Совершенно ясно, что Парето не желает или просто не может провести различия между разными Уровнями Бытия. Одно дело изгнать «внутреннее» знание из науки о неодушевленной природе, о низшем из четырех Уровней Бытия. Насколько нам известно, на этом уровне «внутренний мир» не существует, и все подчиняется лишь внешним факторам. Следовательно, человек может досконально изучить материю при помощи своих «внешних» органов чувств. Совсем другое дело отказаться от внутреннего знания в науке о человеческой природе и поведении, на высшем из четырех Уровней Бытия. На этом уровне значимость внешних факторов по сравнению с внутренним опытом ничтожна.

При рассмотрении Второй Сферы Познания (изучение внутреннего мира других существ) мы обнаружили, что наибольшее знание достижимо в отношении высоких уровней, и напротив, внутренний мир неодушевленной материи остается для нас загадкой. В Четвертой Сфере Познания все наоборот: в изучении неодушевленной материи можно достичь огромных высот, однако, знания о человеке будут ограничены поверхностными внешними аспектами.

По мнению Парето, «закономерности экономической и общественной жизни ни капли не отличаются от закономерностей, выявленных естественными науками». Перед нами типичный пример мыслителя, который отказывается признать иерархию Уровней Бытия; для него человек отличается от камня лишь своей «сложностью»:

Действительно, неодушевленную материю можно подвергнуть любым экспериментам. Никакое вмешательство не уничтожит в ней жизнь и не исказит ее внутренний мир, ведь она не обладает ни тем, ни другим.

Эксперимент является достоверным и правомерным методом исследования лишь тогда, когда в ходе опыта исследуемый предмет не разрушается. Неодушевленная материя не поддается разрушению, но лишь преобразованию. С другой стороны, жизнь, сознание и осознанность очень уязвимы и почти неизбежно разрушаются, когда над ними ставят опыты, то есть когда исследователь исходит из того, что элемента свободы, присущего этим трем силам, не существует.

Применение эксперимента на более высоких Уровнях Бытия становится недостоверным не только из-за сложности исследуемого объекта. Дело в том, что причинно-следственные связи, являющиеся верховным законом на уровне неодушевленной материи, на более высоких уровнях занимают подчиненное положение и используются высшими способностями в целях, неизвестных на уровне физики и химии. (Вспомним продвижение «физическая причина — стимул — мотив — воля» из третьей главы.)

Непонимание этого факта и попытки втиснуть все науки в рамки методов физики, действительно, приводят к некоторым «достижениям»; но накапливаемые знания, скорее всего, станут препятствием к пониманию и даже проклятием, снять которое потом будет очень сложно. Высшее заменяется низшим. Представьте себе ученого, который при изучении шедевров Рафаэля ограничился бы химическим анализом холста и красок.

По всеобщему убеждению, естественные науки, включая химию и астрономию, наиболее развиты и совершенны. Науки о жизни, общественные науки и так называемые гуманитарные науки считаются менее совершенными, так как в них присутствует куда большая доля неопределенности. С точки зрения «совершенства» науки получается, что чем более совершенен предмет изучения, тем менее совершенна наука, его изучающая. Действительно, человек куда более совершенен, чем кусок минерала.

Если материю мы обозначили как m, то человека должно обозначить как m + х + у + z.

Тогда неудивительно, что о минерале мы приобрели более определенное знание (при этом лишь знание некоторого рода), чем о человеке. Физика имеет дело лишь с «m», причем, как мы уже видели, крайне ограниченным способом. Она может досконально исследовать материю и в этом достичь совершенства. Точно так же механика достигла совершенства в объяснении действия физических сил при определенных условиях. Но, без всякого сомнения, нам никогда досконально не исследовать «х», «y» и «z».

Давайте разберемся, чем же все-таки занимаются различные науки в Сфере 4. Их можно условно разделить на две группы: одни заняты описанием явлений, воспринимаемых органами чувств, другие в основном изучают работу различных систем и делают предписания по их использованию для получения предсказуемых результатов. Примером первой может служить ботаника, примером второй — химия. Различие между науками этих двух видов редко принимают во внимание. Философия науки занимается лишь предписательными науками, как будто описательных наук вообще не существует. Вопреки расхожему мнению, разница между «описанием» и «предписанием» не имеет отношения к «зрелости» науки: совершенно неправильно будет сказать, что описательная наука менее совершенна, чем предписательная. Ф. С. С. Нортроп утверждает, что «любая нормально развивающаяся эмпирическая наука начинается с обобщения большого количества частных фактов; затем на основе сделанных обобщений формулируется теория, подчиненная законам формальной логики и математики»[198]. Это совершенно верно в отношении предписательной науки, скажем, геометрии и физики. Но описательные науки, такие как ботаника, зоология, география, не говоря уже об истории, развиваются совершенно отличным образом.

Различие между описательными и предписательными науками в чем-то похоже на различие между «науками понимания» и «науками манипуляции», которые мы рассмотрели ранее. Достоверное описание отвечает на вопрос: «Что же я вижу (или ощущаю другими органами чувств)?» Действенное предписание отвечает на совершенно другой вопрос: «Что мне сделать для получения определенного результата?» Совершенно очевидно, что ни описательные, ни предписательные науки не являются беспорядочным нагромождением полученных извне фактов; в обоих случаях факты «очищаются» от случайностей, обобщаются; формулируются понятия, выдвигаются теории. Однако для достоверного описания необходимо полное отражение действительности, то есть сбор и отражение всех факторов. Действенное же предписание требует упоминания лишь строго необходимых и значимых факторов. По сути, необходимо отбросить все, что напрямую не связано с получением результатов. Поэтому можно сказать, что описательная наука занимается (или должна заниматься) в основном всей истиной, а предписательная наука занимается в основном только теми частями или аспектами истины, манипуляция которыми полезна. В обоих случаях я говорю «в основном», потому что разница между ними не абсолютна и не может быть абсолютной.

Действенные предписания обязательно ясны, точны, несомненны и непротиворечивы. Предписание типа «возьми немного теплой воды» не подходит. Оно может сойти для стряпни, но не для точной науки. Нам нужно точно знать, сколько воды и какой температуры, и свести на нет возможность «субъективной» интерпретации. Поэтому предписательная наука стремится все перевести на язык формул и цифр, а качества (например, красный цвет) отбрасываются, если только они не соотносятся с каким-либо измеряемым феноменом (таким как световые волны определенной частоты). Так логика и математика выходят на первый план.

С развитием логики и математики было обнаружено, что физические явления подчиняются чудесному математическому порядку. Осознав это, одни из самых вдумчивых физиков современности отошли от грубого материализма естественных наук девятнадцатого века и признали существование реальности, выходящей за пределы непосредственно наблюдаемых явлений. Избегая терминологии традиционных религий, приписывающих «царство, власть и славу» Богу, они все же не могли не отметить, что строение и законы Вселенной пронизаны высшей математической гармонией. Так естественные науки сделали чрезвычайно важный шаг навстречу религии. Теперь одни из самых продвинутых физиков современности признают, что «вся природа — не более чем символ трансцендентных реальностей»[199].