— Где ты был?

Антон бросил на нее быстрый взгляд, зачем-то посмотрел на свою руку, которой сжимал локоть девочки.

— Не важно. Меня чуть не поймали. Ты нашла Сашку, так что может пойдем…

— Вот еще! — вмешался Сашка, не отвлекавшийся от разворачивающегося на манеже действа, но все прекрасно слышавший. — Тут такое показывают — закачаешься! Во-во, смотри!

Антон и Настя (первый с неохотой, вторая с жадностью) посмотрели в сторону манежа. В этот момент клоун-толстяк как раз спрыгивал с десятиметрового помоста на один конец кем-то притащенных качелей. Приземлился он со страшным грохотом, подняв тучу пыли, а клоун-здоровяк, вереща, улетел куда-то под купол, где и повис, каким-то чудом зацепившись одной ногой за натянутый под потолком трос для гимнастов. Сашка и Настя (как и зрители наверху) покатились со смеху, а Антон только недоуменно пожал плечами: да, это было забавно, но не настолько, чтобы хохотать до слез в глазах.

Подождав, пока утихнет смех, он снова потянул Настю за локоть.

— Настя, идем. Нам нечего здесь делать. Если нас поймают… — Антон зябко передернул плечами, и улыбка девочки чуть поблекла.

Она посмотрела на брата, снова взглянула на Антона. Только сейчас она заметила, что он напуган.

— Что-то случилось, Антон?

Он с минуту смотрел на нее, а потом неуверенно выдавил:

— Кажется, я траванулся какой-то гадостью. Не очень хорошо себя чувствую.

Она с тревогой посмотрела на своего нового знакомого.

— В смысле — траванулся? Ты что-то съел?

Он покачал головой и ответил:

— Нет. И не выпил.

— Тогда я не понимаю…

— Я пролил на себя какую-то жидкость. Нечаянно.

— Где?

Он протянул правую руку, Настя на секунду склонилась над ней, почти тотчас выпрямилась и недоуменно посмотрела на Антона.

— Я ничего не вижу.

Антон вытаращился на нее, потом посмотрел на свою руку: он явно видел чуть фосфоресцирующее зеленое пятно, расплывающееся по половине руки, достающее уже до локтя. Он пытался стереть эту штуку, но у него ничего не вышло. Видимо, гадость въелась в кожу намертво. И он чувствовал себя очень плохо, его тошнило, кружилась голова.

— Да нет у тебя ничего, Тош, — вмешался Сашка с таким авторитетным видом, словно разбирался в таких делах как никто другой. Он ткнул пальцем прямо в середину пятна — которого якобы не было — и Антон поморщился от едва заметной, но вполне реальной боли. — Видимо, все высохло уже давно.

— Это не важно, — наконец, выдавил из себя Антон. Ему становилось все хуже, запахи вокруг были просто невыносимы, от них мутило, ему было просто необходимо выйти на свежий воздух. — Можем мы уйти отсюда?

— Смотрите! Кажется, начинается! — вдруг воскликнул Сашка, не обращая внимания на бледного и покрытого потом приятеля. Он наклонился чуть вперед, чтобы лучше видеть происходящее на манеже.

— Что начинается? — спросил Антон, и ему ответил голос конферансье в зеленом костюме.

— Дамы и господа! Вы видели все наши самые лучшие номера! Остался только один! Последний, но самый невероятный, самый лучший, самый восхитительный! Позвольте представить! Единственный в своем роде! Маг и Колдун! ЦИРКАЧ!

Зрители неистово зааплодировали, а карлик-конферансье исчез в клубах зеленого дыма. На мгновение лампы во всем цирке вспыхнули так ярко, что люди вскрикнули, закрывая глаза, а когда они снова смогли видеть, то оказалось, что посреди манежа стоит старинное кожаное кресло, а в этом самом кресле расположился мужчина с плаката, тот самый, в цилиндре и во фраке. И он улыбался белоснежными зубами, глядя сверкающими черными глазами на притихших людей, словно он был львом — а они его законным обедом.

Несколько минут зрители и Циркач разглядывали друг друга, а потом мужчина во фраке заразительно улыбнулся, хлопнул в ладоши и радостно произнес:

— Здравствуйте, друзья! Приветствую вас в моем Мировом Цирке! Надеюсь, представление вам понравилось?

