Аппараты и различные приспособления были и до Илизарова. Но лишь его конструкция дала то, что не могли дать никакие другие до него. А именно:

— полное сопоставление отломков;

— высокую прочность фиксации;

— максимальное кровоснабжение поврежденной кости и конечности;

— сохранение опорной и двигательной функции поврежденной конечности, а также возможность больному ходить и обслуживать себя с первых дней лечения.

Это и стало ключом к тому открытию, которое произвело революцию в отечественной и мировой ортопедии и травматологии: открывались неизвестные закономерности сращивания костей и костеобразования. То, что всегда считалось невозможным, вдруг становилось возможным.

Сегодня мы говорим об открытии курганского ученого, как о системе методов чрескостного компрессионно-дистракционного остеосинтеза.

От аппарата-«прародителя», предложенного тридцать лет назад, остался только общий принцип.

Гавриил Абрамович для образности сравнивает свое изобретение с детским конструктором — есть такие замечательные игры для ребят. Лежат в коробке разные железки, крепления, угольнички, колесики. Хочешь — машину из них собери, хочешь — самолет или пароход. Можешь даже собственной конструкции соорудить что-нибудь необыкновенное.

В аппарате доктора Илизарова около тридцати различных деталей — кольца, стержни, гайки, угольники, короткие и длинные пластинки с дырочками, называемые флажками.

При хорошей фантазии из детского конструктора можно собрать множество различных интересных игрушек. Так и с аппаратом Илизарова. Вроде бы те же самые детали, а модификации и назначение аппаратов разные в зависимости от характера заболевания.

Фантазеры в Кургане действительно великие: придумали больше четырехсот методик и, наверное, еще придумают. Потому что ученые — медики и врачи — не перестают думать о том, как помочь больному человеку преодолеть недуг.

В последний сентябрьский день 1968 года почти все центральные газеты обошло информационное сообщение ТАСС о необычной защите диссертации на звание кандидата медицинских наук, состоявшейся в Пермском медицинском институте. Члены Ученого совета двадцатью восемью голосами из тридцати проголосовали за то, чтобы присвоить диссертанту сразу ученую степень доктора медицинских наук. Им был хирург из Кургана, руководитель недавно созданной лаборатории Гавриил Абрамович Илизаров.

Диссертация называлась «Лечение переломов и повреждений крупных суставов, костей с применением специального аппарата, сконструированного автором». Все в ней — от первого слова до последнего, каждый вывод и каждое положение — все выношенное и выстраданное курганским хирургом и проверенное семнадцатью годами его практики. Изобретение стало детищем его мысли и трудов, не частью жизни, а его жизнью, в которой не оставалось места и времени ни для чего другого.

В борьбе не бывает удач без разочарований, побед без потерь. Сопровождали они и Гавриила Абрамовича, не оставляют и сейчас в достигнутом всеобщем признании и заслуженной славе. Но жизнь есть жизнь, она сложна и противоречива. И люди, даже служа одному делу, остаются людьми разными — честные, самоотверженные, завистливые, добрые, черствые, бескорыстные…

История знает немало примеров, когда гениальные открытия, новейшие достижения науки и техники, прежде чем получить признание и право на существование, переживали судьбу нелегкую и драматическую. Илизаров взялся за самую сложную область травматологии и ортопедии — проблему остеосинтеза. И не будь у Гавриила Абрамовича сильной воли, деятельного и принципиального характера, как знать, что случилось бы дальше с судьбой его открытия. Уступил бы крупному авторитету, промолчал бы там, где спор выходит «себе дороже», махнул бы безнадежно на все рукой да и зажил спокойно.

Именно этого покоя многие и хотели от него. Те, кто придерживался традиционных способов лечения переломов, — ничего, что с большими издержками, выше себя, как говорится, не прыгнешь. Жена, которая устала от фанатичной его веры в свое открытие, от постоянного безденежья, потому что скромная зарплата его уходила на поездки в Москву, на опытные образцы аппаратов. А огульные формулировки, метко рассчитанные на то, чтобы не признавать, не поддерживать, дискредитировать: «Слесарный подход к медицине», «Шарлатанство», «Чудак» и подобные нелестные выражения, далекие от честной борьбы научных идей! Один наш медицинский журнал пытался доказать, что приоритет в создании аппарата принадлежит… иностранцу.

