Но в этот момент в ней, вероятно, сработала оставшаяся на сердце ржа католической выучки — насчет Иисуса она усомнилась. Иисус — единственный сын Бога, а мы, люди, поклоняемся Иисусу как Богу и тем самым обращаем к Богу истинную веру. Невозможно вообразить, чтобы люди, каждый по отдельности, были детьми Бога, это просто нелепо… Вот какие серьезные сомнения ее обуревали.

Когда она призналась в своих сомнениях мужу, он сказал, что именно поэтому советовал ей отбросить предубеждения. Хотя она и не посещает церковь и не считает себя адептом католицизма, осадок религиозных догм, внушенных ей в детстве, остался на дне души и препятствует ей свободно мыслить, поэтому он пожелал ей избавиться от этого осадка как можно быстрее.

— Конечно, абсурдно цепляться за старые догмы, поскольку я не являюсь верующей католичкой, — продолжала Хидэко, — но как я ни старалась освободиться, ничего не получалось, поэтому я поняла, что должна серьезно подойти к этой проблеме и попытаться самостоятельно ее разрешить. Учитывая, что в мире сотни миллионов верующих католиков, я обязана найти решение ради этих людей, иначе придется считать, что ясная истина, которую вы излагаете в своей книге, ошибочна. И вот на протяжении почти двух месяцев я билась с этой проблемой, отдавая этому все свои силы.

Часто обсуждала ее с мужем. Говорила с мамой — верующей католичкой. Несколько раз даже обращалась за разъяснением к знаменитому патеру Б., преподающему в университете. Рылась в специальной литературе. Сама много размышляла. Записывая все свои сомнения, оттачивала мысль… Пока наконец не пришла к выводу, который меня удовлетворил.

Я верила, что Иисус — единственный сын Бога, и я не ошибалась в том, что он — сын Божий. Все люди — дети Божьи, и я — Его дитя. Более того, пред лицом Бога я должна жить в истине так же, как Иисус. Если я на такое не способна, я — не дитя Божье. Как только это меня осенило, тотчас усвоенное мною в детстве учение Иисуса обрело новый смысл, взывая непосредственно ко мне, и во мне вскипела радость от желания шаг за шагом воплощать его на практике. С этого времени я начала жить новой духовной жизнью, и каждый мой день озарялся счастьем.

Не могу в двух словах рассказать обо всем, что я передумала и испытала прежде, чем на меня сошло озарение, но я все записывала и решила привести свои записи в порядок, изложить доступным языком и опубликовать. Меня вдохновляла дерзкая надежда — какое было бы счастье, если бы католики по всему миру задумались над этим! Но прежде я бы хотела, чтобы вы прочли…

Она глубоко вздохнула и с серьезным лицом добавила:

— После того как я все это осознала, многое мне видится по-новому. Во-первых, муж… Я оказалась совершенно его недостойна…

— Кажется, раньше ты говорила, что он подобен Богу. Теперь ты в нем видишь Будду, так, что ли?

— Ну что вы такое говорите!.. Не знаю, как лучше объяснить. Я его недостойна. Именно так. Когда он сделал мне предложение, я втайне его любила, но именно из-за того, что любила, хотела, ни слова не говоря, удалиться от него, исчезнуть. Но в тот момент я вспомнила о вашей супруге и решилась выйти замуж. В результате, рядом оказался человек, которого я недостойна, за что поныне возношу благодарность духу вашей супруги, и все же…

— Слыша тебя, моя жена наверняка радуется. Славной женой она была!..

— Я тоже хочу стать такой же. Но послушайте, я раньше думала, что муж бросил изучать французскую литературу оттого, что осознал пределы своих возможностей… Но в действительности это не так, ему до сих пор от французских ученых приходят просьбы опубликовать его статьи в научных журналах… И я, каждый день получая от него помощь в своей работе, поняла, какой он выдающийся ученый. И тут я также оказалась его недостойна. Хотя, конечно, стараюсь шаг за шагом, как говорит мой муж, овладевать глубокими познаниями в моей области, чтобы стать первоклассным специалистом… Взять хотя бы то, что я пишу, обращаясь к приверженцам католицизма… Если я не стану первоклассным специалистом, я не смогу убедить людей…

— Отлично сказано!

