Анук рывком переключает рычаг скоростей, основание которого по старинке утоплено в складках черной резины. «Роллс-ройс» трогается с места. Она уже давно махнула рукой на то, что ее автомобиль ничто не может вывести из строя. «Если даже я заложу динамит под капот этой чертовой машины, ее колеса все равно будут крутиться как ни в чем не бывало…»

Она сама виновата во всем, что с ней происходит, и расплачивается теперь за розыгрыш, который устроила деду в шестнадцатилетнем возрасте.

Зная, какое значение придавал дед передвижению по городу в роскошном автомобиле, Анук решила подшутить над ним. Вскоре такой случай не замедлил представиться. Личный шофер старика, однажды почувствовав себя плохо, взял на несколько дней отпуск по болезни. Он предложил вместо себя молодого испанца, которому показал обычный маршрут хозяина от особняка до здания «конторы», как в семье называли дедов офис. Шофер предупредил новичка о том, что он должен вести машину без лихачества и как можно осторожнее. Накануне его первого выхода на работу в гараж заглянула Анук. Она дала новому шоферу подробное задание на утро следующего дня.

— Фредерико, если вы не сразу поймете то, что от вас требуется, я повторю еще раз.

— Да, мадемуазель.

— Завтра к крыше автомобиля прикрепят траурный венок, а к багажнику — крест, сплетенный из цветов. Раз в год мой дед совершает священный обряд во время поездки из дома на работу.

Фредерико перекрестился:

— Кто-то умер?

— Никто. Это старинный французский обычай. Его придерживаются в богатых семьях.

— Хорошо, мадемуазель.

В то утро старик вышел из дома, как всегда погруженный в свои мысли и коммерческие расчеты. Склонив голову и не замечая ничего и никого вокруг, он сел в машину.

Дед привычно пробурчал в микрофон, соединявший его с шофером: «Поехали». «Роллс-ройс» тронулся с места, в то время как его хозяин, устроившись поудобнее в кожаном кресле, разложил деловые бумаги на расположенном у его колен низком столике.

Шофер спокойно вел машину по намеченному накануне маршруту. Неожиданно старик поднял голову и с удивлением обнаружил, что регулировщики уличного движения проявляют к его автомобилю какой-то особый интерес и дают его «роллс-ройсу» зеленую улицу. Когда же они остановились на красный свет на перекрестке, то некоторые пешеходы, косясь на их машину, с почтением приподнимали шляпы.

«Вот что значит ездить в таком престижном автомобиле, — подумал старик, — кругом почет и уважение!»

Вдруг он увидел, как одна старушка, взглянув на их автомобиль, перекрестилась и принялась шептать слова молитвы. Старик уже давно считал себя финансовым гением, но до сих пор никто еще не принимал его за самого Господа Бога. Удивленный поведением престарелой женщины, он приказал Фредерику остановиться. Выйдя из «роллс-ройса», он обнаружил на багажнике автомобиля сплетенный из красных роз крест, а на крыше — огромный венок. На одной из траурных лент он в ужасе прочитал: «Нашему дорогому…» И поскольку в тот момент они находились как раз напротив церкви Святой Магдалины, дед приказал шоферу положить все эти похоронные принадлежности на ступени собора.

Расследование было незамедлительным и быстрым. Найти продавщицу цветов оказалось пустяковым делом. Она подробно описала, как выглядела девушка, сделавшая заказ. По словам продавщицы, на это юное создание было жалко смотреть. Слезы лились у нее в три ручья. Прикрывая лицо платком, девушка расплатилась наличными.

— У меня нет большого выбора в наказаниях… — заявил дед на семейном совете. — Ты ничем не рискуешь, если скажешь мне правду… Я хочу знать, чем ты руководствовалась, когда решилась на столь мерзкий поступок? Что толкнуло тебя на подобный шаг?

— Я не могу сказать вам… — ответила Анук.

— Дедушка мог умереть от такого тяжелого удара… И ты была бы повинна в его смерти, — сказала мать.

— Порой мне кажется, что все вы уже давно покойники, — ответила Анук.

— Я не могу… — произнесла Клотильда.

И тут же осеклась, не закончив фразы.

— Чего вы не можете? — воскликнул дед.

