После услышанного я набрался уверенности и через несколько дней дал воду человеку, просившему помочь жене, больной раком печени, затем, еще через четыре дня, когда сводный брат Б. попросил помочь его сводному старшему брату, страдавшему тяжелым заболеванием мозга, дал воды и ему. Оба приняли воду с большой радостью.

Я успокоился и решил взяться за работу, когда Небесный сёгун велел мне подумать об Обществе почитателей.

— В 1970 году, когда тебе было семьдесят четыре года, на твоей родине построили музей, посвященный твоему творчеству. Основатель центра Киитиро Окано не преследовал никакой личной выгоды, он лишь хотел, чтобы твоя душа вернулась в родные края, кроме того, он надеялся воодушевить твоим примером местную молодежь. Бог-Родитель Великой Природы возрадовался этому безвозмездно возведенному зданию — это как бы твоя церковь, — и в то же время, высоко оценив добродетель господина Окано, решил заботиться о процветании его банка… Ты дважды, весной и осенью, посещаешь свой музей и выступаешь с лекциями перед людьми, съехавшимися со всей страны. Эти люди подружились и создали Общество почитателей творчества Сэридзавы. Познакомившись, благодаря твоим книгам, некоторые из них заключили счастливые браки, нарожали детей. Родитель Великой Природы взирает на это с одобрительной улыбкой. Однако многие члены Общества живут в Токио и его окрестностях, и их не удовлетворяло всего лишь дважды в год собираться в культурном центре, захотелось по меньшей мере раз в месяц встречаться в Токио… Среди них был молодой бескорыстный литературный критик А. Идя навстречу общему желанию, он, не прошло и года, организовал Общество почитателей творчества Сэридзавы, которое собирается раз в месяц в зале культурного центра в Восточном Накано.

Утомившись этими слишком уж тривиальными речами Небесного сёгуна, я начал рассеянно думать о том, каких новых героев вывести в «Воле человека», над которой сейчас работаю. Но внезапно Небесный сёгун заговорил громче обычного, и я очнулся. Вот что он сказал:

— Там собираются самые разные люди, старые и молодые, мужчины и женщины. Поначалу ты забрал себе в голову, что поскольку в Общество входят люди различных вероисповеданий, различных политических убеждений, на заседаниях ни в коем случае не следует затрагивать религию и политику, только литературные вопросы… Великая Природа смеется над твоим суемудрием, ибо с любовью взирает на каждого члена Общества. Каких бы убеждений человек ни придерживался, приходя на собрание, он сообща со всеми начинает обучаться жить в Истинном мире. Может, ты и не замечал, но все члены Общества светятся счастьем. Это и есть благодать Великой Природы.

Кажется, Небесный сёгун закончил свою речь, решил я и вздохнул с облегчением. Но он опять продолжал:

— Не указать ли тебе на нечто неприятное, на то, как и здесь продолжает проявляться неугомонная человеческая глупость?

Я молчал.

— Так вот, всеми делами музея управляют поэт А., уроженец Нумадзу, исполняющий должность директора музея, и находящиеся под его началом Т., женщина средних лет, и одна молоденькая девушка. А. во всем следует указаниям дирекции музея, организационно входящей в банк Суруга. По своей доброте господин Окано никогда не докучал тебе делами музея. Даже идея, чтобы ты дважды в год посещал музей, принадлежит директору, господин Окано к этому не имел отношения. А разве тебе не известно, что Окано не только мечтал вернуть твою душу на родину, но и предпринимал всяческие усилия, чтобы само собой отменилось твое изгойство, объявленное по феодальному обычаю твоей деревни? Тебя изгнали из общины за то, что ты поступил в среднюю школу, и, хотя с тех пор прошло шестьдесят лет, ни один человек из деревни не заходил в твой музей, даже в те дни, когда вход бесплатный. Ни директор музея, ни Т. ничего не знали о твоем изгойстве, поэтому время от времени ходили по деревне и приглашали ее жителей посетить музей.

Все это Родитель Великой Природы видит и знает. Как-то раз к тебе пожаловал один доброхот и заявил, что, если ты пожертвуешь денег на нужды деревни, проблема с изгойством будет решена, но, видимо, он плохо представлял себе, какие доходы имеет писатель, чуждый коммерции, и назвал совершенно запредельную сумму, и ты спокойно ответил, что рад был бы пожертвовать в пользу деревни, но у тебя нет и сотой доли того, что он просит. И что тебе на это сказал Бог-Родитель?

