«Добро пожаловать домой, Маркус», – удрученно подумал он и допил остававшееся в бокале шампанское.
Ему припомнилось, что на таком же вот балу он однажды принял решение изменить свою жизнь. Ему еще не было двадцати девяти, а он уже чувствовал себя древним стариком. Он все видел, все испытал, а это было весьма печально для человека, едва вступающего в пору расцвета. Все ему давалось слишком легко, он не знал никаких забот. Его финансами ведал лучший знаток этого дела, какого только можно было нанять за деньги. А такого управляющего для Ротема, их родового имения, как Пеннингтон, его единокровный брат, еще надо было поискать. Ему не было необходимости жениться, чтобы иметь наследника, и если бы он это предпочел, то мог оставаться холостым. Случись что с Маркусом, оставалась еще два брата, чтобы знатный род не угас. Карты, вино, женщины – вот на что уходила жизнь. У него было все, что могло сделать счастливым молодого человека, и все же он не чувствовал себя счастливым, не знал покоя и не находил этому объяснения.
Маркус теперь и не помнил, кто первым предложил заключить пари. С бала у леди Кастлри они улизнули вчетвером. В конце концов они оказались в каком-то шикарном борделе. Их только что обслужили по высшему разряду лучшие шлюхи, каких только можно было найти. Лучшие, каких только можно получить за деньги. Эта мысль не давала ему покоя – не желал он того, что можно купить. Маркус сказал это вслух. Завязался спор, и кто-то упомянул о трудностях и опасностях воинской жизни.
Не успела ночь кончиться, как его друзья поспорили, что Маркус не выдержит и полгода в армии, в ином случае они съедят свои шляпы.
Пари, конечно, было шуточным. Никто не ожидал, что он воспримет его всерьез. Но, по правде говоря, пари не имело никакого отношения к его поступку. Армия была именно тем, чего Маркус еще не испытал, нечто новое, и он под влиянием порыва принял решение.
В первый год службы в армии он много раз жалел о своем поступке, но потом перестал думать об этом. Он был солдатом и делал свое дело. Сражаться за освобождение Испании от французов было для него делом чести. Два месяца назад война закончилась битвой при Ватерлоо, и родина перестала нуждаться в его услугах.
Круг замкнулся, только теперь Маркус стал на пять лет старше и немного умней. Он не хотел возвращаться к прежней бездумной жизни. Уцелев на войне, где погибли тысячи его товарищей, он изменился. Теперь Маркус знал цену жизни и не собирался тратить ее на пустяки. Он ни в коем случае не превратился в монаха, однако иначе смотрел на многие вещи, да и вкусы его сильно изменились.
Неожиданно его мысли снова вернулись к рыжеволосой фурии. Эми ничем ему не помогла. Более того, она долго смеялась, когда он описал ей девушку. Приличные женщины никогда не бывают на ее вечерах, сказала она ему. Он не назвал ей имени девушки и не стал углубляться в подробности их встречи, чтобы не компрометировать свою новую знакомую.
Переждав день, чтобы дать мисс Кортни остыть, он отправился в Хэмпстед.
Она попыталась не пустить его в дом, но он был настойчив, и в конце концов Катрин сдалась и позволила ему войти. Маркус провел у нее добрый час, и то, что он увидел, о многом рассказало ему. Взять хотя бы дом – потрепанный непогодой, ветшающий, как стареющая красотка. Здесь явно нуждались в деньгах.
Из реплик, которыми она обменивалась со служанкой, принесшей чай и бисквиты, он узнал, что мисс Кортни зовут Катрин, что ее отец, замечательный врач, воевал в Испании, и Катрин была с ним недолгое время, когда армия вошла в Португалию, и что по возвращении домой его постигла внезапная трагическая смерть.
Как ни велик был соблазн увидеть в этих фактах подтверждение своих подозрений, Маркус не поддался ему. Слишком много было в ней от истинной англичанки. Леди Кастлри сказала бы, что у Катрин Кортни внешность и повадки старой девы, но он так не думал. Язычок у нее язвительный, глаза всегда готовы вспыхнуть. Это девушка с необузданным характером и способна на столь же необузданную страсть, думал он и задавался вопросом, смог бы он внушить ей эту страсть.