— У меня нет сил бороться со временем, которое калечит наших детей…

— Во всем виноваты сами родители! Детей надо воспитывать, а не потакать им во всем! — неожиданно заявил старик. — Меня тошнит от глупости… вашей и вашего мужа… Вы оба ни на что не способны…

Анук решила вставить свое слово:

— Меня часто оскорбляют из-за вас… Стоит только назвать мою фамилию, как люди сразу же начинают косо смотреть… Вы слишком богаты и знамениты…

Старик яростно застучал тростью по толстому персидскому ковру, поглощавшему все звуки.

— Почему ты не заводишь друзей среди таких же богатых людей, как мы?

И обращаясь к сыну:

— Забери свою дочь из школы, где ей внушают столь опасные революционные мысли… Отправь-ка ее в Испанию. Пусть она набирается ума-разума в монастыре… Или же найми ей строгую гувернантку, да такую, которая бы глаз с нее не спускала… Сделайте хоть что-нибудь. Черт возьми… И это — наша наследница…

— Отец! Вы облили нас помоями. Я чувствую себя по уши в грязи.

— А я? Вчера около собора Святой Магдалины мне показалось, что я покойник.

Обращаясь к Анук как к единственному достойному противнику, способному противостоять ему в споре, он воскликнул:

— Что тебе еще надо? От рождения Бог дал тебе все — известную фамилию, состояние, истинные размеры которого трудно определить, роскошь, безопасность. Какого рожна тебе еще не хватает?

Анук кусала ноготь.

— Осторожно, дорогая! — воскликнула мать. — Твои ногти!

— Что тебе не хватает? — переспросил дед.

С глубоким вздохом она ответила:

— Мне трудно спорить с вами… Вы так уверены в том, что деньги…

— Говори!

— Мне хочется думать, что на свете есть еще люди, которых вы не можете купить… Моя мечта — носить другую фамилию и не зависеть от вас. Ни в чем.

Старик побледнел и сумел только произнести:

— Черт побери! Эта мерзавка хочет быть бедной…

— Отец!

Мать едва держалась, чтобы не упасть в обморок.

Дед не на шутку разошелся:

— Я знаю, что она вбила себе в голову… Она хочет самостоятельно строить свою жизнь. Однако на подобное был способен только один я из всех вас! И сделал это!

Похожий на состарившегося Тарзана, он бил по своей тощей груди сухоньким кулачком.

— Я заработал столько, что хватит на три поколения вперед. В этой жизни тебе не придется и пальцем шевелить. Твоя задача состоит лишь в том, чтобы сохранять заработанное мною богатство… Разве тебе этого мало?

— Слишком много, — произнесла Анук. — Когда люди смотрят на меня, то я вижу в их глазах корысть и зависть. Для них я не человек, а только денежный мешок…

Старик метал гром и молнии:

— Мерзавка.

— Отец!

— Заткнитесь.

— Да, дедушка…

— Ты думаешь, что тебя нельзя купить?

— Да, дедушка.

— Ты ошибаешься… И я докажу тебе это… Скоро узнаешь…

Анук опустила голову. Ее терпению пришел конец.

Дед подзадорил ее:

— Чего ты еще хочешь?

— Посвятить себя одному великому делу, — ответила она.

— Какому?

— Благотворительности…

Дед потемнел лицом.

— Каждый год я раздаю целое состояние на благотворительные цели…

Она сорвалась на крик:

— И этим покупаете себе множество привилегий… Одной рукой даете, а другой гребете к себе. Вы вводите людей в заблуждение… Косвенным путем…

— Яблоко от яблони недалеко падает, — произнес старик, повернувшись к матери. — Спасибо… Во время беременности вы случайно не зачитывались Марксом?

— Она не поняла бы ни строчки, — вступился отец. — Даже я…

— Я пошутил! — крикнул дед.

Анук добавила:

— Я хотела бы посвятить себя кому-то… или чему-то… Я хочу приносить пользу…

— Приносить пользу? — переспросил дед. — Где, скажите на милость, вы воспитывали свою дочь? Кто внушил ей подобные мысли? Покажите мне этого негодяя!

Он все еще продолжал в ярости стучать тростью об пол. Но уже без прежнего рвения. Было видно, что старик выдохся.