Ого! Калифорниевые БЧ, да где? В частной лавочке! Я даже проснулся.

— Но ведь это оружие массового поражения! Оно запрещено всеми конвенциями! — воскликнул я, перебив начальника.

— Андрей, не будь ребенком, — не преминул вставить слово Тосанен.

— Справедливое замечание. Поясню: мы используем эти пушки исключительно в производственных целях, в абсолютно безжизненных районах.

— Нельзя ли поинтересоваться, сеньор Роблес, откуда в «DiR» такое оружие? Тактическими ядерными средствами в мирное время оснащены только звездолеты четырех Ударных флотов. Да и там подобное оружие хранится в спецпогребах под печатями!

— Это разработка концерна по заказу как раз военфлота. Пушки не прошли приемку, и весь наличный арсенал из четырех экспериментальных орудий был переправлен сюда на «Тьерра Фуэга». Концерн умеет считать деньги! — Роблес взглянул на часы. — Время инструктажа вышло. Не будем больше тратить кислород. За работу! Вылет назначен на 15–00. Пока техники готовят флуггеры, вы, Андрей, успеете отоспаться. Вам это нужно! Ха-ха-ха!

Да, никогда бы не подумал, что доведется держать в руках подобную мощь. И не в родном военфлоте, а в частной конторе на галактических задворках!

Хорош порядочек, нечего сказать… Куда только Совет Директоров смотрит? Ведь бардак же… Да не просто бардак! Государственное преступление! Как прикажете квалифицировать бесконтрольное распространение ядерного оружия?!

Но теперь-то что? Нам приказали, мы полетели. Надо взорвать астероид? Взорвем!

А вот отоспаться толком не удалось — слишком много адреналина, эндорфина и прочих радостных гормонов. К 14–30 я уже находился на палубе Б и дрючил полетный план, периодически отбиваясь от Пьера, который норовил всучить косячок «для успокоения нервов». Не хватало еще раскумариться перед применением ядерных боеприпасов!

Н-да. Что у нас тут? Ага, АД-112, квадрат… так, это ясно — паром довезет…

А что у нас по летной нагрузке? Термин «экспериментальная артиллерийская установка CFC-210 „Дона Анна“» не внушал ни малейшего доверия. И я решил позвать Валье, урода технического.

— Слушай, Пьер! Нет, насчет косячка я не передумал. Ты мне вот что скажи: агрегат под брюхом моего «Хагена», вот эта «Дона Анна», она как что? Ты же ее монтировал, тестировал… твое мнение?

— Что конкретно тебя интересует, Андрей? — уныло прогундосил он, окончательно уразумев, что раскуриться в компании ему не светит.

— Только одно: она вообще выстрелит? Степень надежности?

— Брат, это опытный образец! Этим все сказано! Мое мнение такое: стрельбовые агрегаты, системы наведения, основные электронные узлы в норме. А вот система перезарядки может полететь в любой момент. Калибр серьезный — 210 мм. Отдача будь здоров, да и откатник-компенсатор тоже. У ствола короткий ход, а маятниковая система возврата доверия не внушает. После срабатывания компенсатора казенник запросто переклинит. Вывод такой: пушка поломалась — лети на паром, там тебе все починят. В походе, я думаю, реанимация больного невозможна. Вот так.

— Спасибо, Пьер, обрадовал! Можешь быть серьезным, когда хочешь.

— Ну, брат! Я хоть и укурок, а в деле секу! Или с чего я такой борзый? Ладно, бывай, брат. Пойду работать.

Он ушел, а я занялся обозрением «Хагена» бортномер 151. После конверсии в ядерную канонерку флуггер являл собой предивное зрелище. Между удлиненными посадочными опорами было смонтировано нечто, напоминавшее револьвер с двумя барабанами по бокам ствола. Упрощенно, но похоже.

Барабаны крепились к подкрыльевым пилонам. Между ними помещался шайбовидный корпус с узнаваемым соплом откатника сзади. Надо полагать — энергетическая установка, емкости боепитания, агрегаты наведения и так далее.

Примерно от середины центроплана начиналась ствольная коробка и заканчивалась она метра на три за носом флуггера. Если прикинуть габариты, углы наведения колебались в створе градусов двадцати по горизонтали и тридцати по вертикали, считая от днища…

Да, не удивляюсь, что сей артиллерийский динозавр не понравился военфлоту, организации маниакально практичной. Как с эти чучелом летать в атмосфере? И чем отбиваться в случае «ахтунга»? Матюгами? Все вооружение, кроме кормовой башни, было демонтировано ради калифорниевого монстра. И на том спасибо.

