Он прикоснулся к ее руке.
– Бедная Каталина. Бедный я. Война изменила нас. Видно, мы с тобой еще привыкаем к новой жизни, каждый по-своему.
Катрин не хотелось продолжать эту тему, внушавшую ей какую-то тревогу, беспокойство.
– Роберт, ты ведь не считаешь, что Ротем действительно убийца?
– Нет. Я помню, какими угрозами заставил его жениться на тебе.
– Ротем тоже об этом вспоминал. Ты угрожал убить всех его товарищей.
– Мне кажется, что если бы он хотел, чтобы его товарищи умерли, то воспользовался бы моим блефом.
Катрин покачала головой.
– Вы с Ротемом рассуждаете одинаково. Он думает, что та твоя угроза не была пустой и теперь ты ее осуществляешь.
– Dios! Боже! Зачем мне это нужно?
– Это-то он и намерен выяснить.
Они понимающе улыбнулись друг другу.
– Мне бы хотелось, – сказала Катрин, – чтобы мы вместе участвовали в этом деле, как прежде.
– Карузерс этого не допустит. Он понимает, что я кончился как агент.
Она запротестовала, но Роберт спокойно продолжал:
– Ты знаешь сама, что у меня душа не лежит к этому. Я уже не тот, что прежде. Не Эль Гранде. Я – человек, который ни в чем не видит особого смысла. Я был бы плохим помощником тебе, совершал бы ошибки, мог бы навлечь на тебя угрозу. Майор Карузерс понимает это – вот почему он не разрешает мне участвовать.
Не успела она ответить, как с улицы постучались. Катрин не сразу сообразила, что слуг в доме нет и некому открыть дверь. Она встала, Эль Гранде тоже поднялся.
– Мы сказали друг другу все, что нужно было сказать, – печально произнес он.
– Погоди, не уходи. – В душе Катрин шевельнулась жалость. – Мы так давно не виделись. Я избавлюсь от посетителя, кто бы это ни был, и мы поговорим о прошлом, повспоминаем. Хорошо?
9
Она проводила взглядом фигуру Эль Гранде, вышедшего в стеклянную дверь, ведущую на террасу и в сад, и поспешила открыть позднему гостю. Катрин не сразу узнала даму, стоявшую на пороге. Гостья была во всем темном, черная вуаль скрывала ее лицо. Но когда дама быстро прошла мимо нее в дом, она сразу поняла, кто это. – Эми!
Смутная надежда шевельнулась в Катрин, но почти сразу и угасла, как только прозвучал резкий голос Эми:
– Я хочу поговорить с тобой наедине, Кэт.
Она быстро огляделась, как бы желая убедиться, что они одни, и, не успела Катрин остановить ее, направилась в кабинет.
Свечи еще не были зажжены. Мягкий свет от камина, пляшущий на стоявших перед ним креслах, сообщал необходимую интимность обстановке, но Эми ничего не замечала, сосредоточившись на цели своего визита. Сделав несколько шагов по кабинету, она откинула вуаль и торопливо заговорила:
– Это не светский визит. У меня нет желания болтать с тобой в гостиной. То, что я хочу сказать, лучше всего сделать здесь, вдали от глаз и ушей слуг. Я хочу поговорить с тобой о Ротеме.
Услышав имя графа, Катрин забыла, что хотела сказать, и с удивлением переспросила:
– О Ротеме?
Эми сделала нетерпеливый жест:
– Я не вчера родилась, Кэт. Я вижу, когда мужчина увлечен женщиной, а Ротем явно увлечен тобой. Он говорил мне о тебе, и я видела его лицо. Как далеко у вас зашло? Вот что я хочу знать.
Катрин похолодела. Первой мыслью было: Эми знает или подозревает, что она замужем за Маркусом.
Катрин молчала, и Эми взорвалась:
– Дурочка! Разве не понимаешь, что ты играешь с огнем? Он не женится на тебе. Он найдет себе ровню, аристократку. Они всегда так поступают.
– О чем ты говоришь? – спросила Катрин, ничего не понимая. – Я не собираюсь выходить замуж за Маркуса.
Кровь отхлынула от лица Эми; она была потрясена.
– Ты не понимаешь сама, что говоришь. Ты не из тех, кто может быть любовницей и довольство ваться этим. Ты не понимаешь, что случается с девушкой, когда она надоедает мужчине и он бросает ее. Я знаю, о чем говорю. Хочешь кончить тем же, что и я? Потому что, если он тебя бросит, произойдет именно это. Один неверный шаг, Кэт, и этого будет достаточно, чтобы навсегда распроститься с возможностью иметь дом и семью. – Лицо ее стало жестким. – Подумай, Кэт, – ни мужа, ни дома, ни детей. Только череда покровителей. Ты этого хочешь? Не будь дурой. Ни один мужчина не стоит такой жертвы.
