— А как же чернокожие?

Она чувствует себя так, словно села на бочку с порохом.

— И как же чернокожие?

— Какие чернокожие?

— У вас есть друзья среди них?

— Ваш вопрос почти лишен смысла, — говорит Стив. — Чернокожие или не чернокожие — не имеет значения. Случилось так, что я работаю с белыми людьми. И потому у меня нет чернокожих друзей.

«Он уходит от ответа», — думает Анук. Ей становится скучно.

— Мне бы хотелось все-таки знать, куда мы направляемся…

— Мы едем в сторону национального аэропорта, который находится практически на берегу Потомака. Возьмите карту в ящике для перчаток.

Она открывает ящик и берет карту. Она разворачивает ее, внимательно рассматривает, но думает совсем о другом.

— Вы взяли не ту карту, — говорит Стив. — Вы смотрите на окрестности Вашингтона. Вам надо взять карту Мэриленда и Виргинии…

— Пожалуйста, повторите еще раз, — произносит она почти с нежностью в голосе. — Мне так нравится ваш акцент.

— Мэриленд, — произносит он. — Виргиния… Вы — первый человек, которому нравится американский акцент. В Париже я старался говорить как можно медленнее, и каждый раз меня упрекали: «О, какой у вас ужасный акцент! Вы говорите так, что вас почти нельзя понять… Помедленнее, помедленнее…» Анук, вы не похожи на них. Вы так хорошо говорите по-английски. Впрочем, когда вас слушаешь, то можно сказать, что говорит англичанка, а не француженка.

«Этот комплимент дорогого стоит, — думает она. — С утра до вечера я ругаюсь с теми, кто произвел меня на свет. С людьми, которые вот уже два десятка лет дают мне советы и деньги на карманные расходы. Так вот, я снимаю шляпу перед моими предками-реакционерами! Без образования, которое я получила, я молчала бы сейчас как рыба. Мой американец мог сколько угодно расточать в мой адрес комплименты, а я ничего бы не поняла».

— Вы увидите сегодня еще немало интересного, — произносит Стив. — Дом Вашингтона в Вермонте — настоящее чудо. Обычно люди едут туда на машине или в автобусе. Моторная лодка — более оригинальное средство передвижения.

— Можно вас немного огорчить?

Она решила сыграть в простодушие. Похоже, он принял ее слова за детскую непосредственность.

— Да, конечно.

— Вы не похожи на отца семейства. На трудягу, получившего в своей конторе два дня отгула… Вы похожи на Питера Фонду[7] или на молодого Христа… Скорее на Христа, пожертвовавшего жизнью ради спасения человечества…

— Откуда вы взяли, что ваши слова могут меня огорчить? — произносит он с широкой улыбкой. — Женщины любят придумывать истории.

— И все же вы знаете, кто такой Питер Фонда?.. Возможно, вы видели старый, но гениальный фильм «Изи Рейдер».

Стив раскрывает еще шире в улыбке рот.

— Еще одна история о наркоманах… Бедная Америка! Фильм, однако, совсем неплохой. Я смотрел его вместе с Дороти… Очень давно…

— Если Фред болен, почему его моторная лодка остается на берегу Потомака? — спрашивает Анук.

Она ищет подтверждение своим предположениям. Она хочет понять то, что только что услышала от него. Его туманные слова настораживают ее. Ей хочется во всем разобраться.

— Мы возвратились из Вьетнама ровно год назад. Фред вернулся на два месяца раньше меня… У его матери было слишком много забот, чтобы заниматься моторной лодкой. Позднее, когда он поправится, мы, возможно, возобновим наши водные прогулки…

— Почему же он оставил свою лодку под Вашингтоном, если живет в Аннаполисе?

— Раньше он работал в Вашингтоне. На правительственной службе. Он был всего только винтиком в системе, но его ценили… После Вьетнама, выйдя из госпиталя, он поселился в небольшом домике у матери. Я наведываюсь к нему из Нью-Йорка при первой возможности его…

Пригород, наконец, закончился. Они едут по шоссе на умеренной скорости.

— Нельзя ли двигаться быстрее, — говорит Анук.

— Для того чтобы быстро ездить, надо отправиться в Техас. Это единственный штат, где нет ограничения скорости. Впрочем, у нас везде ездят со скоростью восемьдесят миль в час.

