Я вышел на площадку и обнаружил возле стены сидящую фигуру, которая и издавала цивильные звуки, уронив голову на руки. Над плачущим человеком возвышались два офицера, которые увещевали того на разные лады.
— Подбери нюни, кадет! — Это первый, стальным голосом.
— Они… ы-ы-ы… все погибли, понимаете? Фрайман, ы-ы-ы… Фрол… ы-ы-ы… Власик… мертвые, все… их нет, понимаете?
— Мы понимаем, все понимаем. Нам очень грустно, но ничего не поделать, надо жить дальше. — Второй с сюсюкающим среднеазиатским акцентом, голос высокий, совершенно не вяжущийся с могучей плечистой фигурой.
— Хватит! Я сказал, хватит! — Снова первый. — Сколько можно убиваться!
— Пусть поплачет, Василий. Это ничего. Это лучше, чем в себе копить.
— Ибрагим! Это авианосец, а не институт благородных девиц! Так. Кадет Самохвальский! Встать! Смирно! А-а-тставить истерику!
Кадет вскочил. Это в самом деле был Коля (живой!). Я поспешил отступить за угол, чтобы он не видел, что я видел, ну, вы понимаете. Ни к чему это, лишнее.
— Самохвальский! Вот вам платок, утритесь. Нечего позориться перед личным составом. Будьте мужчиной!
— Василий…
— Лейтенант Бабакулов!
— Есть!
— Я знаю твои интеллигентские замашки, но сейчас не время! Всё, кадет, кругом! В ли-ифт… ша-агом… марш!
Раздался шелест закрывающихся дверей, который отсек педагогические звуки. Надо полагать, первый — Василий Готовцев, Колькин комэск, а второго я тогда не знал. Бабакулов какой-то. Коллега по эскадрилье, наверное?
Мне стало неловко. Не могу смотреть на искренние проявления чувств. Кроме того, я поразился собственному жестокосердию — никаких позывов всплакнуть или просто пожалеть о погибших товарищах у меня не возникало. То есть совсем. Душа была наглухо задраена усталостью. За ее шлюзами полыхал огонь. Но — никаких «чувств» на поверхности.
В каюте меня ждал Веня Оршев, который немедленно пристал с расспросами.
На завтраке на меня навалились сразу все: где меня носило? как выбрался?
Что я им мог рассказать? Сдох ДТ-фабрикатор, ушел на вынужденную, куковал, пока не прилетели немцы и не спасли.
А потери были страшные. По-другому не сказать. Некоторые эскадрильи оказались выбиты наполовину, и это за два дня боев! Европилотов на «Хагенах» джипсы проредили чуть ли не через одного.
В этой связи за столом возник вопрос: зачем посылать людей на убой, когда можно наклепать сотни боевых беспилотников? Выступал Вениамин Оршев, не забывая кромсать ложкой брусничное желе.
— …Сами посудите! Куда годится? Это нам повезло, что джипсы настолько тупые! Что Валентин Макарович Тоцкий говорил на инструктаже? Враг применяет не более четырех тактических схем. А будь они поумнее? С их-то технологиями? Да мы бы все тут полегли!
— Что ты предлагаешь? — горячился Пушкин. — Нет, Веня, ну вот что конкретно ты предлагаешь?!
— Да! Кто воевать будет?! — поддакивал ваш покорный слуга.
— Как кто?! Роботы! Зонды! У нас есть разведывательные беспилотники, так отчего не сделать целые эскадрильи боевых аппаратов? Пускать первой волной — не жалко! Они, кстати, дешевле выйдут — не надо решать проблему жизнеобеспечения пилота.
— А нас куда? — спросил Пушкин с подковыкой. — На свалку?
— Зачем ты передергиваешь, Саша, я такого не говорил! — возмутился Веня.
Спорили мы громко. К нам стали прислушиваться, и в конце концов за стол подсел комэск-два, тот самый Готовцев, который вчера реанимировал психику Самохвальского.
— Что за упаднические разговоры? А, кадеты? Кому воевать надоело?
— Да вот, — ехидно сообщил Пушкин, — кадет Оршев разрабатывает программу массового перевооружения москитных сил!
— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался Готовцев. — Доложи свою программу!
— Да что там докладывать, — смутился Веня. — Мне непонятно, отчего роботов не используют в боевых частях. Только в разведке, вот и все.
