Поэтому министерство, не откладывая, взялось за закон об урегулировании конфликтов мелких арендаторов, а мне и моим товарищам, создавшим отвергнутый закон, велели заняться новым законопроектом.

Мы трое работали усердно, и после всевозможных сложностей через полтора года в парламенте был принят закон об урегулировании конфликтов мелких арендаторов. Благодаря этому в министерстве был учрежден отдел по урегулированию арендных конфликтов, нас всех троих повысили в должности, и я в чине управляющего делами перешел в департамент животноводства.

Проработав два с половиной года государственным служащим, я стал испытывать сильные сомнения в том, правильный ли путь выбрал. Я пошел работать в министерство, веря, что сумею помочь бедным людям из низших слоев общества, но законопроект об урегулировании конфликтов, подкреплявший подобные надежды, на каждом следующем этапе все менее учитывал интересы мелких арендаторов и все откровеннее защищал землевладельцев, чтобы наконец именно в таком, искаженном виде пройти через парламент. А коли так, разве служба в министерстве соответствует моим идеалам? Мучимый сомнениями, я решил узнать, как обстоит дело в развитых странах, взял отпуск и уехал учиться во Францию.

…В то время один из моих молодых товарищей, Эйити Саката, сказал мне: «Своих целей ты мог бы добиться, лишь став политиком. Лично я, если в будущем представится случай, собираюсь заняться политикой». (Через несколько лет после окончания войны он баллотировался от своей родной префектуры Исикава и прошел в парламент. Позже он был министром сельского хозяйства и лесоводства в кабинете Сато, и после смерти ему на родине поставили бронзовый памятник с надписью «Покровитель мелких арендаторов», что свидетельствует об уважении, которым он пользовался среди крестьян.)

Когда в январе сорок пятого года я снял квартиру в домишке на задворках Токио, превратившегося в результате бомбардировок в одно большое пепелище, и, не имея ни гроша в кармане, должен был содержать семью из пяти человек исключительно литературным трудом, я вдруг осознал, как было бы хорошо стать мелким арендатором, проще говоря — батраком, вроде тех, с которыми я встречался, когда до войны объезжал с инспекциями деревни района Тохоку.

На втором этаже была маленькая комнатка. Она стала моим рабочим кабинетом и моей спальней. Приспособив низенький чайный столик в качестве письменного стола, я разложил на нем листы и начал строка за строкой возделывать их своим пером. С утра до глубокой ночи, не зная отдыха, я работал и, случалось, по несколько дней подряд не выходил из дома. С благодарностью принимал любое предложение что-либо написать…

Такова батрацкая доля, но здоровью она не идет на пользу, внезапно у меня начала развиваться астма, ставшая со временем хронической. Несмотря на это, я не позволял себе ни на день прервать работу. Моя батрацкая жизнь протянулась на десять лет, но, к счастью, я не умер.

Когда я стал батраком, жена сказала, что в таком случае и ей следует жить, как подобает жене батрака, полностью отказалась от косметики, работала по дому в самой простой одежде, не позволяла себе ни слова попрека или раздражения, даже детей перестала ругать. Поведение родителей, естественно, оказало благоприятное влияние и на наших дочерей. Старшая, обучавшаяся игре на фортепьяно и считавшаяся любимой ученицей преподавателя Лео Сироты, при всей ее занятости не только помогала вести домашнее хозяйство, но даже по нашей просьбе охотно ездила в деревню, чтобы купить продукты на черном рынке. Три младшие дочери — они учились в начальной школе, в средней и в университете — помогали друг другу в учебе и, поскольку у нас был только один старенький рояль, по обоюдному согласию распределили между собой время для упражнений…

Разве наша счастливая семья не испытывала на себе благодать Великой Природы? Когда прошли эти десять бедственных лет, две старшие дочери удачно вышли замуж, а я, хоть и задыхался от приступов тяжелой астмы, не прерывал своих литературных трудов и, между прочим, съездил по официальным каналам в Европу, где смог встретиться со своими старыми друзьями. Стараниями друзей, обрадованных тем, что я стал писателем, два моих романа были переведены на французский язык, изданы в Париже, Бельгии и Швейцарии, получили хорошую критику, и благодаря гонорарам я смог отправить свою третью дочь во Францию учиться вокалу.

