— Входите, — крикнул я.

— Благодарю. — Она вошла с недорогим чемоданом в одной руке и полосатым сине-белым плащом, перекинутым через другую.

— Тяжелый? — Я потянулся к чемодану.

Она отдала его, как мне показалось, с некоторой неохотой.

— Тяжелый.

Я оглядел комнату, гадая, куда бы поставить чемодан весом 55 или 60 футов. Наконец решил, что лучшего места, чем ванна, не найти. Но перед этим опустил его на весы. Чемодан потянул на шестьдесят восемь фунтов.

— Почему вы отнесли его в ванную? — спросила Фрэнсис, когда я вернулся.

— Не знаю. Должно быть, потому, что я никогда не стал бы искать его там.

— Вы не собираетесь пересчитать деньги?

— А вы пересчитывали?

— Нет.

— Но хоть взглянули на них?

— Да.

— Впечатляет?

— Не слишком.

— Раз вы безразличны к деньгам, может, не откажетесь выпить?

— Пожалуй, что нет.

— Бурбон или шотландское?

— Бурбон.

— Присаживайтесь в кресло. Или вы предпочитаете диван? Удобно и там и там.

— Благодарю. — Она положила плащ на спинку стула, села в кресло, в синем платье, неброском, но хорошо сшитом, туфельках под цвет платья, с сумочкой из той же кожи, что и туфли. Когда я повернулся к ней с полными бокалами, она оглядывала комнату и сумела не скривиться, когда ее взгляд упал на репродукции, которыми украсила стены страдающая дальтонизмом администрация «Аделфи».

— Ужасные, не правда ли? — Я подал ей бокал.

— Есть немного.

— Их выбрал лично управляющий отелем.

— Не вы?

— Нет. Мне больше нравится Максилд Пэрриш.

— Он умер в возрасте девяноста шести лет. В 1966-м.

— Вы его поклонница?

— Нет. А вы?

— Скорее да, чем нет. — Я опустился на диван напротив нее. — Жаль, что вы не успели к ленчу.

Фрэнсис Уинго не стала развивать эту тему.

— Щит вы получите сегодня?

— Не знаю.

— Они больше с вами не связывались?

— Нет.

— Свяжутся?

— Понятия не имею.

— И что вы намерены предпринять?

Я отпил из бокала.

— Первым делом возьму напрокат машину. Своей у меня нет, знаете ли. А потом на взятой напрокат машине поеду в мотель «Говард Джонсон» на Джерси Тернпайк. Зарегистрируюсь ровно в шесть вечера в компании пятидесяти восьми фунтов купюр по десять и двадцать долларов. И буду сидеть у телефона, пока они не позвонят и не скажут, что делать дальше. После чего в точности выполню все их указания, ибо в противном случае я могу кончить, как ваш муж. То есть отправиться на тот свет.

То ли она была хорошей актрисой, то ли знала, о чем я толкую.

— Боюсь, я потеряла ход ваших рассуждений, мистер Сент-Ив. При чем здесь мой муж? Какая связь между его смертью и щитом?

Я не стал играть в кошки-мышки.

— Ваш муж был наркоманом. И умер не в автокатастрофе, а от избыточной дозы героина.

На ее губах заиграла легкая улыбка.

— Вы проявили такой интерес к моему мужу. Почему?

— К примеру, меня интересует, какой человек мог жениться на такой женщине, как вы. Или, скорее, за какого человека вы соблаговолили выйти замуж. И наркоман никак не тянет на вашего мужа.

— А какое вам до этого дело?

Я поставил бокал на стеклянный столик.

— Есть дело. Из-за щита уже погиб один человек, даже двое, если считать его жену. С вашим мужем число покойников увеличивается до трех, а я не хочу стать четвертым. — Я умышленно не упомянул Спиллейси, хотя четыре трупа произвели бы большее впечатление, чем три.

— Вы становитесь агрессивным, не так ли?

— Это один из моих недостатков.

— Вам нужно с ним бороться.

— Ближайшей осенью я этим и займусь. Как вы думаете, мне поможет групповая психотерапия?

— Я в этом не сомневаюсь.

— Вы знали, что он был наркоманом?

— Да, знала. Да и как я могла не знать.

— Где он добывал героин?

— Я не спрашивала.

