Чем выше Уровень Бытия, тем большее значение имеет внутренний опыт, то есть «внутренний мир», по сравнению с внешнем видом, то есть таким непосредственно наблюдаемым и измеряемым свойствам, как размер, вес, цвет, движение и т. д. Кроме того, чем выше Уровень Бытия, тем с большей вероятностью мы можем познать «внутренний мир» других существ, по крайней мере, вплоть до человеческого уровня. Мы уверены, что знаем кое-что о внутреннем опыте других людей, немного даже о внутреннем мире животных, почти ничего — о внутреннем мире растений и уж, конечно, вовсе ничего о внутреннем мире камней и прочих неодушевленных предметов. Когда Апостол Павел говорит: «Ибо знаем, что все творение совокупно стенает и мучится доныне»[178], — можно примерно догадаться, что он имеет в виду в отношении человека и, возможно, животных, но когда речь идет о растениях и минералах, мы сталкиваемся с огромными трудностями.

Поэтому давайте сначала разберемся, как мы познаем внутренний опыт других людей. Ранее я говорил, что мы живем в мире людей невидимых. Многие вообще не хотят открывать свой внутренний мир для чужих глаз; они говорят: «Не лезь ко мне в душу, оставь меня в покое, не суй нос не в свое дело». Но даже желая «открыться», человек понимает, насколько это сложно: он не умеет объясниться и, при всем своем старании рассказать чистую правду, между тем, обычно говорит множество небылиц. В отчаянии он может попытаться общаться без слов — жестами, знаками, прикосновениями, криком, плачем и даже насилием. Все мы знаем (пусть иногда об этом очень хочется забыть), что благополучие в огромной степени зависит от наших отношений с людьми. Никакое богатство, здоровье, слава или власть не спасет нас от жалкого существования, если отношений с окружающими испортились. Отношения же между людьми определяются нашей способностью понять других, и их способностью понять нас.

Похоже, большинство людей считают, что общение сводится к выслушиванию собеседника и наблюдению движений его тела. Другими словами, подразумевается, что видимые сигналы другого человека точно передают его невидимые мысли, чувства, намерения и т. д. Увы! все не так просто. Предположим, что один человек искренне желает донести свою мысль до другого (то есть устраним всякую возможность намеренного обмана) и шаг за шагом рассмотрим то, что для этого нужно.

Во-первых, тот, кто передает мысль, должен примерно знать, какую мысль он хочет передать.

Во-вторых, он должен найти видимые (и слышимые) символы — жесты, движения тела, слова, интонацию и т. д. — которые, по его мнению, станут наиболее точным «внешним» выражением его «внутренней» мысли. Это можно назвать «первым превращением».

В-третьих, слушатель должен безупречно улавливать эти видимые (и прочие) символы; ему необходимо не только точно слышать, что говорится, но и внимательно следить за невербальными символами (такими как жесты и интонация).

В-четвертых, слушатель должен затем собрать множество полученных им символов воедино и превратить их снова в мысль. Это можно назвать «вторым превращением».

Несложно заметить, что на каждом из четырех этапов этого процесса могут возникнуть ошибки, особенно с двумя «превращениями». Можно даже прийти к выводу, что надежная и точная передача мыслей и вовсе невозможна. Даже если передающий мысль, совершенно ясно понимает, какую мысль он хочет донести, выбор символов — жестов, сочетаний слов, интонации — крайне индивидуален; и даже если слушатель идеально слушает и наблюдает, где гарантия, что он правильно истолкует полученные символы? Эти сомнения и вопросы совершенно обоснованы. Описанный процесс чрезвычайно трудоемок и при этом ненадежен, даже когда огромное количество времени и усилий тратится на формулировку определений и на объяснение исключений, оговорок и условий. Сразу приходят на ум юридические или дипломатические документы. Казалось бы, это случай общения между двумя «компьютерами»: все должно быть сведено к чистой логике — или, или. Вот воплощенная мечта Декарта: в расчет берутся только точные, ясные и абсолютно достоверные представления.

Но вот загадка! В реальной жизни точная передача мыслей возможна и не так уж и редка. При этом люди обходятся без сложных определений, условий и оговорок. Порой собеседник даже говорит: «Я бы выразил это совсем по-другому, но я согласен с тем, что вы имеете в виду». Это очень важно. Может произойти «встреча умов», для которой слова и жесты — не более чем приглашение. Слова, жесты, интонация могут быть двух видов (или даже чем-то средним): языком программирования или приглашением к встрече для двух «программистов».

Если нам не удается достигнуть настоящей «встречи умов» с людьми, с которыми мы общаемся чаще всего в повседневной жизни, наше существование становится сплошным кошмаром. Чтобы достичь «встречи умов», мне необходимо узнать, что значит быть «тобой», а «тебе» нужно узнать, что значит быть мной. Оба должны хорошо разбираться в том, что я называю Второй Сферой Познания. Известно, что большинству из нас очень мало знаний даются «бесплатно»: чаще всего приобретение знаний требует определенных усилий. Поэтому неизбежно встает вопрос: «Как мне узнать и понять внутренний мир людей, с которыми я живу?»

Примечательно, что все традиционные учения дают на этот вопрос один и тот же ответ: «Понять других можно только настолько, насколько ты знаешь самого себя». Естественно, необходимо тщательно наблюдать и внимательно слушать; но дело в том, что даже идеальное наблюдение и слушание ни к чему не ведут, если полученные данные затем подвергаются неправильному толкованию; для правильного понимания я непременно должен знать себя, иметь собственный внутренний опыт. Другими словами, должно быть соответствие по каждому пункту. Человек, который никогда не испытывал боли в теле, вряд ли знает что-нибудь о боли, испытываемой другими. Он, конечно, заметит внешние проявления боли — звуки, движения, слезы — но для правильного понимания необходимо соответствие. Человек же, не знавший боли, такого соответствия не имеет. Несомненно, он попытается дать проявлениям боли какие-то объяснения; он может счесть их забавными, устрашающими или просто непостижимыми. Невидимая составляющая другого существа — в данном случае внутреннее ощущение боли — останется скрытой от него.

Я оставлю на откуп читателю исследование огромного разнообразия внутренних ощущений, наполняющих человеческую жизнь. Как я отмечал выше, все они невидимы, недоступны внешнему наблюдению. Пример с физической болью столь показателен именно потому, что в нем нет ничего сверхъестественного. Мало кто сомневается в реальности боли. Подумать только: боль, принимаемая всеми как реальная, настоящая, как одно из огромных «неизбежных зол» человеческого существования, при этом невидима для внешних органов чувств! Если реальным, «объективным», признаваемым наукой считать только то, что доступно наблюдению нашими внешними органами чувств, боль должны отвергать как нереальную, «субъективную» и ненаучную. То же самое относится ко всему, что касается наших внутренних чувств: любви и ненависти, радости и печали, надежды, страха, тоски и т. д. Если все эти силы или движения внутри меня не реальны, то не стоит принимать их всерьез, а если я не принимаю их всерьез в себе, как я могу считать их реальными и воспринимать их всерьез в другом существе? Как удобно думать, что другие существа по-настоящему не страдают, как мы, и на самом деле не обладают столь же сложной, тонкой и уязвимой внутренней жизнью, как наша собственная! И правда, на протяжении многих веков человек не раз демонстрировал недюжинные способности стойко и спокойно сносить страдания других. Более того, как тонко подметил Дж. Г. Беннетт[179], мы видим себя в основном в свете своих намерений, невидимых для других, в то время как других воспринимаем в основном в свете видимых нам действий. Так мы оказываемся в положении, где непонимание и несправедливость являются нормой.