— Э-ээ… господа, простите, — голос его был полон раскаяния. — Я так быстро побежал… Был уверен, что вы бежите следом… Я очень сожалею!
— Да бросьте, проф, — сказал я. — Главное, что мы выбрались. Кстати — похоже, что могли бы и не торопиться — здание стоит!
Я кивнул на громаду гостиницы у нас за спиной.
— Рухнет, — безразлично махнул рукой профессор. — Ждать недолго. Меня больше заботит, что скоро весь этот город станет весьма неуютным местом. Слышали сейчас хлопок?
— Гром? — встряла Катя. — Первый раз слышу грозу зимой, да…
— Какой гром… — отмахнулся профессор. — Скорее всего, где-то взорвался газ. По моей модели, учитывая износ газопроводов, сейчас по всему городу собираются этакие газовые… запруды?
— Озерца, — подсказал я.
— Точно озерца! В низинах. И они станут периодически…
— Бабахать, — опять подсказал я.
— Вот именно. Поэтому я вам советую сейчас выбирать места повыше и потихоньку выбираться из города. Хотя улицы сейчас тоже опасны — могут провалы…
— А вы что будете делать? — насупившись, поинтересовалась Катя.
— А я отправлюсь к инженеру Гордееву, — сказал проф. — У меня есть долг, я специально ради него приехал.
— Извините, Александр Глебович! — сказал я решительно. — Я тоже еду к Гордееву. У меня редакционное задание. Едем вместе!
— Но вы не понимаете, Аркадий! — горячо возразил он. — Это очень опасно! Вы даже не представляете, чем грозит город типа вашего, когда на него воздействует Волна! Даже я всего, честно говоря, не представляю!
— Да и ладно, — ответил я. — И вообще, начнем с того, что я вам с Гордеевым не верю. Все это шарлатанство, никаких «волн» в природе не существует. Меня послали взять интервью у сумасшедшего, и я его возьму!
— Как?! — поразился профессор. — Вы все еще не верите? А гостиница? А самолет?! А взрывы?
— Все чушь, — заявил я безапелляционно. — Сами же сказали, что все в стране изношено. Понятно, что самолеты падают — бывает. Они все время у нас падают. А гостиница — так это землетрясение.
— Нету здесь никакого землетрясения, — аж прошипел профессор. — Нету!
— А люди говорят — есть! — не сдавался я.
— А, что с вами делать... — махнул рукой профессор.
И он зашагал к торцу здания, явно собираясь его обогнуть. Я бросился следом. К моему удивлению, за мной побежала и Катя.
— Вы куда? — крикнул я. — Проспект с той стороны!
— А с обратной стороны автостоянка, — объяснил на ходу Глебыч. — У меня там машина.
— Ого! — удивился я. — Предусмотрительно! Значит, поедем к Гордееву с ветерком. Очень хорошо, а то на такси у меня денег нет.
— Кто ж вас командирует, — язвительно спросил, не сбавляя хода, профессор. — Даже на такси денег не дают! Или вы их… это… пропили?
— Обижаете, проф!
Обойдя малость накренившееся здание с тыла, мы действительно оказались на автостоянке. Пока я гадал, какой же транспорт привез сюда профессора — маленький «жук» или древний «Субару», профессор решительно пошел к самому роскошному авто на стоянке — внушительному красавцу-внедорожнику из новейшего семейства Мерседесов, угольно-черному и вдобавок с затемненными стеклами.
— Это что — ВАШ? — не сдержал я удивления. Сзади послышалось восхищенное «ой!» Кати.
— Мой, — скромно сказал проф. — Здесь полный комплект, включая даже дополнительный бак на 600 литров бензина. Аптечка с любыми лекарствами, запас провизии и воды на 5 суток автономного путешествия!
Наверно, именно в этот момент я впервые спросил себя, кто же этот «профессор» на самом деле такой. Снял роскошный люкс в самой, наверно, дорогой гостинице города, разъезжает на невероятном «мерседесе», говорит с легким, едва уловимым «прибалтийским» акцентом…
Профессор, видимо, что-то уловил в моих глазах, потому что опустил свои и заторопился:
— Ну так что? Вы едете?
