В конце января следующего, 1945, года Кояма решил, что оставаться в Токио уже слишком опасно, он собрался отправить в Каруидзаву дочь и внуков, и мы обсуждали тот вариант, что, если моя жена с младшими дочерьми также поедет туда, обе семьи до наступления тепла могли бы разместиться в нашем доме, поскольку он был и просторнее и удобнее.

Жена была согласна, но настаивала на том, чтобы и наша старшая дочь, учившаяся на специальном отделении школы, ехала вместе с ними, поскольку все равно занятия часто заменяли военными повинностями, а в таком случае больше смысла помогать своим родным, которым будет нелегко пережить зиму в горах: это ведь тоже своего рода военная повинность.

Достать столько билетов было не просто, но нам сказали, что если мы успеем на самый ранний поезд, начальник станции постарается всех нас разместить, поэтому рано утром Кояма вместе дочерью и внуками заехал за нами на своей машине.

Моя младшая дочь, заявив, что в апреле она пойдет в школу, вышла, гордо надев на плечи ранец, но в машину набилось не то семь, не то восемь человек, ранец мешался, и со слезами на глазах ей пришлось оставить его дома.

Мы подъехали на станцию Уэно к первому поезду, начальник станции провел нас вдоль забитого битком поезда в вагон второго класса. Сошли на станции Каруидзава. Пройдя два километра пешком по дороге, пришли к горячему источнику Хосино. Кояма отправился к директору компании, заведующей источником, и препоручил ему свою семью. Молодой директор сильно робел и был очень услужлив, всячески убеждая Кояму, что тот может ни о чем не беспокоиться. На источнике проживает семья князя Коноэ, поэтому доступ посторонних ограничен, место находится под особой охраной правительства и военных, организовано специальное продовольственное снабжение и в работниках недостатка нет, короче, он сумеет позаботиться о наших семьях, с продуктами проблем не будет, к тому же в любое время можно запросто пользоваться горячими источниками…

Главное, выяснилось, что накануне наши вещи уже перенесли в дом, а сегодня утром его открыли и прибрали внутри и снаружи. Наши сразу же занялись обустройством совместной жизни, поэтому Кояма, прихватив нехитрую снедь, заготовленную в Токио, оставил их самих разбираться и пошел на станцию… Он вернулся в Токио в девятом часу и сразу же из своего дома в Хатанодае позвонил мне.

Я остался в Токио со второй дочерью, учившейся во втором классе женского колледжа, и молодой женщиной по имени Фуку — младшей сестрой той женщины, что с давних времен служила у нас домработницей, а после вышла замуж за торговца из района Ситамати. Поскольку Фуку была не замужем, военные власти собирались отправить ее на фронт обслуживать солдат в борделе, но ей удалось отвертеться по причине слабого здоровья. Однако если бы она выздоровела, ее могли призвать вновь. Желая помочь ей, мы предложили устроить ее у себя горничной, и вот уже полгода она помогала жене по хозяйству. Ей было девятнадцать лет, но из-за болезненного вида и вялости в движениях ее можно было принять за шестнадцатилетнюю девочку. Жену мою она считала благодетельницей.

Итак, мы остались втроем, и, поскольку война продолжалась, жизнь наша не изменилась. Мы зависели от продуктовых пайков, поэтому ограничивались самой простой едой. Дочь вместо занятий в колледже ходила работать на ближайший заводик, производивший детали для военной техники, и, вернувшись, помогала по дому. Я также не сидел у себя в кабинете, а целые дни проводил внизу с книгой. Впрочем, меня то и дело вызывали в народную дружину, набранную из соседей, и чуть ли не каждый день приходилось участвовать в учениях по противовоздушной обороне. Обходя дом за домом, мы приставляли с улицы лестницу на второй этаж и по цепочке поднимали туда ведра с водой. Это было похоже на детскую игру и вряд ли имело какой-то практический смысл, но когда мой молодой сосед, вернувшийся из Америки, позволил себе усомниться в целесообразности учений, начальник бригады выругал его непатриотом и пригрозил лишить пайка, после чего уже никто не смел жаловаться.

