И нараспев:
— Кто… кто… кто… мог бы помочь мне?
Его окружает толпа молодых людей.
— Брат, мы хотим помочь тебе. Ты примешь нашу помощь от имени Иисуса, нашего Спасителя?
— Я благословлю вас за помощь. Я публично исповедуюсь, чтобы служить примером. А помощь все не приходит…
Девушка со смертельно бледным лицом и распущенными по спине длинными волосами склоняется над ним.
— Брат мой, умеешь ли ты любить?
Вывалявшийся в грязи молодой человек признается:
— Я никогда не знал, что такое любить ближнего. Мне нужна любовь. Я хотел бы любить. Любовь Иисуса — мое единственное спасение.
С низким поклоном он говорит:
— Я верю во всемогущего Бога-отца, я верю в его сына. Иисус, помоги мне!
К стоящему на коленях и молящемуся Богу юноше присоединяются другие молодые люди и тоже опускаются на колени.
Молящийся восклицает:
— Братья мои! Помогите мне! Вырвите меня из моего опостылевшего одиночества! Последний суд приближается. Прижмемся теснее друг к другу, потому что небо скоро разверзнется и земля задрожит.
— Вознесем свою молитву к небу, — подхватывают остальные. — Иисус, Иисус, Иисус, приди на помощь к тому, кто взывает к тебе! Ты нужен нам всем. Мы верим в тебя. Иисус, приди к нам!
Они идут дальше.
— Я не знаю, где мы находимся, — произносит Анук, потрясенная только что увиденным.
— Мы вернемся на стоянку. Мне надо взять машину.
— Стив, — говорит она.
Затем возмущается:
— Можете ли вы хоть на секунду остановиться… Почему вы привели меня сюда?
Стив сохраняет полную невозмутимость.
— Это весьма живописная улица. Ее любят посещать туристы, если им хватает смелости…
В машине Стив говорит:
— Поперечные улицы совершенно пустынны. Все мертво вокруг главной артерии.
Машина летит вперед. Мир патлатых молодых людей остается позади. Стив сворачивает за угол, и они выезжают на обсаженную деревьями улицу. Четырехэтажные жилые дома тесно жмутся друг к другу. Ни одного светящегося окна. Уличные фонари. И тишина.
Стив кружит по этому пустынному кварталу Джорджтауна.
— Здесь очень подешевело жилье. Все хотят продать, и очень мало охотников купить. Черные покупают. Они постепенно загоняют белых в очень узкое гетто.
Деревья, уличные фонари, закрытые ставни. В свете фонарей то и дело возникают какие-то странные тени. Кажется, что здесь правят бал потусторонние призраки.
— Ничего не видно, — говорит Анук. — Однако вокруг нас полно народа. Ночь невидимок. Пожалуйста, вернемся в гостиницу.
Стив сбавляет скорость и выключает фары.
— Почему, — спрашивает Анук, — почему вы почти остановились и выключили свет?
— Ночью в Вашингтоне следует быть начеку.
Долгий свист. Улица похожа на длинную трубу, заполненную черными чернилами. Долгий свист прерывается двумя короткими свистками. Эти, похожие на удары хлыста, резкие звуки разрезают ночь.
Стив выключает мотор. И тут же прекращается мирное урчание кондиционера. Анук готова выпрыгнуть из машины и бежать в сторону оживленной центральной улицы; возможно, что она совсем недалеко… Остановиться бы перед каким-нибудь полицейским и сказать: «Я — француженка, я живу в отеле “Космос”, помогите мне вернуться в гостиницу».
Теперь свист похож на настойчивый вызов.
Стив нажимает на кнопку и стекло опускается. Влажный теплый воздух тотчас же словно мокрой тряпкой обволакивает их.
— Выходим? — спрашивает Анук.
— Нет, — отвечает Стив. — Подождем. Ночь сама идет к нам. Представьте, что вы — часовой с оружием в руках. Вы стоите одна посреди наполненной тенями ночи.
Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп. Кто-то бежит по шоссе. В шлепанцах. Хлоп-хлоп.
Свист. Совсем близко от них.
— Кто это? — спрашивает Анук. — Кто это?
— Враг.
Стив усталым жестом указывает на наглухо закрытые ставни домов, погруженных в мертвый сон.
— Не все дома здесь нежилые. Находящиеся внутри люди так же, как и мы, слышат свист, но никто не осмелится посмотреть, что происходит, даже сквозь щель в ставнях.
Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп. Неожиданно раздается шум других бегущих ног. Шлеп-шлеп-шлеп-шлеп-шлеп-шлеп и шлеп. Со всех сторон. «Шлеп» преследует «хлоп».
— У нас, в Америке, — говорит Стив (он вновь произносит слова с акцентом, словно надевает привычную домашнюю обувь — он находится у себя дома, пусть другие напрягаются, чтобы понять его речь), — у нас, в Америке, полиция действует молниеносно. Связь осуществляется по радио. Две минуты, одна минута тридцать секунд после нападения, и полицейские уже на месте преступления. Весь город разбит на квадраты. Эта сеть не дает никому уйти. Возможно, что вокруг нас дежурит несколько полицейских машин. Они стоят с потушенными фарами, так же как мы.
— Ваша демонстрация слишком затянулась…
Анук произносит эти слова ровным голосом. Взбесившийся конь, который сидит рядом с ней, не должен учуять запах ее страха.
— В машине вам нечего бояться… Надо лишь заблокировать окна и двери изнутри. И никто не сможет открыть их. То есть нужно какое-то время, чтобы открыть их.
— Стив, на секунду взгляните на меня…
— Хоть на две секунды, если вы так настаиваете…
Он поворачивается к ней. Поджатый подбородок, напряженно сведенные скулы. Глаза? Две узкие щелки. Едва заметный огонек.
— Стив, это был один из лучших дней…
Свист. Два коротких. И один длинный. И назойливые звуки. Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп.
И лавиной надвигаются «шлеп-шлеп».
Они приближаются… Они совсем близко.
— Вокруг нас ни одной живой души! — восклицает Анук.
Душераздирающий крик. Почти рядом с ними. В одном из окон загорается свет. Выпрыгнуть бы из машины и бежать к этому дому. Стучать в дверь, звонить, звать на помощь.
— Никто не откроет, — говорит Стив. — Никто. В Вашингтоне никто не откроет дверь. Ночью.
Хлоп… Хлоп… Хлоп… Все медленнее и медленнее.
Стив резким движением включает фары.
Снопы яркого света высвечивают молодого человека в джинсах; он идет к ним, протянув руку к машине. Это тот, что «хлоп-хлоп». Издалека и вблизи, повсюду и везде раздается вой полицейских сирен.
Руки Стива замирают на руле. Вдруг появилась вся банда. Тех, что «шлеп-шлеп». Они скопом набрасываются на молодого человека. На «хлоп-хлоп». Он вырывается и бросается к машине. У него окровавленное лицо. Две кровавые дорожки стекают по его ногам.
— О, нет, — кричит Анук. — Нет! Они убьют его. Вы — садист, раз можете спокойно на это смотреть. Надо помочь ему; надо спасти его.
В свете фар к ним приближается окровавленный человек. Очень медленно. Неожиданно вся банда оказывается в кольце загоревшихся фар полицейских машин.
— У вас идет настоящая война! — восклицает Анук. — Здесь убивают людей! А вы позволяете делать это…
Она ловит ртом воздух. Пальцы Стива железным обручем сдавили ее горло. Его глаза совсем рядом.
Анук сопротивляется изо всех сил. Перед ее глазами плывут темные круги. Она пытается разжать его пальцы. Шум в ушах. Боль и страх. Д-ы-ш-а-т-ь… Шум и гам. Шаги. Шаги со всех сторон. Лиловая пустота. И слепящий свет в лицо.
Американец разжимает смертельное кольцо. Воздух… Он прикрывает Анук руками; он наклоняется к ней. Снаружи слышится американская речь.
— С вами все в порядке?
Запах Стива. Теперь он защищает ее от полицейских.
— Все в порядке, — произносит Стив низким голосом. — Это мое любимое место, чтобы показать его гостям.
— Мисс, мисс…
Она медленно поднимает голову. И тут же ее слепит луч огромного карманного фонаря.
— Я ничего не вижу, — произносит она, переведя дыхание.
Сноп света отходит в сторону. Она видит перед собой полицейскую фуражку.
Вокруг толпится народ. Звучит сирена кареты скорой помощи.
— Француженка, — говорит Стив. — Она — француженка.
Полицейский смотрит на Анук и произносит, обращаясь к Стиву:
— Почему она плачет?
Она отрицательно качает головой; она делает вид, что ничего не понимает. И отвечает: нет. Нет всему, что она видит вокруг.
