Они говорили, а я слушал. Вождь посетовал на экономические трудности Альбертии, особенно в сбыте какао. Даффи повеселил всех эксцентричностью клиента одного из конкурирующих агентств. Шартелль ограничивался лишь короткими фразами и ненавязчиво приглядывался к вождю Акомоло.

Получив лимонный сок, шерри и мартини, мы уселись за круглый стол. Даффи – по правую руку от вождя, Шартелль – слева. Акомоло удовлетворенно кивнул, когда перед нами поставили тарелки с супом из земляного ореха.

– Ваша предусмотрительность иногда поражает, Падрик.

Даффи улыбнулся.

– Я думал, что вам надоела английская кухня.

– Не только их кухня, но и они сами, – ответствовал вождь. – Сердцем я стараюсь не питать к ним ненависти. Я стараюсь жить, как учил нас создатель и мои баптистские наставники. Но они холодные люди, Падрейк, холодные, бесчувственные и мстительные. Три дня я пытался решить вопрос с экспортом какао и три дня я хожу от одного бюрократа к другому.

– Если я могу помочь… – взмах руки вождя прервал Даффи на полуслове.

– Вы и так сделали очень много. Нет, им пора понять, что я не маленький мальчик. Когда мы ведем дело с руководством, никаких проблем нет. Но стоит спуститься на более низкие этажи чиновничьей иерархии, как я упираюсь в стену их скрытого презрения и бюрократической неэффективности. «Разумеется, вождь Акомоло, – передразнил он такого чиновника, – но требуется время, чтобы решить этот вопрос.» Не могут они понять, что времени-то у меня и нет. Время сейчас – самый дорогой для меня товар.

Официант собрал тарелки из-под супа, поставил на стол большую серебряную кастрюлю, снял крышку. Аромат пряностей разнесся по столовой.

– Падрейк! Жаркое из цыплят! – наложив полную тарелку, вождь набросился на жаркое. Капли жира падали на синюю ordana. Я положил себе одну ложку и не спешил приступать к еде, отдавая предпочтение мартини. Шартелль отрезал кусочек мяса, пожевал и проглотил. Его рот приоткрылся и он потянулся к бокалу с водой. Я не мог поручиться, что мяса в любимом блюде альбертийцев было больше, чем пряностей и специй. Даффи, однако, поглощал его с той же скоростью, что и вождь Акомоло и Декко. Я решил, что у него отсутствуют вкусовые рецепторы. Шартеллю, как я заметил, с лихвой хватило первого кусочка.

Вождь закончил трапезу и вытер пальцы о скатерть. Чистая салфетка так и осталась лежать у его тарелки. Вождь потянулся, сладко зевнул.

– Чудесно, Падрейк. Кто готовил жаркое?

– Студент лондонского университета. Уроженец Альбертии, естественно.

Вождь кивнул.

– Молодец. И перца он положил как раз в меру. Вам понравилось жаркое, мистер Шартелль?

– Удивительный вкус, – Шартелль улыбнулся.

Даффи предложил сигары, но альбертийцы отказались, а мы с Шартеллем последовали их примеру. Официант принес кофе.

– Скажите мне, мистер Шартелль, вы знали президента Кеннеди?

– Да, конечно.

– Достаточно хорошо?

Шартель вновь улыбнулся.

– Я обращался к нему: «Джон», когда его избрали в палату представителей конгресса, когда он стал сенатором, и «мистер Президент», когда он вошел в Белый Дом.

– Он уже умер, не так ли?

– Да.

– Я был его горячим поклонником. Он представлял все лучшее, что могла предложить ваша страна. Он принадлежал к тем немногим политикам, кто мог честно сказать, что он – настоящий лидер. Его смерть очень опечалила меня.

– Не только нас. Мы любили нашего президента.

– Так как вы были сторонником Кеннеди и знали его лично, я хотел бы, чтобы вы помогли мне найти ответ на вопрос, который давно мучает меня.

– Могу попытаться.

– Почему не арестовали Джонсона?

Шартелль чуть не поперхнулся. Но ему удалось поставить на стол чашечку кофе, не расплескав ни капли.

– Простите, вождь?

– Я спрашиваю, почему Джонсона не арестовали сразу же после убийства Кеннеди? Ведь от смерти президента более всего выиграл он. Мне казалось, что в такой ситуации следовало ожидать его ареста.

