Сергей Смирнов
Канарский грипп
Фрагмент 1
К СЕВЕРУ ОТ МОСКВЫ
…И ТОГДА ВЫ ВСПОМНИТЕ О ПОТЕРЯННОМ РАЕ!
Ураган помех разбушевался на экране. Хозяин старенького телевизора, садового домика, в котором этот телевизор был установлен, и пяди исконно русской земли в шесть соток, огороженной жидким штакетником, машинально протянул руку к усам антенны. Но картинка вдруг прояснилась сама собой и стала такой яркой и четкой, будто была последней волей издыхающего кинескопа.
Хозяин всего, что находилось вокруг него в радиусе полутора десятка метров, Александр Брянов — научный сотрудник тридцати восьми лет от роду — изумленно уставился в экран и увидел пальмы, ослепительный золотистый пляж, гору с охристой вершиной и девственную лазурь моря под чистым небом. Только что сквозь ураган слышалась пугающая какофония ночного кошмара — и вдруг мгновенное пробуждение в прекрасном новом мире, на тропическом пляже, пробуждение с единственной целью: немедленно пойти и купить таблетки от головной боли, расстройств внимания и потери памяти: МНЕМОЗИНОЛ… И ТОГДА ВЫ ВСПОМНИТЕ О ПОТЕРЯННОМ РАЕ…
Брянов привалился спиной к кирпичам недавно затопленной печки, крепче запахнул ватник и сделал философский вывод: «Ну, если это и есть весь ваш рай, то жить вообще не стоит. Пижоны хреновы!»
В домике было холодно, на дворе стоял сентябрь, и Брянов невольно вспомнил о своем давнем отпуске на Канарских островах — было дело! — и налил водки в кофейную чашечку. Но тут в темное окошко тихонько, вежливо постучали.
Брянов вздернулся и осторожно отставил бутылку: следовало быть готовым к чему угодно.
— Саш! Ты не заснул там?! — донесся снаружи знакомый голос.
Брянов показал бутылку темному окну.
— Сергеич, заходи! Гостем будешь!
«Гостем» стал сосед, по выходным и отпускам обитавший с семьей на той же линии, через два дома. График, установленный в садоводческом товариществе «Сокол-8», призывал сегодня обоих к дежурству в качестве сторожей-охранников.
— У тебя уже теплынь, — зайдя и бережно положив свое ружьишко на скамейку у стола, с беззлобной завистью сказал сосед и потянул носом. — Дернул меня черт кирпич дожить! Разнесу все к ядрене фене! Поставлю, как у тебя, скворечник.
— Не торопись, Сергеич, — вздохнул Брянов, полез в шкафчик в поисках хоть чего-нибудь пригодного для разлива и нащупал настоящий стакан. — У меня уже налито. Вот закуска. — Он указал на банку с огурцами. — Сейчас мы с тобой примем, пройдемся по делам, а когда вернемся, тут уже будет жара и полный кайф, как на Канарах.
— А то ты там был, — слегка усмехнулся сосед, внимательно следя за тем, как горлышко бутылки зависло над краем стакана.
— А то нет… — ответил Брянов.
— Да? — безучастно отозвался сосед, наблюдая, как наполняется стакан, и вдруг резко поднял его. — Мне хватит. По нижней риске. — И только потом позволил себе удивиться: — Когда ж ты успел?
Брянов не смог ответить сразу. Он закрыл глаза, вгляделся в сумерки памяти. Числа получались неразличимы… Но что-то было свое, нетелевизионное: пальмы, широкий золотистый пляж, полукруглые окна старинного здания в колониальном стиле, гора с охристой вершиной вдали.
— А черт его знает… Лет пять… или шесть назад, выходит так.
— Ты никогда не рассказывал, — заметил сосед, с которым Брянов за последние годы успел скоротать на дежурствах дюжину-другую таких вот ночей.
— Да как-то так… Вот сегодня и расскажу.
— За это и выпьем, — предложил сосед. — Чтоб было чего вспоминать хорошего в нашей жизни.