Однако не было особого смысла задумываться над этим. Их знакомству не суждено продлиться долго. Во-первых, они вращались в разных кругах, а во-вторых, ее выразительный взгляд дал ясно ему понять, что граф Ротем не принадлежит к числу людей, пользующихся ее расположением. Это вызвало в нем разочарование, потому что мисс Кортни, весьма вероятно, была самой интересной женщиной из всех, какие ему встречались.
Он очнулся от своих мыслей, когда громко объявили очередной танец. Маркус поставил пустой бокал на поднос приблизившемуся лакею и мотнул головой, показывая, что не хочет больше шампанского. Уголком глаза он заметил крестную, направлявшуюся к нему в сопровождении некоего создания в розовом – нескладной девицы лет восемнадцати-девятнадцати на вид. В молодости Маркус просто сбегал от обязанности изображать кавалера для какой-нибудь застенчивой дурнушки, которую подводили к нему перед танцем. Тогда он предпочитал отчаянных кокеток или опытных замужних дам, которые не прочь были завести интрижку втайне от своих самодовольных супругов. «Но я уже не в том возрасте», – решил Маркус, и с любезной улыбкой повернулся к подходящим дамам.
Некоторое время спустя он сошел вниз, в мужское царство – бильярдную комнату. Маркус не увлекался игрой, но здесь по крайней мере можно было спастись от пустой болтовни бального зала. Среди мужчин он мог вздохнуть свободно, отвести душу, особенно общаясь с теми, кто, как он, побывал в сражениях, а таких тут было немало.
Он бросил презрительный взгляд на капитана Гроноу, который развлекал слушателей описанием ужасов битвы при Ватерлоо. Несколько джентльменов стояли на террасе, куря сигары. В отличие от капитана, который застал лишь самый конец войны, эти люди были настоящие ветераны, поскольку прошли с Веллингтоном весь путь, с самого начала.
Один из них заметил Маркуса и помахал ему, приглашая присоединиться к их компании. Фредди Барнс, годом или двумя старше Маркуса, никогда не унывал, не ныл и не жаловался, и Маркус любил его за это. У них было много общего. Оба вступили в армию Веллингтона в самом начале похода и служили в конной разведке – проникали в глубь вражеской территории и узнавали о передвижениях французских войск. В отличие от рыцарей плаща и кинжала, которые действовали во вражеском тылу незаметно, маскируясь под местное население, их отборный отряд действовал открыто. Но поймать лихих драгун было не легче, чем ветер. Чаще всего они возвращались на свои позиции, оставив далеко позади преследующих их французских улан.
В одном из таких рейдов Маркус наткнулся на французский патруль, и Эль Гранде спас его. Нечто подобное произошло с Фредди. Когда Маркуса принесли в монастырь, Фредди уже находился там, и потом вместе с другими офицерами навещал его, пока он оправлялся от ран. Присутствовал он и на злополучной свадьбе Маркуса и Каталины.
Фредди кивнул в сторону Гроноу.
– Послушать его, так подумаешь, что он всюду был одновременно. Все, что я помню о Ватерлоо, это задницы скачущих впереди лошадей да проклятые рвы, через которые приходилось перемахивать.
Его слова вызвали поток забавных историй, одна другой невероятней. Так ветераны прогоняли тяжелые воспоминания о пережитом.
Воспользовавшись паузой в разговоре, Фредди спросил:
– А что твоя жена, Маркус? Она здесь, в Англии, или все еще там, в Испании?
Весь вечер Маркусу приходилось изворачиваться, отвечая на этот вопрос. Было такое впечатление, что каждый жаждал познакомиться с леди Ротем. О его женитьбе в обществе рассказывали романтические истории, однако ничего необычного в том не находили, ибо много офицеров, воевавших в Испании, нашли там себе невест. Маркус, в свою очередь, как мог избегал разговоров о своей женитьбе, чтобы не объяснять, почему никто не видел его жены. Даже его родственники не знали, где она и почему скрывается? Маркус понимал, что произойдет, решись он открыть правду. Тогда не будет отбоя от авантюристок, каждая из которых станет утверждать, что она и есть Каталина, или от людей, предлагающих рассказать – за вознаграждение, разумеется, – где ее можно найти. Он предпочитал искать ее сам.