Катрин в замешательстве слушала беспрерывный поток слов, но скоро поняла все, даже то, о чем Эми не сказала. Глаза ее загорелись, отражая бурю чувств, вспыхнувших в ней.
– Эми, – сказала она наконец, прервав сестру, – ты заблуждаешься. Ротем ничего для меня не значит. Он видел, как я выходила от тебя, и принял за кого-то… Его поразило мое сходство с той женщиной, и ему стало любопытно, кто я такая.
Эми молча выслушала ее и понемногу начала остывать.
– Ты не влюблена в него?
– Мы едва знакомы.
– Не лги мне, Кэт. Только не в этом.
– Я не лгу.
Казалось, весь боевой пыл Эми наконец иссяк. Она отвернулась от Катрин, но тут же вновь напряглась, когда на нее дохнуло ветерком из раскрытой двери на террасу.
Метнув уничтожающий взгляд на Катрин, она позвала:
– Выходи, Маркус. Я знаю, что это ты. Незачем прятаться, как вор.
Когда на ее приглашение никто не отозвался, Эми шагнула вперед и распахнула высокие створки.
Мужчина, вошедший в комнату, был высок, смугл, но в полутьме она не могла разглядеть его лица. Когда он подошел ближе, Эми убедилась, что это не Маркус, и немного успокоилась. Он был молод, примерно одного возраста с Кэт, а по одежде его можно было принять за провинциального адвоката или школьного учителя.
Взгляд ее задержался на его лице, и она подумала, что в жизни не встречала столь красивого мужчины. Он не улыбался, но она ощущала, как от него исходит некий внутренний свет, направленный именно на нее. Его глаза под густыми ресницами были непроницаемо черны. «Интересно, что он слышал из того, что я говорила Катрин?» – подумала она, и румянец поднялся по ее шее и залил щеки.
– Вы, наверное, сестра Катрин, – сказал он. – Простите, что я не вышел раньше. Я не собирался подслушивать.
Катрин поймала взгляд Эми, полувопросительный, полунегодующий, и не могла придумать ничего лучше, как сказать правду – или часть правды, способную сгладить неловкость положения, в котором оказалась, будучи застигнутой наедине с красивым молодым человеком.
Не оставалось ничего другого, как представить их друг другу:
– Эми – моя сестра. Роберт – священник.
Эми посидела с ними еще около получаса. Она не собиралась задерживаться так долго, но Кэт достала бутылку шерри и сливовый пирог и настояла на том, чтобы отметить ее день рождения. Конечно, Эми была тронута, но чего ей хотелось больше всего, так это быстрей оказаться у себя дома. У нее было ощущение, что молодой священник, отец Роберт, видит ее насквозь, и ей было очень неуютно, хотелось скрыться от его проницательного взгляда.
Эми надеялась, что они поговорят с Кэт по душам и она задаст ей еще вопросы о Маркусе, но присутствие отца Роберта нарушило эти планы. Мало того, он еще и напросился в попутчики до города, и не было серьезной причины отказать ему. Она не могла понять, почему ей так не по себе в его присутствии. Он не вмешивался в ее разговор с Кэт. Он вообще говорил очень мало. Но время от времени она ловила на себе его пристальный взгляд.
Теперь Эми позволила себе посмотреть на него. Они ехали в кебе, в котором она добралась до Хэмпстеда, и Роберт сидел напротив нее. Собственный ее выезд был настолько приметен, так бросался в глаза желтой атласной обивкой, что Эми опасалась, как бы кто-нибудь не узнал его и не начали расспрашивать о ней Кэт. Ей-то было все равно, что о ней говорят. Она была невосприимчива к сплетням, но Кэт другое дело.
Ее попутчик отвернулся к окошку, и Эми воспользовалась возможностью разглядеть его получше. Он очень отличался от мужчин, которые окру – жали ее. Молодой, много моложе ее. В скромной, темной одежде. Произношение безупречное, но яв – но не лондонское. Скорее всего ирландец. Да еще священник. Он был таким возвышенным, чистым, строгим – таким, какой ей уже никогда не быть. Непонятно, почему у нее так теснило сердце, но вот он взглянул на нее, и ей все стало ясно.