В марте Фуку сказала, что ей совестно быть бременем в доме, из которого уехала хозяйка, она хочет посовещаться со старшей сестрой, как ей быть дальше, и попросила отпустить ее на день. Я ответил, что она может идти когда хочет. Через день Фуку ушла, сказав, что переночует у сестры и вернется. В эту ночь вновь была воздушная тревога, мы с дочерью побежали в бомбоубежище. Во время воздушных налетов Фуку, как ее ни успокаивали, со словами: «Моя жизнь гроша ломаного не стоит!..» — обычно забивалась в угол и замирала, дрожа.

Решив, что американские самолеты уже покинули токийское небо, я вышел из убежища и, осмотревшись, поразился. Все небо было окрашено в ярко-красный цвет, вокруг было светло, как днем, на улице перед домом суетились люди. Радио, видимо, не работало, во всяком случае, никаких сообщений я не слышал. Поспешно нахлобучив каску, я выбежал на улицу. Члены дружины с важным видом бегали взад и вперед, таская ведра воды и лестницы. Немного придя в себя, я прислушался к тому, что говорят. Токио подвергся массовой бомбардировке, но вражеские самолеты уже улетели, и, к счастью, наш район не пострадал.

Это была первая массовая бомбардировка Токио. Сообщалось, что район Ситамати по обе стороны реки Сумидагавы почти полностью сожжен, погибшие исчислялись десятками тысяч. Постепенно стали доходить известия об ужасающих последствиях пожара.

С тех пор отношение столичных жителей к войне круто изменилось.

На следующий день дочь вернулась из колледжа раньше обычного. Младшие классы закрыли еще раньше, а с этого дня закрыли женское отделение, и детям посоветовали, пока не наступит мир и пока вновь не откроется школа, эвакуироваться и поступить в местные школы. Классная руководительница сообщила дочери, что около двадцати учащихся собираются ехать в Каруидзаву, а некоторые уже давно находятся там, перевелись в женскую школу Коморо и добираются до нее на поезде, поэтому дочь заявила, что хочет побыстрее переехать на дачу.

Меня беспокоило, что Фуку не возвращается. Через четыре дня пришла ее старшая сестра и спросила, не появлялась ли Фуку.

— В ту ночь бомбы из самолетов с грохотом сыпались на землю, как град, — рассказала она, — весь район был объят пламенем, мы с сестренкой, выбежав, бросились в сторону реки. Из-за гари невозможно было дышать. Прибежав к реке, я, как и все, бросилась в воду, а сестра еще продолжала пробираться сквозь удушливый дым. В воде я потеряла сознание, а когда очнулась, вся река была усеяна трупами. Я вскарабкалась на берег, но и там все было завалено мертвыми телами. В конце концов я вышла на дорогу, и меня подобрала машина «Скорой помощи». В районе Китидзёдзи — дом двоюродного брата моего мужа, и вчера я смогла добраться туда. Муж укрылся там и, к моему счастью, остался невредим, но сестры там не было, и, зная, как много людей погибло…

Она сказала, что пришла забрать вещи сестры. Я не мог ее ничем утешить и только передал ей немного денег, а она, собрав вещи сестры в большой платок и отыскивая в ящике обувь сестры, попросила дать ей старые гэта хозяйки. Я сказал, чтобы забирала все, что можно носить. Провожая эту женщину, когда-то бывшую у нас домработницей, я с тоской думал, какая ужасная бессмыслица война.

В это время меня посетил милейший К., связанный с родительским домом жены и имевший бизнес в Канде. Ходили слухи, что следующей целью бомбардировок будет Канда, но по своей работе он не мог никуда уехать. К. посоветовал мне немедленно перебраться с дочерью на дачу, а он с женой и двумя детьми школьного возраста поживет это время у меня, чтобы присмотреть за домом.

Дочь была рада. На следующий день К. со своей семьей переселился в наш дом. Я решил ехать, как только удастся достать билеты на поезд.

К счастью, через два дня позвонил троюродный брат жены, заместитель директора крупного военного завода, и сказал, что он выделяет машину фирмы, чтобы отправить жену на дачу в Каруидзаву, и предложил прихватить, если есть такая необходимость, что-либо из наших вещей. Я попросил его взять в машину мою дочь. Сам я прожил с семьей К. два дня, после чего благополучно добрался до дачи. Там я узнал, что накануне сюда срочно эвакуировались супруги Кояма, и наши две семьи, как в прежние времена, зажили дружными соседями…