Полигон совсем близко, и мы переходим на дозвуковую скорость.

Видны красные метки стационарных целей — условные строения. Однако ни зениток, ни подвижных целей (условная бронетехника) пока не наблюдается. Вводная гласит, что целеуказания с орбиты нет и не будет. Нам самим придется находить цели и распределять их между собой.

Эскадрилья разворачивается из колонны в двухшереножный фронт — три звена впереди, три сзади. Набираем дистанцию. Примерно два километра между парами, теперь не до четкого строя, надо выполнять задачу. Нас, судя по всему, еще не засекли.

Внимательно разглядываю гряду холмов впереди. За ними, во впадине — наши мишени. На высотках притаились зенитные точки. Скорее всего лазернопушечные «Иртыши». Старые машины, давно выведенные из строевой эксплуатации, но все равно: бьют без промаха.

Где бы я спрятался на их месте? Во-о-он та вершина очень заманчивая, и вон тот распадик, надо бы их предварительно пометить.

Новый кодовый сигнал: «Кратер». Вторая и третья эскадрильи на рубежах атаки, мы начинаем!

Врубаю все активные СОН — средства обнаружения и наведения — одновременно ставя истребитель свечой. Позади с секундной задержкой маневр отрабатывает ведомый.

На меня обрушивается вал информации: мобильные зенитки (ну, точно, за холмиком укрылись!), танки, зенитные ракеты (строго по-военному: ракеты ПКО, противокосмической обороны), временно неопознанные цели.

Нас тут же засекают, и начинается веселье!

«Горынычи» фильтруют гигабайты данных, электроника перекачивает их между бортами, распределяя цели, маршруты, оптимальные углы. Парсер определяет три ложные батареи зениток, заключая их в нейтрально синие рамки. А вот две метки прямо по курсу очень даже красные. Они меня видят, они в меня целятся.

Парсер фиксирует сразу три направленных луча радаров, а также лазерный дальномер, вероятно, с независимой станции наведения.

Автоматика моментально включает генератор помех, окутывая машину дифракционным облаком. Цельный радиообраз моего флуггера для противника распадается на множество мельчайших засветок, но меня продолжают уверенно вести по иммерсионному следу в атмосфере, так что расслабляться нельзя. Тем более что вот-вот истребитель захватит вражеская оптика!

Дистанция сто семь. Время реагирования легких систем противокосмической обороны от пяти до семи секунд. На четвертой секунде я жму на гашетку, створки оружейного отсека раскрываются и к целям выходят ракеты «Шакал» класса «борт-земля».

Я иду в первой волне, моя задача расчистить дорогу от зениток. Это все потому, что я — чемпион третьего курса по пилотажу и на втором месте по стрельбе, с меня и спрос больше.

«Шакалы» накроют цель через девять секунд — в меня успеют выстрелить, и не раз. Я обваливаю флуггер с километра обратно на предельно малые высоты и уже там, у земли, даю пару крутых виражей.

— Опасное пилотирование, — укоризненно замечает парсер (это правда, на таких маневрах кадеты и гробятся). — Рекомендую провести противозенитное уклонение в автоматическом режиме.

Ну это дудки! Я уж как-нибудь сам.

— Контакт с батареей, — говорит парсер.

На панораме высвечивается: «Отклонение 20, превышение 7. Отклонение 10, превышение 3. Отклонение 4.»

Все-таки успели пристреляться! Ведут строго по горизонтали, превышение 0.

Далее парсер фиксирует накрытие целей ракетами, красные метки гаснут. А еще он докладывает ровным голосом, дублируя слова отметками на боевом индикаторе истребителя.

— Есть контакт с лазером ПКО. Повреждение правой плоскости. Повреждение механизации второго оружейного отсека. Невозможно выпустить фантом.

Попали, сволочи!

Мы проносимся над верхушками холмов. Вот она, впадина, вот они, коробки пенобетона и жестянки тракторов! Я спускаю с цепи оставшихся двух «Шакалов» по целеуказанию парсера, и форсажу прочь! Надо успеть проскочить низину до пуска зенитных ракет!

Низина проносится под брюхом за две секунды, я успеваю отработать лазерными пушками по танку и удовлетворенно наблюдаю, как гаснет метка.

— Цель поражена. Шакал-5, Шакал-6, цели поражены, — бесстрастно говорит парсер.

