Наконец он взглянул на секретаря.

– Она ничего не говорила мне о портретах или дневниках. Интересно, почему?

Крэбб не ответил, посчитав вопрос риторическим.

Карузерс вперил в него пронзительный взгляд.

– Ну-ка, молодой человек. Вы желаете сделать карьеру разведчика. Кое-кто полагает, что голова у вас неплохо варит. Пораскиньте-ка мозгами.

Секретарь, благоговевший перед своим патроном, откашлялся и переспросил:

– Почему она не сказала вам о портретах и дневниковых записях?

– Вот именно, Крэбб.

– Наверное, не понимала, насколько они важны.

– Они совершенно не важны, убежден в этом.

Набравшись смелости, секретарь заявил:

– Вы не можете знать этого наверняка.

– Совершенно верно – и убийца тоже не может. Что вы предприняли бы, окажись на его месте?

– Затаился бы до той поры, пока не узнал, может эта статья изобличить меня или нет, – тут же не задумываясь ответил Крэбб.

Карузерс недовольно хмыкнул.

– Ничего подобного. Наш злодей вынашивал свой замысел почти четыре года. Ставки слишком велики, чтобы отступать на этой стадии игры.

– Но что еще он может сделать? Не хотите ли вы сказать, сэр, что он попытается убить нашего агента?

– Именно это я и хочу сказать. Естественно, первым делом он станет охотиться за этими рисунками и дневниками.

– Что в таком случае мы предпримем?

Майор задумчиво посмотрел на газету, потом сложил ее.

– Мы ничего не станем предпринимать. Возможно, Ротему удастся то, что не удалось нам. Если ему будет нужна помощь, он обратится к нам. Мы будем стоять в стороне, Крэбб, вот что мы сделаем.

Вечером того же дня в клубе «Уотерс» газета с нашумевшей статьей переходила из рук в руки. Все обсуждали англичанку, у которой хватило смелости стать партизанкой. Одни отзывались о ней с восхищением, другие – с пренебрежением. Но никто, кроме Питера Фаррела, не связал статью с женой Маркуса, хотя кое-кто высказывался в том смысле, что интересно знать, была ли Каталина знакома с этой невероятной англичанкой.

Пени тоже находился в клубе, но пребывал в блаженном опьянении, и, хотя кто-то сунул ему в руки газету, он даже не взглянул на нее. В хмельной его голове бродила мысль о том, как не прав был Маркус, считая, что он не в состоянии бросить пить в любой момент, когда того захочет. Они в Лондоне уже невесть сколько недель, а он не выпил ни капли бренди за все это время. Сегодня другое дело. У них сугубо мужская вечеринка, и не пить было бы верхом неприличия. Сейчас он выпьет еще один стаканчик и закончит на этом.

Пени попробовал встать, но ноги не слушались, и он опустился обратно в кресло. Приятелям это показалось ужасно забавным. Один из них придвинул к Пенну графин с бренди. Пени оглядел ухмылявшиеся лица и решил, что кое-кто из окружающих даже еще пьяней, чем он.

Он сделал попытку налить себе еще, но расплескал половину, и лорд Доулинг пошутил:

– Не могу поверить, что я считал тебя истым христианином.

Все засмеялись, и громче всех Пени. Ему уже море было по колено.

Посыпались новые шутки, одна острей другой. Впрочем, никто не имел в виду оскорбить его, и Пенн не обижался – предметом шуток было его неожиданное для всех опьянение. Он ощущал свою общность с ними, и это было прекрасное чувство.

– А я, – сказал Роджер Битти, желая всех переплюнуть, – думаю, что ты вполне можешь быть убийцей.

– Убийцей! – со смехом воскликнул Пенн. – С чего это пришло тебе в голову?

Роджера поддержал один джентльмен, потом другой. Питер Фаррел молчал и внимательно наблюдал за Пенном.

Шутка Битти имела успех, а это случалось нечасто, и он продолжал стараться, оказавшись в центре внимания.

– Мы обсуждали эту историю, – сказал он, оглянувшись на остальных, – и пришли к разным мнениям. Я считаю, что слух об испанской вендетте – это отвлекающий маневр. – Увидев, что Пени осовело смотрит на него, он добавил: – Несколько месяцев назад в Гайд-парке было совершено нападение на Маркуса. Совсем недавно он то ли отослал жену в Испанию, то ли где-то спрятал. Ясно, что он боится за ее жизнь. А теперь я спрашиваю тебя, кто окажется в выигрыше, если Маркус умрет?.

