Действительно, посреди предновогодних хлопот меня посетило множество людей. Многие просили божественной воды, и я всякий раз изготовлял «Божью воду», объясняя, что эта вода смывает пыль с сердца, и передавал ее с чувством умиления.

Приходили дамы и господа, говорившие, что прочли пять томов моего сочинения о Боге. Давние почитатели моего творчества. Юноши и девушки, искренно ищущие истинного пути. Вероучители, вводящие людей в заблуждение новыми религиями. Добрые люди, обманутые новыми религиями. Женщины, страдающие от семейных неурядиц. Страдальцы, ухаживающие за тяжелобольными, и люди с явными психическими отклонениями…

Часто приходящие не довольствовались тем, что я встречался с каждым из них лично, выслушивал их жалобы, отвечал на вопросы, и волей-неволей мне приходилось вкратце рассказывать им о Едином Боге, Родителе человечества, о Силе Великой Природы… Только тогда они, удовлетворившись, уходили.

Но было и немало случаев, выходящих из ряда вон.

Например, один человек, основатель новой религии, после долгой беседы предложил мне присоединиться к его секте и действовать сообща.

Тотчас Небесный сёгун вместо меня начал расспрашивать его и, уяснив, в чем суть его учения, приказал:

— Немедленно прекрати религиозную деятельность и приведи в порядок финансы! В течение месяца сделай так, чтобы твоя паства имела в будущем средства к существованию! Если послушаешь, обеспечу тебе беззаботную старость. Решись на это! Иначе немедленно прерву твое дыхание!

Пришедший вместе с ним пятидесятилетний господин, видимо из числа верующих, задрожал от гнева, так что я даже забеспокоился, как бы чего не вышло, но вероучитель ответил:

— Сделаю, как вы сказали.

— Ну вот и отлично! — напирал Небесный сёгун.

А вероучитель бодро сказал:

— Я и сам хотел отказаться от своей роли вероучителя, поэтому и попросил вас о встрече. Теперь я спокоен.

Он сделал знак сопровождавшему его господину, и они ушли.

Расскажу еще об одном забавном посетителе — Б.

Сообщив, что уже девять лет учится на отделении японской литературы филологического факультета университета К., он трижды звонил, настаивая на встрече со мной. Он непременно хотел прийти в такое время, чтобы ни с кем не столкнуться, поэтому договорились на десять утра. Это был молодой человек лет тридцати, в костюме; как только я провел его в гостиную, он, увидев стоящую в углу куклу театра «Бунраку», заявил, что это оборотень, и попросил перейти в другую комнату. Я провел его в комнату возле прихожей, и мы сели друг против друга. Он уставился на меня и молчал.

Волей-неволей пришлось мне заговорить, подыскав какую-то тему:

— Ты сказал, что девять лет изучаешь японскую литературу?

— Каждый год прослушиваю один и тот же курс, — был ответ.

— Каждый год один курс, значит, ты не можешь сдать экзамены?

— Я нерегулярно посещаю занятия.

— Приходится много подрабатывать?

— Я нигде не работаю — мне с родины каждый месяц присылают триста тысяч иен.

— Из года в год слушать одни и те же лекции — не надоело?

Вот так мы обменивались фразами, как вдруг Б. с раздраженным лицом вскочил, распахнул дверь, выглянул на улицу и, повернувшись ко мне, сказал:

— Там так жужжат насекомые, это действует мне на нервы!

Он показал пальцем на стройку жилого дома на противоположной стороне улицы.

— Это не насекомые, рабочие возводят там дом, — сказал я.

Б. резко захлопнул дверь и, сев напротив меня, сказал:

— Меня преследует дух и отдает приказы. Сегодня он приказал, чтобы я выслушал ваши слова. Скажите, пожалуйста, что-нибудь!

— Что сказать?

— Что мне сейчас делать?

— Ну… При университете К. есть больница… Я бы на твоем месте пошел туда и обратился к психиатру.

