Но прошло еще три-четыре года, прежде чем она на себе почувствовала все страшные последствия поражения. Эти четыре года лихолетья были годами неисчислимых бед и лишений. В Японии, оккупированной союзными войсками, американцы насильственно насаждали общественное переустройство. Оккупационная администрация реквизировала особняк свекрови, вынудив семью переселиться во флигель, прежде занимаемый приказчиком, хотя проблемы, связанные с реформой землевладения и налогообложения, ее мужу и управляющему удалось кое-как уладить, на складе хранилось вдоволь съестных припасов и предметов первой необходимости, так что свекровь, бывшая в неведении относительно угрожавших семье бедствий, кажется, особых тягот не испытывала.

Разумеется, ее не могло не печалить то, что семья ее отца, графа В., лишилась своих титулов, а главное, в результате политических реформ вся ее недвижимость была национализирована, и они были разорены настолько, что им пришлось искать кров у родственников в Киото. В довершение после роспуска промышленно-финансовых кланов у семьи Суда были отобраны все принадлежавшие им предприятия, а отцу и деду, как каким-нибудь преступникам, было запрещено участвовать во всех областях их прежней предпринимательской деятельности, даже близко приближаться к конторам своих бывших компаний им не разрешалось. Узнав, что премьер-министр Хирота, которого он весьма почитал, арестован как военный преступник, дед испугался, что и ему, на протяжении многих лет снабжавшему армию, грозит смертный приговор международного трибунала, и в результате скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг. Из страха перед оккупационными войсками и общественным мнением его не смогли даже похоронить как полагается, закопав в землю как ничего не стоящие отбросы. Все это не могло не причинять свекрови глубоких душевных страданий.

До поражения Японии отец мужа был очень занят и редко показывался дома, а после войны, став безработным, почти не выходил, но при этом с женой практически не разговаривал, она же была счастлива уже тем, что может хоть чем-то ему услужить. Но вот однажды он неожиданно позвал ее в свой кабинет, как он сказал, для серьезного разговора. Такое случилось впервые за все время их супружества, поэтому она была очень удивлена. Муж, предложив ей сесть, сказал:

«Наверно, ты не раз слышала по радио, что Япония стала демократической страной и отныне муж и жена могут поступать каждый по своему усмотрению, как совершенно независимые, свободные люди. Еще студентом, на лекциях по истории Европы, я узнал о том, как Великая французская революция, сто с лишним лет назад, после неисчислимых народных страданий, учредила демократическое государство, а теперь и Япония благодаря долгой войне и горестному поражению стала демократической страной, избежав при этом гражданской войны. Для японцев произошла великая социальная революция. Так же как когда-то французы благодаря Великой революции создали новое общество, японский народ ныне благодаря социальным реформам вступил в новое светлое будущее. К счастью, мы еще молоды, поэтому, приложив некоторые усилия, можем перевоспитать себя для новой Японии и начать новую жизнь».

Придя к такому выводу, отец мужа принял для себя решение, продвигаясь наугад, ощупью, начать жить по-новому. Отныне главное — учиться. Он пообещал жене всяческую поддержку, если она согласится последовать его примеру, и дал ей пять дней на раздумье, предложив ответить на несколько вопросов.

Во-первых, была ли у нее в юности какая-то мечта, от которой ей пришлось отказаться по причине того, что она женщина, к тому же связанная браком. Во-вторых, не обучалась ли она какому-нибудь «женскому» искусству, которое могла бы развить до уровня мастерства, позволяющего обеспечить свою жизнь. В-третьих, не попробовать ли ей себя в каком-нибудь женском занятии: шитье, кулинарии, вязании? Прежде она этим пренебрегала из-за своего благородного положения, но теперь могла бы заняться профессионально. В-четвертых, поскольку годы позволяют, нет ли у нее желания поступить в университет и получить образование. В-пятых, нет ли у нее собственных идей. В-шестых, она привыкла заглядывать в газетах лишь в раздел происшествий, а следовало бы, поскольку они выписывают всего одну газету, «Асахи», прочитывать ее всю, от корки до корки, включая объявления, и если что-то непонятно, спросить у домашних. Если вести себя с работающими в доме людьми на равных, они охотно ответят на любой вопрос, и общение с ними может быть весьма поучительным…