— Будь проще, как Иоанн Света.

— Вскоре после этого ты получил иностранный орден и был выбран почетным жителем города Нумадзу. Прошло полгода, в твоей деревне построили Центр спасения при стихийных бедствиях и обратились к тебе с просьбой написать похвальное слово деревне и поместить ее на стене у главного входа в музей. Ты тотчас согласился. Согласился ты и на просьбу участвовать в торжественном открытии Центра. Согласился прочесть в Центре лекцию…

Накануне лил сильный дождь, но в тот день с утра было ясно, вся деревня готовилась к празднику. Деревенские жители встретили тебя, приехавшего на машине с дочерью, радостными криками, в зале Центра спасения состоялась церемония открытия, впрочем, она скорее напоминала торжественный прием в честь твоего приезда.

Затем перешли в столовую, в которой также была устроена сцена, и там для тебя и жителей деревни закатили пир, услаждая выступлением школьников, хора женского общества и местной самодеятельности.

А когда наступило время уезжать, селяне обступили твою машину, устроили овацию, величая тебя гордостью деревни, кричали тебе многие лета и никак не хотели отпускать…

Взирая на происходящее. Родитель Великой Природы возрадовался, что бескорыстный поступок господина Окано, построившего музей, получил воздаяние, и расцветил небеса и морские просторы алыми красками заката. Но сам-то ты заметил все это?..

Запечатлей это в сердце своем, как явленный Богом-Родителем пример, символ того, что воля человека, его искреннее желание непременно осуществятся. Понял?

Я молча кивнул.

— И вот еще к чему хочу привлечь твое внимание… Обычно всегда, когда ты приезжал в музей, стояла прекрасная погода. Ты радовался, что даже если накануне шли дожди, стоило тебе приехать, небо мгновенно прояснялось. Всякий раз Родитель Великой Природы, благоволя к тебе, разгонял тучи, и гора Фудзи встречала тебя с ликованием…

Но вот двадцать третьего апреля сего года ты посетил музей после трехлетнего перерыва. В этот день, согласно с твоим душевным настроем, с утра хмурилось, казалось, вот-вот пойдет дождь. Ты тревожился за внучку, дочь своей младшей дочери, которая осталась в доме одна. К тому же, не подготовив выступления, ты чувствовал себя неважно… «Может, отменить поездку?» — настойчиво спрашивала дочь, когда вы уже сели в машину, но ты забился поглубже в сиденье и ничего не ответил… Когда выехали на скоростную трассу. Родитель Великой Природы окатил машину струями дождя, нарочно останавливал ее под предлогом дорожно-ремонтных работ, перегораживал дорогу разбитыми автомобилями, мешал движению, перепробовал все, чтобы воззвать к твоему любящему сердцу… Но сердце твое оставалось закрыто и холодно, как камень… Из-за всего этого в Нумадзу вы прибыли позже обычного на два с половиной часа, даже не успели пообедать. Не было времени по дороге сходить на могилу твоей жены, ты остался в машине и смотрел, как дочь направляется к кладбищу с букетом цветов.

Все так и было, и на меня вновь нахлынули горькие воспоминания о том дне.

— В музей прибыли без двадцати час. В Нумадзу моросил дождь, но к этому времени он кончился. Из-за трехлетнего перерыва людей из Общества почитателей твоего творчества собралось втрое больше обычного, было не протолкнуться. К твоему удивлению, тебя встретил мэр города с супругой. Поприветствовав тебя, они поспешили сесть на заранее занятые места — тебе пора было начинать выступление.

Судя по виду, ты был в крайнем замешательстве. Думая об искренней любви к тебе собравшихся людей, я отверз твои уста и начал говорить вместо тебя. (Позднее мне прислали из музея пленку с записью, я прослушал — мое выступление оказалось великолепным, у меня отлегло от души, и я возблагодарил Небесного сёгуна.) Ты успокоился и, внимая идущим от меня словам, разглядывал в зале лица милых друзей, которых давно не видел. Выступление, как обычно, продолжалось два часа, все были под большим впечатлением. Около получаса ты отвечал на вопросы, директор музея спросил: «Вы, наверно, устали, пора заканчивать?» — на что ты ответил: «Нисколько не устал!» Услышав это, я, искренне обрадовавшись, рассмеялся.