Крики "да" (и "нет") смешались в один гул, кто-то засвистел, кто-то засмеялся, словно всех разом отпустило напряжение. Циркач сидел с довольным видом и кивал, словно соглашался со всеми, выкрикивающими в его адрес всякую ерунду. Неожиданно он хлопнул в ладоши, да так громко, словно кто-то выстрелил из ружья. Рокот толпы тотчас затих, словно некто повернул выключатель громкости к минимальному значению.

Мужчина поднялся, оглядывая людей:

— Уделите мне еще несколько минут вашего внимания, я хочу показать вам последний номер представления, которым я по праву горжусь.

Он улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы, и сказал:

— Мне понадобится кое-какой реквизит и несколько добровольцев.

Циркач хлопнул в ладоши — на этот раз гораздо тише — и толпа зрителей удивленно выдохнула: кресло исчезло, а на его месте появился небольшой столик, поблескивающий богатой инкрустацией в свете ламп. Занавес в задней части манежа распахнулся, и из-за него вынырнули два клоуна. Они тащили ящик, который показался Антону очень уж знакомым. Клоуны, пыхтя, водрузили ящик на столешницу. Толстяк ловко снял крышку и толпа опять удивленно вздохнула: воздух засиял зеленым светом, исходящим из яшика.

— Видите? — громким шепотом произнес Антон. На мгновение он даже позабыл про то, как ему плохо. — Видите это сияние? Там сосуды с той гадостью, что я пролил на себя.

Не успел он договорить, как Циркач ловким движением сунул руку во внутренности ящика и достал на свет сияющую, словно зеленая лампадка, пузатую бутылочку. Гул шепотом переговаривающихся людей утих, все смотрели на это чудо, хотя вроде бы ничего такого особенного и не было.

— Видите, друзья? Это магия, магия, которая поразит вас в самое сердце, — Циркач слегка покачал бутыльком, отчего во все стороны, казалось, брызнули искры зеленого огня. — И я хочу показать вам самое необычное и впечатляющее зрелище, подобного которому вы вряд ли увидите за всю свою жизнь… Но для этого, — он снова посмотрел на людей и улыбнулся, — для этого мне потребуются добровольцы. Скажем… три человека.

Со всех сторон полетели вопли "возьмите меня!", "я!", "пропустите, гады!". Самые предприимчивые не тратя сил на крики, сосредоточенно лезли через ряды и головы соседей к сцене.

Циркач махнул рукой, останавливая устроенный им же самим бедлам, и произнес:

— Друзья, я очень польщен вашим энтузиазмом, но давайте не будем торопиться. Я выберу, пожалуй… вас… вас… и вас!

Сашка вытягивал шею, пытаясь разглядеть, кто же эти счастливчики. Зрители разочаровано загудели, но никто не возражал.

Между тем на сцену спустились три дядьки весьма солидных габаритов, в дорогих костюмах, на запястьях золотыми искорками подмигивали часы, с одного из галстуков капелькой росы вспыхнула булавка с бриллиантовой головкой. Держась на пять шагов позади за ними шагали еще трое мужчин, но уже совершенно другой наружности: в строгих черных костюмах, лысые головы, кнопочки микрофонов в ушах.

— Слушай, а этот толстяк… — с некоторым сомнением протянул Сашка, прищурившись, вглядываясь в маленького толстенького дядьку, шедшего первым.

— Боголепов, — прошептала Настя.

— Вы его знаете? — Антон ничего не понимал. К тому же ему снова становилось хуже.

— Губернатор нашей области. В твое время он еще в школу ходил.

Антон с вялым любопытством посмотрел на человека, который, вполне возможно, когда-то ходил в параллельный с ним класс.

— Добрый день, господа, — улыбнулся Циркач. — Я так понимаю, вы с радостью поможете мне, не так ли?

Один из троих, на вид помоложе других, шагнул чуть вперед и сказал:

— Мы все шестеро готовы поучаствовать в вашем номере. Наши друзья, — мужчина небрежно указал на сверкающих бритыми затылками "друзей", — с радостью будут первыми.

Из зрительного зала раздалось шушуканье и несколько криков "фу".