— А как расплачивался?

— Вас не затруднит дать мне сигарету? Я бросила курить три года назад, но... — Голос ее дрогнул. Я вскочил, предложил ей сигарету, поднес к кончику огонек зажигалки. Она глубоко затянулась и выпустила тонкую струю дыма.

— Я расскажу вам о своем муже, мистер Сент-Ив. Расскажу, потому что не хочу, чтобы вы копались в моей личной жизни. Желающих и без вас предостаточно. Скажу честно, мне это не нравится. И я искренне надеюсь, что потом вы оставите меня в покое.

Она помолчала, надеясь услышать от меня подтверждение ее надежд. Но я ограничился кивком.

— Мой муж, до того как пристрастился к героину, был не только превосходным художником, но и одним из лучших директоров художественных музеев. Он учился в Гарварде, в сорок третьем ушел на флот, стал военным художником, репродукции его боевых зарисовок публиковались в «Лайфе» и привлекли к нему внимание специалистов. По окончании войны ему предложили пост директора небольшого, но хорошего музея на Среднем Западе. Оттуда он перешел в Чикаго и далее в Нью-Йорк, где возглавил один частный музей. Какой — неважно, не так ли?

— Неважно, — кивнул я.

— Мы встретились в Нью-Йорке на какой-то вечеринке. Я хотела рисовать, но вовремя поняла, что таланта у меня нет. И приняла правильное решение — заняться музейным делом. Джордж всемерно помогал мне. Он-то рисовал каждую свободную минуту, и рисовал с блеском. Друзья Джорджа, знакомые с его работами, не раз убеждали его организовать выставку, но он постоянно отказывался, говоря, что сейчас не время. Мы поженились, когда я закончила учебу, и по рекомендации Джорджа меня назначили директором маленького музея в Нью-Йорке. А несколько лет спустя пришло приглашение из музея Култера. Он его отверг.

— Он?

— Да. Они хотели Джорджа. Он рекомендовал меня. Мистер Спенсер поначалу возражал, но в итоге меня взяли на работу.

— Почему он отказался возглавить музей Култера?

Фрэнсис пожала плечами.

— Он решил, что музейная работа более не интересует его. Хотел только рисовать. Я, разумеется, согласилась, и мы переехали в Вашингтон. Моего жалованья вполне хватало на двоих, и поначалу все шло очень хорошо.

— А потом?

— Джордж впал в глубокую депрессию. Перестал рисовать, слишком много пил, исчезал на несколько дней. Полтора года назад он признался мне, что пристрастился к героину. Я не знаю, когда это началось.

— Какую дозу он принимал ежедневно?

— Не знаю.

— Ладно. Сколько он каждый день тратил на героин?

— Перед смертью порядка двухсот долларов.

— Где он брал деньги?

— Продавал свои картины. Одну за другой. За них давали хорошую цену. Он был блестящим художником.

— Но в конце концов все картины уплыли?

— Да.

— И что за этим последовало?

— Я снабжала его деньгами.

— Как долго?

— Несколько месяцев.

— Пока они не кончились?

— Да.

— А далее?

— Однажды он сказал мне, что больше не нуждается в деньгах. Потому что нашел, где брать героин.

— Когда это произошло?

— Два месяца назад, может — два с половиной.

— Кто знал об этом?

— О чем?

— О его пристрастии к героину.

— Лишь несколько человек. Его доктор. Давние друзья, перебравшиеся к этому времени в Вашингтон. Мистер Спенсер. Я не могла не сказать ему.

— Как он отреагировал?

— Посочувствовал мне. Даже предложил оплатить лечение Джорджа в частной клинике.

— И?

— Джордж отказался.

— Что сказал Спенсер?

— Ничего. Более он к этому не возвращался.

— То есть о его пристрастии к героину знали только друзья и Спенсер?

— Да.

— И еще один человек, — добавил я.

— Кто же?

— Тот, кто снабжал вашего мужа бесплатным героином.

Фрэнсис Уинго отбыла в три пятнадцать, чтобы успеть на четырехчасовой рейс в Вашингтон. У двери она задержалась, повернулась ко мне.

— Вы действительно думаете, что мой муж был как-то связан с кражей щита?

— Да. По-моему, я выразился достаточно ясно.