Словом, цирк! Весело, нет слов.

Весело было на всей ангарной палубе Б. Многолюдно и весело.

Надо понимать, что такое ангарная палуба крупной орбитальной базы. Площадка в шестнадцать футбольных полей, к которой, через капитальную переборку, примыкают ангары, ремонтные мастерские, оперативные склады, парковка техники обслуживания, раздевалки и прочая подсобка.

В данный момент переборочные ворота были подняты, что увеличивало необъятность в два раза. То есть создать заметную толчею на палубе было затруднительно. Но вот ведь можно, оказывается!

В конце палубы стояли под разгрузкой пять «Андромед». Из четырех тащили опечатанные контейнеры внушительных размеров. Транспортеры-погрузчики ползали из ангара и обратно, а вокруг них суетилась толпа техников, среди которых выделялся сеньор Пантоха дель Рио — начальник технической службы всего концерна. И еще куча пиджаков, которых в такой концентрации на палубе я не видал ни разу. Все были напряжены, злы и озадачены.

Контейнеры были мне хорошо знакомы. Стандартная заводская упаковка флуггеров под сборку, плюс запчасти и комплектующие. На каждом красовался целый иконостас: логотип «DiR», герб ЮАД, герб ОН. Рядом с каждым ящичком вышагивали по четыре подтянутых молодых человека в костюмах. Да что за китайские церемонии?

Но тут я рассмотрел… да-да, родной герб военфлота!

И почти не удивился, когда из пятой «Андромеды» посыпался, грохоча армированными подошвами, взвод бойцов в полной экипировке. Да не «Эрмандада» какая-нибудь — настоящий флотский осназ! Тяжелые бронескафандры «Валдай», разгрузки со штатной выкладкой, «Нарвалы», красота!

Мой острый взгляд углядел сразу двух лейтенантов (хотя на взвод хватило бы и одного), а также капитана и, чудо чудное, целого подполковника! Настоящее звездное небо, аж шея болит.

Что творится в нашем захолустье, товарищи?

Я побрел выяснять. И наткнулся на корректного молодого человека, появившегося буквально ниоткуда.

— Простите. Вам дальше нельзя, — сказал корректный с чистейшим московским акцентом.

— Что происходит, уважаемый? Я тут на работе, вообще-то, мне пройти надо!

— Простите. Не ваш уровень допуска.

— Да я, собственно…

— Вернитесь, пожалуйста, на место и занимайтесь своими делами.

Вот так поговорили…

Из миллиардов разумных существ в Галактике общаться подобным образом умеет лишь один подвид: сотрудники оперативных отделов ГАБ. Я не я буду.

От бесплодной аналитики меня спас вызов коммуникатора: на взлет!

— Тамбур герметизирован, — сообщил робот-автомат. — Начинается подача на катапульту. Шлюз герметизирован. Идет откачка атмосферы. До готовности пять, четыре, три, две, ноль. Внимание, шлюзовая камера открывается. Контакт с забортным пространством.

Я не слышал, как урчат сервоприводы, но видел, как в зубастую пасть шлюзовых ворот втекает черное небо.

— Катапульта готова. На старт.

Где-то под палубой взвыли трансформаторы, катушки приняли ток, и на меня прыгнули звезды.

Я дал отводной импульс. «Тьерра Фуэга» стремительно уплывала назад вместе со всеми ее тайнами, молодыми людьми из ГАБ, флотским осназом, доморощенной дурью Пьера Валье и сеньором Роблесом.

Я в космосе! Вместе с «Доной Анной» и шестью десятками калифорниевых 210-мм снарядов по пять мегатонн каждый. Кстати, на всякий случай мы с Тосаненом нацепили не обычные «Саламандры», а настоящие боевые бронескафандры с основательной радиационной защитой.

Будь мы в российском военфлоте, нам дали бы «Граниты». Но концерн на нормальных новых бронескафандрах экономил.

То есть «Граниты» на всякий случай имелись, но выдавали их далеко не всем и по какому-то прихотливому графику. В итоге я пользовался архаическим скафандром неопознаваемого азиатского производителя — по-моему, из фондов пекинского музея космонавтики. Мы с Валье в свое время старательно извели полустершиеся иероглифы, которыми был украшен шлем, и нарисовали российский триколор. Для доходчивости я еще написал на шлеме: РОССИЯ.