Сейчас страшно даже подумать, что Илизаров мог бы уступить. Задержись разработка нового метода сращивания сломанных костей хотя бы на несколько лет, и сколько бы людей так и остались инвалидами.

Но доктор Илизаров никогда не был борцом-одиночкой. Его всегда поддерживали и поддерживают партийные и советские органы, хозяйственные организации. Рядом с ним всегда друзья и единомышленники.

Каждый раз, приезжая в Курган, председатель Центральной ревизионной комиссии КПСС Геннадий Федорович Сизов бывает в институте, которым руководит Илизаров.

— А помнишь, — смеется Геннадий Федорович, — как появился у меня в кабинете с мешком собачьих костей?

— Да не с мешком, — смеясь, уточняет Илизаров, — с аппаратом, а в нем для наглядности кость.

В полной уверенности, что в областном комитете партии поймут и разберутся, пришел Гавриил Абрамович, не коммунист тогда, на прием к первому секретарю обкома Г. Ф. Сизову.

Геннадий Федорович слушал внимательно, переспрашивал:

— Ну сжали, зафиксировали кость, а дальше?

— А дальше, — у Гавриила Абрамовича перехватывает дыхание, — самое главное: сейчас мы можем сделать все, что необходимо. Срастить кость, удлинить, исправить искривление и вернуть в естественное положение, избавиться от гнойного процесса… И все способом чрескостного компрессионно-дистракционного остеосинтеза.

— Постой, постой, давай по порядку.

Специалистом в области медицины Сизов не был и не все понял в профессиональных медицинских терминах. Но почувствовал основное: одержимость Илизарова — не бесплодная фантазия, а мужественная партийная позиция в борьбе во имя человека.

Раньше он встречал его как-то мельком, время от времени интересовался ходом дел и поддержал решение перевести Илизарова из Долговской районной больницы в областную, а затем поставить на заведование травматологическим отделением госпиталя инвалидов Великой Отечественной войны.

Но они впервые вот так близко сидели против друг друга, и, когда Илизаров замолчал, изложив суть своего изобретения, Сизов, слушавший как-то отрешенно, вдруг посмотрел на него долгим испытующим взглядом и разом увидел проседи в смоляных волосах, безукоризненно ухоженные руки хирурга, воспаленные от частого недосыпания глаза, выутюженный старомодный и, наверняка, единственный костюм…

«Сколько же Илизарову лет? — невольно подумал секретарь обкома. — Должно быть чуть больше тридцати. Молод. Хорошо, что молод, — вся борьба впереди».

Под пристальным и потеплевшим взглядом первого секретаря Илизаров смутился, смешался и стал собирать разложенные на большом полированном столе аппараты, муляжи костей, фотографии. Старинные большие часы в углу просторного кабинета пробили семь часов вечера.

— Извините, я отнял у вас много времени.

— Сколько в отделении госпиталя коек? — остановил его Сизов. — Для широких научных исследований этого мало. Не дело, что больные заполнили все коридоры. Давайте ваши предложения, будем искать выход. Совершенно правы в том, что необходимо дать теоретические обоснования практических результатов. Без теории нет науки. Впрочем, — Геннадий Федорович улыбнулся, — вы это знаете не хуже меня. Дерзайте. Поможем, поддержим, — и он протянул широкую крестьянскую руку, проводил до двери.

Потом еще долго сидел один и думал, как скорее развернуть в Кургане базу для внедрения в практическое здравоохранение предложений начинающего ученого. Нет не только научных кадров, оборудования, даже нет помещения. Первые сотни людей при помощи аппарата Илизарова обрели здоровье. А сколько нуждается?! Печать начинает говорить в полный голос о внимании к изобретению. «Правда», «Известия», «Комсомольская правда» выступили, остро, проблемно: открытие курганского хирурга является новым направлением в отечественной и мировой ортопедии и травматологии. Министерство здравоохранения и руководство Центрального института травматологии молчат. Почему? Только ли закономерная осторожность не делать поспешных выводов?