— С некоторых пор я стала новыми глазами смотреть на мою матушку, живущую сейчас с нами. Когда у нас родился ребенок, она стала помогать, взяла на себя заботу о его воспитании и в конечном итоге прижилась у нас. Я была рада этому, и все же порой возникали проблемы. Но когда муж сказал, что хочет развить у ребенка абсолютный слух и, едва он родился, стал пичкать его классической музыкой, мама первой поддержала мужа, мол, именно потому, что моя дочь и старший сын с детских лет учились музыке по методу Судзуки, из них вышли такие прекрасные люди… Найдя взаимопонимание, они с мужем на пару занялись воспитанием ребенка… Кроме того, мама любит домашнее хозяйство и с помощью домработницы умело ведет его, поэтому я могу беспрепятственно посвящать себя науке, и все же до сих пор я замечала у мамы в основном недостатки, даже самые мелкие, но в последнее время, напротив, вижу в ней исключительно хорошие стороны, так что самой удивительно. Более того, погружаясь в сладостные воспоминания о том, как она нас с братом растила в детстве, я все больше проникаюсь мыслью, какая она замечательная мать! Вы как-то сказали, что если, общаясь с человеком, вообразить, каким он был бы в Истинному мире, сразу поймешь его с лучшей стороны. И что именно в этом счастье…

— Правда? А я и забыл… Ныне ты достигла «жизни в радости», угодной Великой Природе. И без твоих слов весь твой облик свидетельствует о счастье.

— И все это благодаря вам!.. И вот еще что. Болтаю о себе одной и запамятовала… — Она торопливо достала из сумки сверток и выложила на стол толстую книгу ин-кварто. — По правде говоря, я пришла к вам, чтобы по просьбе мужа передать эту книгу. А сама пустилась в объяснения, от счастья совсем потеряла разум… Вы уж простите меня.

Внушительный, прекрасно изданный том. Озаглавлен — «Раздумья», автор — Кадзуо Накамура.

— Так это книга твоего мужа?

— Кажется, я уже вам говорила, что муж, мечтая о встрече с вами, сказал, что прежде сам должен заложить для этого прочное основание, поэтому уже давно, собравшись с духом, он начал писать.

С этими словами она открыла титульный лист. Посередке было напечатано: «Моему духовному отцу и учителю К. С. этот труд посвящаю».

— Ого! — невольно вырвалось у меня, и я благоговейно осмотрел книгу. Она вышла в знаменитом издательстве И. и выглядела поистине великолепно. — Спасибо. Хочется сразу же начать читать. Как только разделаюсь с рукописью, сразу и возьмусь, так ему и передай! И все же удивительно! Чтобы издательство И. выпустило книгу безвестного Накамуры…

— Дело в том, что в издательстве уже давно просили мужа дать им книгу о французской литературе… Когда он завершил эту книгу, то решил, что в условиях нынешнего издательского кризиса вряд ли кто-нибудь возьмется ее печатать, поэтому сперва подумывал выпустить ее за свой счет, но тут вспомнил о давнем предложении от издательства И. и отправился к ним посоветоваться, а они взяли с радостью… И так роскошно издали! Я сама удивилась.

— А я назвал Накамуру безвестным… Совсем отстал от жизни. Он, оказывается, еще как знаменит! Чтобы такое издательство приняло его книгу… Чудесно! Я очень рад.

— А муж-то как рад! Сказал, что теперь, когда у моего учителя есть моя книга, я смогу, если мне когда-нибудь доведется с ним встретиться, минуя всякие формальности, поговорить с ним как со своим духовным отцом. Если вы — его духовный отец, то и мне приятно чувствовать себя в какой-то степени вашей родственницей…

— А мне-то как приятно, что Накамура называет себя моим духовным сыном! У меня и дети и внуки все сплошь девочки, ни одного мальчика. Я нередко думал, вот был бы у меня сын, мы бы с ним по-мужски воодушевляли друг друга… А теперь у меня и впрямь сын родился. Я много слышал о Накамуре и от тебя и от Фуми, как же мне не радоваться, что мне послан такой замечательный сын.

— Кстати, профессор Суда, муж Фуми, тоже считает вас духовным отцом. И знаете, наши мужья так крепко подружились, совсем как кровные братья — неразлейвода. Мы с Фуми даже шутим, это, мол, потому, что они дети одного духовного отца…