— А как ваша фамилия, Александр Глебыч? — спросил я вместо ответа. — А то даже не знаю, с кем отправляюсь, так сказать, в опасное путешествие…
— Левенштейн его фамилия, — ответила вместо него Катя. — Я же на ресепшн работаю, как раз карточку заполняла...
— Так вы еврей?! — сказал я с облегчением. — Тогда понятно…
— Что вам понятно?! — внезапно рассвирепел мой сомнительный приятель, оказавшийся Левинштейном. — Правильнее — фон Левенштайн, если хотите знать. Это древний род, мы из остзейских немцев!
— Да-да, — сказал я, подходя к передней дверце черного породистого красавца. — Все вы из остзейских…
— А я с вами! — пискнула сзади Катя и взялась за ручку задней дверцы.
Мы оба переполошились. Наш «остзейский немец» даже передумал садиться за руль и бросился к Кате, отчаянно жестикулируя.
— Вам нельзя! — кричал он в крайнем волнении. — Вы не представляете, как это опасно!
— В самом деле, — говорил и я по возможности рассудительно. — Вы же видите — в городе явно что-то не то. Если хотите, дайте мне свой телефон, и я потом обязательно с вами свяжусь и все расскажу про Гордеева…
— Телефоны не работают! — топнула ногой Катя. — И куда вы собрались, два придурка? Вы что, знаете город?
— У меня есть навигатор! — возразил проф.
— А связь со спутником у вас есть?! То-то! Вам нужен сопровождающий! Куда вот вы собираетесь ехать?
— Улица Речная, дом 25… — ответил я машинально.
— Речников! — поправил педант-профессор.
— Так это вообще за рекой! В старых пятиэтажках! Вы там и с навигатором заплутаете! Нет, без меня вам не обойтись! — и она снова решительно взялась за ручку дверцы и даже на этот раз открыла ее.
Тут над головой у нас раздался очередной страшный треск и грохот. Я поднял глаза — и на секунду подумал, что сплю: темная вершина здания качалась, словно дерево на ветру. Гигантское, черное, страшное, колоссальное дерево без листьев и без ветвей, на фоне подсвеченного луной сероватого, безжизненного зимнего неба. Треск повторился — и я увидел, как с верхнего 20-го этажа отламывается… балкон. Я не шучу! От здания отломился балкон, с грохотом ударился о своего соседа снизу, отломив и от него здоровенный кусок, подскочил — и начал плавно и жутко, как в замедленной съемке, падать. Нам на головы — ибо мы стояли аккурат под ним.
— МАМА!! — заорали мы в три глотки.
Я сгреб Катю в охапку и совершил гигантский прыжок в сторону — такой, какой я не делал никогда в жизни.
Глава 9. Голубые озера взрываются
… — Черт! Нам надо скорее убраться отсюда!
Профессор теперь при ходьбе чуть прихрамывал, его пижонская черная куртка слева была разорвана и немного подгорела, на щеке краснели свежие ссадины. Думаю, что и я выглядел немногим лучше — свою «аляску» я, падая, изгваздал в каком-то мазуте, к тому же теперь у меня болел локоть и ныло плечо.
Одна Катерина почти не пострадала от взрыва профессорского внедорожника, раздавленного столь неудачно упавшим балконом. Я смутно помню, что толкнул ее подальше в сторону, и она улетела в сугроб — в отличие от меня, упавшего на расчищенный асфальт автостоянки.
Бетонная махина врезалась в изделие германского автопрома с душераздирающим хрустом, сразу резко запахло бензином; Катя, выбираясь из сугроба, громко и совершенно беззастенчиво материлась, я пытался справиться с головокружением, как после хорошего хука в челюсть, а профессор шарил по асфальту возле своего покореженного коня; потом он вдруг опять крикнул «бежим!!», мы побежали — и вот мы бредем от ревущего пламени вглубь большого странного поля, занесенного снегом, злые и малость подкопченные.
— Что у вас там бухнуло с такой силой, дорогой фон Левенштайн или как вас там, — спросил я, не скрывая раздражения. — Откуда такой взрыв? Вы что, в машине бомбу перевозили?
— Это не бомба, — сказал он обиженно. — Это 300 литров самого лучшего бензина! Я вез с собой в багажнике. В канистрах.
— Ваша запасливость просто феноменальна. Топливо, спутниковая связь, сам этот нехилый гелендваген… У нас все провинциальные профессора так хорошо зарабатывают?