Между тем на следующий год, в сентябре сорок шестого, намечалось провести в Токио двадцать девятый Всемирный конгресс ПЕН-клубов. На нем должен был присутствовать господин Б., переводивший мои романы, в связи с чем я, собравшись с духом, принял решение построить новый дом на месте сгоревшего.

Жена была рада, но при этом выдвинула важное условие.

— Пусть у нас будет новый дом, — заявила она, — но я хочу по-прежнему вести домашнее хозяйство самостоятельно, без прислуги, как батрацкая жена, поэтому мне хотелось бы построить европейский дом, на манер французских, чтобы не приходилось каждый день делать уборку. И комнаты, разумеется, сделать европейские, с отоплением и прочими удобствами.

Я обсудил наши с женой пожелания со своим приятелем Н., владельцем строительной фирмы. Выслушав их и несколько раз переделав проект, он наконец приступил к строительству, пообещав, что все будет готово к переезду в конце февраля следующего года.

Это меня успокоило, но в какой-то момент я вдруг начал тревожиться, смогу ли в конце февраля, к завершению строительства, окончательно расплатиться с Н. Я позвонил своему лицейскому другу Накатани, работавшему в банке М. Он всегда говорил мне: «Не следует занимать деньги у людей, когда для этого существуют банки». Я сообщил ему о строительстве нового дома на месте пепелища и попросил посодействовать, если в конце февраля мне придется занять денег.

Он ответил, что все будет в порядке. У меня отлегло от сердца, я вернулся к себе на второй этаж и принялся за работу, но тут с прилегающей к комнате веранды через бумажные ставни донесся голос жены:

— Тут какой-то студент из Токийского университета непременно желает тебя видеть…

— Я занят, у меня нет времени на встречи!

— Но он из Ганюдо (рыбачья деревня, в которой я родился), к тому же фамилия как у тебя… Может, родственник… Уж удели ему немного времени!

Жалостливая жена, приняв посетителя за моего родственника, наверняка уже впустила его в дом! — подумал я и спустился вниз.

Юноша в студенческой форме сидел на циновке у порога, скрестив ноги.

— Мой отец был вашим одноклассником в начальной школе, может быть, вы его помните — Торакити.

— Так ты, значит, из Ганюдо… — сказал я, присаживаясь напротив него. — Торакити… В Ганюдо у каждой семьи было родовое прозвище. Если назовешь, может, и припомню.

— Хикимару.

— Торакити Хикимару… А, вспомнил — Тигр!.. Ну что, батюшка здоров?

— Вот уже десять лет как помер… А я в этом году заканчиваю университет и пришел к вам с просьбой…

— В чем дело?.. Будь твой отец жив, ты бы вряд ли пришел ко мне с просьбой, да и я не стал бы тебя выслушивать… Но коль скоро он умер десять лет назад, срок давности уже истек. Ну да ты об этом небось ничего не знаешь… Давай выкладывай, с чем пришел!

— Скажите, что у вас приключилось с моим отцом?

— Долго рассказывать… Отец твой был силач и измывался над сверстниками, его боялись и прозвали Тигром. Я же был его злейшим врагом за то, что учитель мне покровительствовал, и мне нередко доставалось от твоего отца… Вот, если кратко…

— Слава богу, все это в прошлом… А просьба, с которой я к вам пришел… — он оживился, — в этом году я заканчиваю Токийский университет и собираюсь подать прошение о приеме на работу в банк М., не могли бы вы выступить в роли поручителя?

По его словам, поступив на экономическое отделение Токийского университета, он поставил перед собой цель — в будущем устроиться на работу в банк и сделать карьеру в области финансов, поэтому, студентом, отдавал все свои силы учебе. Когда наконец зашла речь о трудоустройстве, он высказал желание поступить на работу в какой-либо из трех ведущих японских банков — Мицуи, Мицубиси или Фудзи, однако, собравшись подавать заявку о приеме на работу, он, к своему немалому удивлению, узнал, что не отвечает требованиям. Во всех трех банках в качестве непременного условия для устройства на работу требовалось, во-первых, чтобы были живы родители, во-вторых, чтобы они были людьми состоятельными. Отца у него нет. Да и какое уж тут богатство, когда старший его брат рыбачит в Ганюдо, а мать разводит кур и продает яйца.