По-правде говоря, свекровь опасалась, что муж заведет речь о разводе, поэтому, успокоившись, она внимательно обдумала его заботливые советы. По первому пункту ответ отрицательный. По второму: конечно же, она занималась икебаной, чайной церемонией, игрой на старинных музыкальных инструментах, но сомнительно, чтобы она могла сделать это своей профессией. Третье: наблюдая за работой служанок, она не находила ничего такого, чем хотела бы заняться. Четвертое: в ее возрасте стать студенткой немыслимо. Словом, только шестой пункт она могла осуществить, хотя целого дня не хватит, чтобы прочесть все, как советовал муж, к тому же в газете было слишком много сложных статей, а она не представляла, к кому обращаться за разъяснением. Однако этот шестой пункт ее несколько успокоил — она могла хоть что-то ответить мужу.

На пятый день она честно во всем ему призналась. Муж сказал, что ей еще следует подумать, авось появится какой-нибудь замечательный план, и дал ей срок в десять дней. Но и в течение этих десяти дней, сколько ни ломала голову, она не смогла придумать себе никакого занятия по душе. Так она и сказала мужу. Тот великодушно дал ей еще десять дней на раздумья. В эти десять дней она не столько думала, сколько страдала и в результате пришла к выводу, что она совершенно никчемная женщина. В стране утвердилась демократия, мужчины и женщины отныне имели равные права, стали самостоятельными гражданами, а она мало того что не могла быть самостоятельной, но и вообще не была способна ни к какому делу и только доставляла хлопоты состоявшим при ней служанкам. При этой мысли у нее навертывались слезы. Итак, к концу последних десяти дней ей пришлось честно признаться мужу, что она никчемная несчастная женщина и искренне в этом раскаивается. Муж, посмотрев на нее с жалостью, сказал:

«Тебе не в чем раскаиваться. Это твоя беда. Ты называешь себя никчемной, но в этом нет твоей вины… Виноваты эпоха и среда, в которой ты воспитывалась».

«Нет, это я такая глупая».

«Теперь уже слезами делу не поможешь. Если хочешь возродиться для новой эпохи, придется учиться, пытаться найти в себе нераскрытые таланты».

«Какие могут быть нераскрытые таланты у такого бесполезного человека, как я?»

«Наверняка есть. Просто до сих пор ты о них не думала… Лично я, пройдя чреду испытаний, как будто ожил, каждый день приободряю себя надеждой раскрыть в себе новые способности, начать новую жизнь».

«Ты предлагаешь мне учиться, но чему может научиться бесталанная женщина?»

«Разве не научилась ты за эти двадцать пять дней читать газеты по-новому?.. Главное, не падай духом! Сходи для пополнения образования на публичные лекции, послушай, о чем там говорят. Их посещают люди, которые, подобно тебе, настрадались за время войны и теперь не знают, как строить свою жизнь в будущем, даже одно общение с ними пойдет тебе на пользу. Для начала сходи на лекции в нашем районе, без служанок, одна… А когда вернешься, расскажешь мне о том, что услышала».

Перспектива ходить на лекции не слишком увлекала свекровь, но последние слова мужа ее убедили. Обычно она почти не беседовала с ним, но теперь, после лекций, у нее появится возможность с ним поговорить. Вскоре жителям района объявили, что в конференц-зале районной управы выступит американка с лекцией «Демократическое образование в США». Свекровь пошла. Она впервые вышла на улицу одна, впрочем, помогавшая ей одеться служанка, сославшись на то, что госпожа не знает дорогу, проводила ее до половины пути. Лекция — с переводчиком — продолжалась почти два часа. Она мало что поняла, но зато за ужином ей было о чем поговорить с мужем.