— Оттого, что запрещено! — отрезал Готовцев. Он вообще отличался категоричностью в высказываниях (и не только в высказываниях). — Насчет Берлинской конвенции слыхал?
— Так точно, слыхал, — уныло отозвался Оршев. — Непонятно просто, почему такая конвенция?
— У тебя по истории, наверное, сплошные переэкзаменовки, — обреченно констатировал Готовцев. — Чему вас на Новой Земле учат? Неужто никто не помнит, что такое Берлинская конвенция?
Тут уж мы все потупились. Я помнил, что есть такая конвенция, запрещающая производство и применение боевых автономных роботов, не важно: танки это или флуггеры. А вот когда ее приняли, и в чем соль — как отрезало.
— Ну сала-аги! Ну вы даете! — продолжал подначивать Готовцев.
Не спасовал, как обычно, Самохвальский, который, кажется, имел в голове парсер и всё всегда помнил, пробуждая бескрайнюю любовь преподавателей и такую же зависть кадетов.
— Разрешите, товарищ капитан третьего ранга?
Не знаю, где Коля вычитал подробности, нам в курсе Новейшей истории такого точно не рассказывали. Ну да Коля — это Коля. Легенда на три потока. Я его без книжки никогда не видел, все время читает.
С его слов выходило, что в 2411 году произошла жутковатая история. А точнее сразу две, друг из друга проистекавшие.
Планета Андобанд в системе Лектис, принадлежавшая тогда Директории Азия, внезапно отложилась от Объединенных Наций. Но вовсе не так, как Конкордия или Большой Муром, мирно и благородно.
Оказывается, на Андобанде ретроспективная эволюция, снесшая крышу клонам и муромчанам, сработала как-то криво. Там укоренилась дичайшая секта каких-то неправильных тэнгристов (я даже не знаю, кто это такие!). Они поклонялись разнообразным демонам и невообразимой иерархии богов, непонятно чем от демонов отличавшихся.
Тэнгристы подняли желто-красное знамя — во имя Великой Желтой Расы и Чистой Крови. Практически всё неазиатское население было захвачено. Начались массовые человеческие жертвоприношения и невообразимо жуткие ритуалы. Те немногие, кому повезло унести ноги, рассказали такое, что Совет Директоров немедленно объявил военное положение и блокировал сектор.
Положение усугублялось тем, что в те годы Директория Азия была полноценным комбатантом, и повстанцам досталась вся эскадра, базировавшаяся на Андобанде, военные склады и мощности по производству вооружений.
В результате воевать пришлось серьезно. Пока опасные психи не успели натворить бед, туда послали европейский экспедиционный флот, сведенный из эскадр, базировавшихся в ближайших колониях.
Те счастливые для военной тактики времена прошли под девизом: пусть умирают роботы, сбережем людей! Значительную часть армий к началу XXV века составляли эскадрильи БПЛА, беспилотных летательных аппаратов, и батальоны дрон-танков.
Вся эта автономная братия взялась бодро кромсать друг дружку на орбите Андобанда.
Война получилась долгой и мучительной. Повстанцы сопротивлялись яростно.
В один прекрасный день, когда европейцы уверенно выигрывали космическое сражение, соединение беспилотных флуггеров вылетело на задание по подавлению вражеской орбитальной крепости.
Три эскадрильи: истребители, штурмовики и торпедоносцы — классика жанра. Первые прикрывают, вторые подавляют, третьи уничтожают. И ни одного живого человека. В какой-то момент вся эта замечательная классика перестала реагировать на внешние запросы. А возле крепости развернулась на сто восемьдесят и атаковала собственный линкор «Вестерноррланд», которому чудом удалось отбиться, выжить и посшибать электронных мерзавцев к такой-то матери. Что, заметим, следует признать одним из крупнейших тактических достижений во всей истории военно-космических флотов.
Через сутки на Андобанде целый полк китайских танков рехнулся аналогичным образом. Шестьдесят четыре машины завернули в город и устроили там кровавую баню. Погибло более десяти тысяч мирных жителей. Танки давили город так умело, что местные заорали на весь эфир: китайская мама, роди меня обратно, и спасите наши души!
Европейский флот был вынужден послать штурмовики и выжечь бесконтрольных роботов.
