн, так называемой Реннской кампании, и последовавших за ней экономических трудностей на своей родине. Энленская жреческая коллегия традиционно предпочитала рассчитываться с долгами соседям и союзникам людьми, хотя рабы-энленцы ценились в Таргене меньше, чем южане из-за слишком суровых требований к ним их религии. В несколько смягченном варианте энленское единобожие распространялось на восточные и северные провинции Таргена — Агиллею, Готистею, Дартаикт, Эгироссу, области Гем, Дэм и Карию, и даже являлось официальной религией имперского двора, поскольку все родовое таргское дворянство по крови было связано с древним Энленом. Тем не менее, энленцы стяжали в Таргене прочную славу безумцев, упрямцев и религиозных фанатиков.
Еще в голове вертелось что-то об алмазах. Была пятилетняя подать из Ардана, которую полгода не могли вывезти из-за скопившихся у островов пиратов. Как можно было понять из полной приключений истории, детали которой от Джела ускользнули, в бочках с арданским вином как раз и уплыла подать, в то время, как пираты пытались отбить у вооруженной до зубов охраны старый лесовоз. Эту историю рассказывал сам кир Агиллер. У него было тонкое, почти без загара, лицо, ледяные серые глаза и серебристо-русые волосы с легким оттенком "винного листа" — краски, которую употребляют, чтобы скрыть седину, — заплетенные в косу локтя четыре длиной. Агиллер был единобожцем и растил волосы на голове для погребального обряда. На вид ему можно было бы дать лет тридцать пять, на самом деле было около сорока или чуть-чуть за сорок. Внешне Агиллер и красноглазые были похожи: те же удлиненные пропорции фигуры, рост выше среднего, строгий классический профиль, и, если бы не врожденное отсутствие пигментации волос, кожи и радужной оболочки глаз у энленцев, троих северян можно было бы принять за братьев.
Джел поймал себя на том, что ушел в сторону, и в голову ему лезут вещи совершенно посторонние: о том, например, откуда на Терра-Нове двести лет назад почерпнули идею об использовании мутаций человека для заселения потенциально непригодных для обитания миров, таких, как Аваллон, Юн-Ю или Золотой Дождь, и не обкатывалась ли эта идея ранее Внешними или Рудниковыми Пиратами на планетах вроде этой? Ведь и аваллонцы на посторонний взгляд кажутся такими же одинаковыми, и альбинизм здесь распространен в очень странной форме…
Ладно, как бы там ни было, единственно очевидным является пока только то, что ему придется так или иначе пристраиваться в этой жизни на те тринадцать лет, что определены для регенерации "блюдца", и думать нужно о том, как это сделать лучше и безопаснее. А его еще хотят подарить на юбилей наместничества какому-то киру Тимесиферу… Джел мысленно пожал плечами и дал себе слово попутешествовать немного на корабле, чтобы прийти в себя после тюремной кормежки, и при первом же удобном случае сбежать. А потом… Какой у него может быть план на потом? Вернуться в Диамир и разыскать Хапу? Это довольно опасное предприятие, так как в Диамире полно людей, которые знают его в лицо, как преступника, осужденного к пожизненной каторге. Остается надеяться на то, что Диамир — большой город и вряд ли ему там придется вращаться в соприкасающихся сферах со своими бывшими тюремщиками. И, конечно, вернуться в Диамир хочется не столько из-за Хапы, сколько из-за "блюдца", оставшегося в месте, именуемом Поворотный Столб, что в шестидесяти таргских лигах на юго-запад от форта Дах и примерно на равном расстоянии в пятнадцать-двадцать лиг от перевалочного пункта контрабандистов, расположенного западнее, на безлюдной территории, где пески пустыни смыкаются с песками побережья, и от Мертвого Города на юго-востоке, расположенного в Долине Сорока Колодцев…
Он так крепко задумался, что не заметил, как Скей вышел из каюты, а потом вернулся и привел с собой Агиллера.
Кто-то из них похлопал Джела по боку.
— Долго будешь притворяться? Я знаю, что ты не спишь, — раздался голос Скея. — Вставай. Слышишь?