— Сколько это в километрах?

— Возможно, сто, — говорит он. — Думаю, что это километров сто в час.

— Почему вы со мной возитесь? — спрашивает она.

— А почему вы называете себя бедной и несчастной?

Она вздыхает.

— Я чувствую себя плохо в своей шкуре. Плохо и неуютно. Так почему же вы со мной возитесь?

Он пожимает плечами.

— Сам не знаю. Вначале я увидел вас в тот момент, когда вы больно ударились головой о стенку бассейна. Мне захотелось сказать вам что-то ободряющее… Потом я решил побыть рядом с вами в качестве провожатого… Я даже испугался, что потерял вас, когда вы уехали в музей… Что же до остального… Мы проводим время… Это позволяет мне совершенствовать мой французский язык… Теперь мне хочется поцеловать вас… Однако я не сделаю этого без вашего согласия. Мне было бы неприятно, если бы вы потом об этом пожалели. Я не скажу Дороти про этот поцелуй. Но если вы против, то никакого поцелуя не будет.

Они уже свернули с шоссе. Теперь машина едет по проселочной дороге, которая приводит их к берегу небольшой бухты, спрятанной за поворотом реки. В этом месте река похожа своими желтыми мутными водами на липкую от грязи доисторическую рептилию.

«Он смеется надо мной, — думает Анук. — Он просит разрешения меня поцеловать, как…» Она не находит достойного сравнения: как кто? Между двумя плоскими холмами, покрытыми пожелтевшей под жарким солнцем травой, приютился невысокий лодочный ангар из гофрированного листового металла.

Стив уверенно подъезжает к ангару. Кажется, что ему хорошо знакомо это место.

Прежде чем въехать в ангар, он дает задний ход, чтобы развернуть машину.

— Для прицепа, — говорит он. — Смотрите. Здесь находятся четыре или пять моторных лодок. Вот лодка Фреда.

Машина подъезжает вплотную к прицепу и останавливается. Стив поворачивает ключ зажигания. Внезапно наступает полная тишина. Она обволакивает их со всех сторон. На секунду эту звенящую тишину нарушает резкий шум моторов пролетающего над холмами самолета.

— Ну что вы решили? Вы согласны, чтобы я поцеловал вас?

— Да, — говорит она.

И тут же удивляется своим словам.

— Да.

У Стива нежные и жаркие губы.

Стив слегка касается губами ее крепко сомкнутых губ. Ее сердце потихоньку начинает оттаивать. В широко распахнутых глазах Анук застыл немой вопрос. У нее еще есть шанс устоять перед напором неведомых ей до сих пор чувств. Бежать пока не поздно от этих глаз, от этих губ. Стив не спешит. Медленными и властными движениями кончика крепкого и горячего языка он разжимает ей рот. Ее напряжение нарастает. Наконец, ее губы раскрываются словно раковина. Она закрывает глаза.

С выключенным кондиционером в машине тотчас устанавливается невыносимая жара. Анук не чувствует ее. Весь мир перестал существовать для нее.

Стив отрывается от нее и произносит:

— Очень жарко…

Он выходит из машины, привязывает прицеп и возвращается к Анук.

— Вы в порядке? — спрашивает Стив.

Автомобиль медленно трогается с места и выезжает из раскаленного на солнце ангара, где хранятся лодки.

Анук надевает темные очки, прикрывая глаза от слепящего солнца.

Стив, похоже, не впервые спускает лодку на воду. Они подъезжают к речному берегу.

— Выходите, — говорит Стив. — Вы будете держать канат…

Анук выходит из машины, подхватывает толстый канат, который бросает ей Стив. С помощью маховика он опускает прицеп и сталкивает лодку в воду.

— Идите сюда, — говорит он. — Надеюсь, вы умеете плавать… Вообще-то здесь не рекомендуется купаться… Вода слишком грязная…

Она окидывает взглядом реку. Одни лишь заводы вдоль берегов. На линии горизонта виднеются очертания высокого моста.

— Сейчас не меньше тридцати пяти градусов, — произносит Стив. — Если вам очень жарко…

— Я умираю от жары, — говорит она по-французски. — И мне на это наплевать.