– И кто должен был арестовать его?

– ФБР и ваш мистер Гувер, – ответил вождь Акомоло. – Возможно, объединившись с армией.

– Вы хотите сказать, что смерть Кеннеди являлась результатом заговора Джонсона, не так ли? (Я мог поклясться, что взгляд Шартелля лучился восхищением.)

– Разумеется, нет. Но на месте Гувера я отправил бы кое-кого в тюрьму, Джонсона, вашего мистера Макнамару, Раска, а то и все правительство. Я бы заподозрил существование заговора и определенно не сидел бы сложа руки.

– Но вице-президент автоматически становится главой государства после смерти президента.

– Именно так, и кто поручится, что Джонсон не нанял этого Освальда? В конце концов, Кеннеди убили в Техасе, родном штате Джонсона. Такого совпадения достаточно, чтобы у самого наивного человека зародились подозрения, мистер Шартелль.

Лицо Шартелля расплылось в широкой улыбке.

– Вождь, мы с вами отлично поладим. Да, сэр, – он покивал, продолжая улыбаться. – Отлично поладим.

По форме Альбертия напоминает воронку, носик которой – Барканду, столица страны. Морская столица страны. Морская граница Альбертии – тридцать три мили превосходных песчаных пляжей. Посередине песчаную полосу рассекает глубокая бухта, делящая столицу надвое географически и экономически. На севере, ближе к материковой части Альбертии, пятьдесят квадратных миль трущоб, где средний доход на душу населения не превосходит ста долларов в год. Южный берег бухты – широкие бульвары, ухоженные лужайки, консульства иностранных государств, административные здания, отели, ночные увеселительные заведения, магазины с богатым выбором товаров и Яхт-клуб.

Последний расположен на месте пристани, с которой в начале девятнадцатого века отваливали корабли с грузом рабов-негров. В 1842 году англичане положили конец работорговле. Пристань потихонечку разрушалась, пока в 1923 году не началось строительство Яхт-клуба. Яхт вначале не было, но чиновники могли выпить там холодного пива и поговорить о делах в непринужденной обстановке. Первого альбертийца, врача, окончившего Эдинбургский университет, приняли в клуб лишь в 1953 году.

Пол Даунер, чья фамилия значилась в названии агентства «Даффи, Даунер и Тимз, лимитед», встречал нас в аэропорту. Несмотря на кондиционированную прохладу здания, его лицо блестело от пота, а под рукавами белого пиджака выступили темные полукружия.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Вы знаете друг друга, не так ли? – я взглянул на Шартелля.

– Конечно, мы с Полом знакомы. Мы вместе воевали, правда, Пол?

– Рад тебя видеть, Клинт, – ответил Даунер.

– Ты остаешься надолго? – спросил Шартелль.

– Возвращаюсь вечерним рейсом. Звонил Падрейк. В Лондоне полно дел. Ему нужна помощь. А здесь от меня немного пользы. Политика – не по моей части. Ты это знаешь, Шартелль.

– Угу.

– Я забронировал вам номера в отеле «Принц Альберт». Сейчас мы поедем туда, за ленчем я введу вас в курс дел, потом заглянем в консульство и я представлю вас Крамеру.

– Кто это?

– Генеральный консул, – ответил я. – Феликс Крамер. Он в Африке еще с тех времен, когда Даллес был государственным секретарем. Его направили сюда в начале пятидесятых годов, потому что он свободно владел китайским, японским и еще несколькими восточными языками.

– Логично. Но я не уверен в том, что хочу встретиться с Крамером, Пол.

Даунер улыбнулся.

– Но он хочет тебя видеть. Не забывай, что Белый Дом и Уайт-холл заинтересованы в исходе выборов.

– Пол, старина, пойми меня правильно. Меня не волнуют заботы администрации. Я приехал проводить предвыборную кампанию и не думаю, что у мистера Крамера много голосов.

Даунер покраснел.

– Черт побери, Клинт, я столько сделал для тебя за эти две недели. Государственному департаменту не нравится вмешательство американцев во внутренние дела других стран, особенно африканских.

Шартелль достал пачку «Пикийунс», выудил из нее последнюю сигарету, с сожалением взглянул на пустую пачку, смял ее и бросил в урну.