Опрокинув и не спеша закусив, заторопились уже оба разом. Брянов выключил сиплый слепнущий телевизор, выдернул вилку, оценил взглядом работу печки. Он засунул в нее поглубже пару сыроватых полешек, придавил дверцу железной кочережкой и даже плеснул из чайника воды на цинковый лист под ней.
Сосед внимательно следил за этими мерами предосторожности, но в заключение все же заметил:
— Гляди, не подпали хату…
Он был человеком ответственным и по натуре и по должности — помощником одного химического министра. Обещая развалить свой красивый кирпичный особнячок, он просто демонстрировал широту русской натуры своему менее обеспеченному соседу.
— Погоди секунду! — спохватился Брянов, когда оба уже спустились с крыльца.
Он вернулся в дом и прихватил с собой свое главное и единственное дачное оружие — кусок плотной кабельной изоляции длиной с милицейскую дубинку. Изнутри был вынут сердечник, а пустота наполнена шариками из подшипников, концы были запаяны, и к одному приделана петля для ношения. Это оружие ближнего боя появилось у него больше двадцати лет тому назад, когда он, Саня Брянов, единственный из дачников, вызвался помочь деревенским в одной серьезной по тем временам разборке за сферы «клубного влияния». Разборка не состоялась, а оружие оставили Сане за храбрость и на случай новой мобилизации. Он его прятал, потом хранил как память, и наконец оно оказалось пригодным для жизни законопослушного гражданина, пока что неспособного взять в руки «ТТ», «узи» или гранатомет.
Сосед обычно поглядывал на этот «хвост» с усмешкой, поглядел так в темноте и теперь. Разговор продолжился не про Канары, а на тему старую, но злободневную. С этим и двинулись по линии в сторону ограды, за которой стоял лес.
Сосед как всегда знал последние оперативные сводки. За полмесяца обобрали всего четыре дома — два на участке молочного завода, два у электротехников. Убытки не большие. Правда, в одном доме стены изнутри солидолом вымазали и нагадили на всех матрацах. Наверно, хозяин не нравился — старые счеты.
«Сучары!» — думал Брянов, крепче сжимая рукоять своего оружия.
Зато тремя остановками по железной дороге дальше, и не абы где, а на генштабовских дачах, поработали основательно. В понедельник, часов в пять утра, подкатили три «Нивы» без номеров, выскочила из них орава в спецназовских масках, повалила ворота, без шума нейтрализовала трех сторожей с двумя овчарками и быстренько прогулялась по поселку. Результат: выбито два десятка дверей, включая металлические, три десятка окон, оборваны линии связи и электропередачи, выведены из строя трансформатор и водокачка. Какого-то старого полковника заставили есть землю. Не взяли ничего, кроме пары бутылок армянского, по слухам, коньяка. В общем, потренировались и испарились.
— Что ты с такими сделаешь?
— Ничего…
— Вот «ничего» и есть. Но тут хоть оправдание будет. Сила солому ломит. А со шпаной что?.. Еще хуже. Так вот хожу и думаю: не приведи Бог, застукаю…
— Ведь убивать придется, Саш. Жуткое дело. А что делать? Его просто пугнешь — так он вернется, гнида, и не один. Как представлю: пьянь наколотая, мразь, испоганит тут все, подпалит. Представь, мать мою старую испугают. Глумиться начнут. Внучка… Эх, етит твою, только сразу убивать. Прямо в едальник ему шарахнуть… всем, кого застукаю, и закопать тут же всех с известкой. Никакого больше выхода нет.
Брянов тяжело зафырчал, и у него опять стало гнусно на душе.
— Ну, а чего делать-то, Саш?
— Не знаю… Сам думаю, мочить надо. А как до дела дойдет… Приедешь сюда, сразу вспомнишь, на каком удобрении у тебя огурцы жиреют.
— Не ты, так тебя на удобрение пустят…
— Сергеич, может, переключим программу, — предложил Брянов, уже замочив кого-то в уме и помрачнев от этого сильнее. — Давай найдем другую тему, а то ты сейчас по кустам стрелять начнешь. У тебя там чем заряжено?
— Так, мелочью, — махнул свободной рукой сосед. — На уток… Для спокойствия души. Морду если только проконопатить — и все. Ну, давай теперь про свои Канары. Глядишь, впрямь теплей покажется.