– Кто? – тупо переспросил Пенн.

– Как кто, его наследник, вот кто, а не какой-то там стрелок, которого тут же схватят, стоит ему только близко подойти к офицеру и джентльмену. Ты выиграешь от смерти Маркуса, Пенн. Я говорю о тебе.

Громко смеясь, словно это была остроумная шутка, все занялись обедом. Разговор продолжался, но Пенн все не мог собраться с мыслями. Что-то мучило его, что-то очень важное, на что намекали слова Битти и что он обязательно вспомнил бы, не будь настолько пьян.

Но тут принесли бургундское, и он забыл обо всем. Отказаться пить значило показать, что он слабее других. Нет, он не хочет, чтобы его прозвали монахом.

«Убийца?..» Кто-то сказал, что он убийца, вдруг вспомнилось Пенну. Разрозненные обрывки того, что сказал Битти, всплывали в памяти, но прошло еще немало времени, пока смысл сказанного дошел-таки до него.

Он внезапно вскочил и заорал:

– Позовите полицию!

Приятели в изумлении повернулись к нему и разразились хохотом. Пени отшвырнул стул и шатаясь пошел к двери. Но сделал лишь несколько шагов и повалился на пол.

Фаррел отвез его домой. К этому времени Пени с трудом мог вспомнить, как его зовут. Единственное, что он еще помнил, когда камердинер укладывал его в постель, что нужно разыскать брата и сказать ему нечто важное.

Катрин, уже в сотый, наверное, раз прочитав свою статью в «Джорнэл», вздохнула, отбросила газету, проверила пистолет, тоже, наверное, в сотый раз, и положила рядом с собой на стол.

Эми посмотрела на нее поверх книги, которую читала.

Катрин принужденно улыбнулась сестре.

– Зря я, наверно, так нервничаю. Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь, что все это глупости. Никто не клюнет на нашу наживку. Всякому понятно, что, будь у меня какие-то серьезные улики, я давно бы ими воспользовалась.

Эми, только делавшая вид, что читает, отложила книгу. Она тоже сильно нервничала.

– Думаю, ты права, – сказала она.

Катрин это не успокоило.

– По крайней мере, рассказать мне, что происходит, Маркус был обязан. Забрал мою статью и рисунки и носу не кажет.

– Кэт, он знает, что делает, – попробовала Эми урезонить ее. – Он боится, что следующей жертвой стану я. Так что ты делаешь свое дело – охраняешь меня.

– Знаю. Меня только одно тревожит: что он хочет справиться с этим в одиночку, без помощников.

– Минуту назад ты говорила, что опасаться не чего, никто не клюнет на его наживку, – возразила Эми.

– Ну да, ну да. Может, выпьем чаю с печеньем? Кухарка, я знаю, уже легла, но слуги еще не спят.

– Я не голодна.

– Я тоже.

Они посмотрели друг на дружку, улыбнулись и отвели глаза. Три дня, пока не появился номер газеты со статьей Кэт, они никуда не могли выйти, кроме сада. Им было хорошо вместе. В эти дни сестры подолгу разговаривали, главным образом о прошлом. Единственное, о чем они старались не заговаривать, – это о будущем.

– Поговори со мной… расскажи о Ротеме, о его семье, – попросила Эми, которой не понравилось выражение глаз Катрин.

Катрин помотала головой.

– Это бессмысленно, сидеть и ждать тут. Я должна отправиться к нему. Если с ним что случится, а я не смогу ему помочь, никогда не прощу себе этого.

Эми было запротестовала, но потом согласилась с Катрин. Будь на месте Маркуса Эль Гранде, она поступила бы точно так же.

– Только будь осторожней, – сказала она и неожиданно для себя добавила: – Да поможет тебе Бог!

Проведя ночь в молитвах перед алтарем, Эль Гранде вернулся в свою келью. Его молитвы были услышаны. Теперь он знал, куда направится из аббатства. Завтра он покинет Марстон и никогда не вернется сюда.

На столе лежал последний выпуск «Джорнэл». Роберт удивился, увидев газету, но удивление мгновенно исчезло, стоило ему найти статью и рисунок Катрин.