— Вы считаете, что я псих?

— Нет, но в любом случае я на твоем месте позаботился бы о своем здоровье.

— Я вижу, вы приняли меня за сумасшедшего! — разозлился он и, собрав разбросанные по столу бумаги, гневно ушел.

Продолжая сидеть, я задумался. Девять лет подряд проваливаясь на экзаменах, он должен был каждый раз вносить плату за обучение. А его родственники, в течение девяти лет посылая ему каждый месяц триста тысяч иен, не озаботились его будущим, его здоровьем? Этому может быть только одно объяснение — богатство отравляет человеческие сердца!

За этими заботами, стараясь удовлетворить многочисленных посетителей, и за писанием книги, выполняя наказ Бога, я позабыл о времени, глядь, а уже заканчивается первый год эпохи Хэйсэй.

По случаю окончания года мне поступило много поздравительных писем и телефонных звонков от близких мне людей. По большей части мне сообщали, что никто не простудился, вся семья здорова, в работе никаких осложнений, счастливо встречают Новый год и благодарят за все Великую Природу.

Перебирая в памяти знакомых, я убеждался, что все те, кто осознал, что профессиональная работа ниспослана Великой Природой, выполняли ее с радостью и чувством ответственности.

Утром тридцать первого декабря я вдруг вспомнил о телефонном звонке жителя префектуры Миэ, отрекомендовавшегося почитателем моего творчества:

— У вас нет под рукой новогоднего номера журнала «Тюо корон»? Если есть, посмотрите послесловие от редакции!

Это все, что он сказал. Я был очень занят, поэтому только подумал: «Какой странный звонок!» — и не придал ему значения. Практически закончив запланированную книгу «Воля человека», я решил в последний день старого и первые дни нового года ответить на письма, полученные за последние полгода, и прочесть все важное из присланных мне журналов и книг.

Тридцать первого, наскоро позавтракав, поднялся в кабинет и сел за письменный стол, по левую сторону от которого в беспорядке были навалены журналы. В глаза бросились лежавшие сверху новогодние номера «Сэкай» и «Тюо корон». Первым я взял «Тюо корон».

Обычно я, получив общеполитический или литературный журнал, обязательно просматриваю оглавление и отмечаю заинтересовавшие меня статьи, а когда выпадает свободное время, читаю отмеченное. Поэтому, открыв «Тюо корон» на оглавлении, я просмотрел свои собственные пометки. Решил прочесть статьи, которые пометил как наиболее важные, но тут вспомнил о звонке из префектуры Миэ.

Вот уже лет тридцать я ни в одном журнале не читал редакционных послесловий, но на сей раз открыл последнюю страницу с редакционной статьей, напечатанной мелким шрифтом. Прочитал, пользуясь лупой. Прочитал дважды, но не обнаружил ничего, что бы имело ко мне хоть какое-то отношение. Странный звонок! — подумал я.

Наверно, хотел посмеяться над стариком, подумал я, но вдруг в лупу попало мое имя. Присмотрелся повнимательней, над редакционной статьей маленькая колонка «Заметки на полях», напечатанная еще более мелким шрифтом. Разобрал с помощью лупы. Вот что там было написано.

Эта заметка, напечатанная мелким шрифтом, меня потрясла.

В шестьдесят шесть лет я, осознав, что умер для журналистики, написал «Человеческую судьбу» и, по сей день держась в стороне от журналистики, не знаю никого из этого мира.

Среди корреспондентов трех крупнейших общеполитических журналов «Тюо корон», «Сэкай», «Бунгэй сюндзю» когда-то у меня было несколько знакомых, но все они покинули этот мир, оставив по себе лишь приятные воспоминания. Из действующих ныне авторов я никого не знаю, поэтому даже не посылаю им своих новоизданных книг. Я был уверен, что никого из недавно выдвинувшихся бойких журналистов не могут заинтересовать мои книги о Боге, более того, одно только заглавие способно вызвать презрительную усмешку.