Ну что же, хорошо! Три основных мишени в один заход — два строения и танк, да еще две зенитки — это без пяти минут значок «снайпера», и без двух целей зачет. Оставшуюся пару придется добивать лазером в пикировании, «Шакалов»-то не осталось, но это ничего. Справимся.

Вот что значит хороший план операции: подкрались, отработали, удрали!

— Пуск ракет ПКО, — говорит парсер. — Ракета-1, дистанция тридцать семь, ракета-2, дистанция тридцать восемь.

— Нас ведут! — крикнул Оршев, благо радиомолчание больше не требуется. — Ты пуск засек?!

— Засек! Подпускаем на пять, вываливаем фуллерен и делаем «кобру»!

— Меня «кобра» не спасет, у меня второй «банан» с фланга!

— Короче, уворачиваемся и вверх, а то график погорит!

— Кадеты, время! — слышится голос Булгарина. — Стараемся, кадеты, стараемся!

Я едва удерживаюсь, чтобы не послать каплея, ведь если нас собьют, то не видать зачета, и график не понадобится! Это он нарочно блажит, для создания боевого нервяка.

От ракеты мы увернулись. Парсер зафиксировал поражение левой консоли снопом осколков от дистанционного подрыва, но несерьезно, даже аэродинамические рули исправны. Вся эскадрилья в строю. И, о чудо, все отстрелялись мастерски! То есть перспектива зачета из туманной превратилась в реальную.

Маршрут ведет нас вверх до высоты сто, где мы построимся и пойдем добивать полигон с пикирования.

И тут…

— «Дзуйхо» всем! «Дзуйхо» всем! — оживает экстренная связь. — Говорит Кайманов! Обнаружен посторонний звездолет, повторяю, посторонний звездолет! Запрос «свой-чужой» игнорирует. Цель не опознана! Повторяю, цель не опознана! Немедленно прервать выполнение учебной задачи и возвращаться к «Дзуйхо»! Повторяю: всем на полной скорости к «Дзуйхо»!

— Ниппонский бог! — отзывается Булгарин. — Кадеты, слушай мою команду! Всем собраться в точке рандеву по моему целеуказанию! Всем держаться в хвосте пилотов-инструкторов, вперед не вырываться!

— А я что говорил? — это Глаголев. — Вот Богун тихарила! Ты только послушай, на аналоговом канале!

— Что, опять?

— Опять — это не то слово!

Я повел истребитель по булгаринским координатам. Сзади, как приклеенный, держится Оршев.

Психика на известие отреагировала спокойно, без сердечных замираний. Кто, скажите на милость, может быть в Солнечной? Конкордианцы, они же в просторечье клоны? Чоруги? Со вторыми у нас мир, с первыми — дружба навек; собратья по Великорасе, как-никак, хоть и двинутые по фазе.

А что у нас на аналоговом?

— Андрей! Румянцев! — кричит Оршев, да-да, кричит! — Вруби аналоговый!

На аналоговом было что послушать.

— Шап-шап-шапп… шапанат… шап… шеп-шеп… шпанат-шап-ша-шап… — Шипящий шквал звуков царапнул мои трепетные нервы. Шипело и скрежетало. Но это были не помехи. Упорядоченный сигнал. Настолько чужой, что психика запоздало среагировала тем самым сердечным замиранием.

— В бога мать их душу, это что такое?! — послышалось восклицание капитан-лейтенанта Петровского, инструктора второй эскадрильи.

— Не богохульствуй, — одернул его Ефим Епифанов — инструктор третьей. Он был с Большого Мурома, так что речь его отличалась повышенной обстоятельностью. — Имя Божье всуе не поминай! Но звуки похабные.

— Я же говорил! А ты не верил! Вот теперь послушай! — снова Глаголев. — Мы со Славой прошлый раз только секунд пятнадцать это слушали, и то тихонько. А теперь… блин, да сигнал просто ох…нной силы!

Глаголев начал материться в эфире. Значит, нервничал. Сильно нервничал. Я от него за три года грубого слова не слышал ни разу, а тут пожалуйста. Да еще на открытом канале… Если выдержанный и флегматичный Глаголев матюгается, значит, все очень плохо!

В эфире родился страх, он пополз через динамики прямо в наши сердца.

— Все заткнулись! — рыкнул Булгарин. — Внимание на экстренный!