С этими словами он порылся в груде бумаг на столе и извлек оттуда толстую общую тетрадь.

— Это что?

— Это из нашей почты. Послание о новом Армагеддоне. Написал главный инженер местной ТЭЦ, некто Гордеев. Предрекает какую-то катастрофу невиданной силы, грозит гибелью трех миллионов человек… Интереснейший материал! К сожалению, это то немногое, что я сумел разобрать.

— А в чем проблема?

— Тетрадка написана от руки, почерк жуткий! Да и больше половины текста — какие-то графики, таблицы, математические формулы… Мы все в этом — ни уха ни рыла. А ведь бред там первостатейный: какие-то «волны синхронизации», гибель АЭС, плюс почему-то гибель Великой Армады… У нас бы это читали не отрываясь.

Я ничего по-прежнему не понимал.

— И вот из-за этого надо тащиться в другой город?? Чтобы поговорить с каким-то очевидным сумасшедшим? Да какая разница, что он там наплетет! Вам делать нечего? Если хотите, давайте я сейчас сяду и часа за два наваляю вам сценарий какого угодно армагеддона. И никаких командировочных. За каким чертом надо…

Тщедушный Тимофей вдруг взревел, как раненый буйвол.

— Я так и знал!! Рахиль, кого ты привела? Это же пиарщик!! Выгони его немедленно, я сам, сам поеду…

Он стал подниматься из-за стола и вдруг охнул и осел обратно, схватившись за бок. Похоже, ему действительно было больно.

Рая взвизгнула:

— Тимофей Петрович, вам нельзя! Подождите здесь, я все объясню.

Она схватила меня за рукав и буквально выволокла из кабинета.

— Кеша..., — начала она шепотом в том самом полутемном зале редакции. Ее глаза бешено сверкали в темноте. — Аркадий! Вы ничего не понимаете! Не смейте такого говорить Тимофею, он вчера только сбежал из больницы. Нельзя говорить, что вы напишете за кого-то!

— Но он же сам говорит, что все это бред… — ответил я тоже шепотом.

— Да, бред! Это высококлассный бред натурального шизофреника! И в этом и состоит его огромная ценность! А чем, вы думаете, мы наполняем большую часть газеты — Хазиным вашим?

— Как… — опешил я.

— Вы когда-нибудь видели картины, написанные душевнобольными? — строго спросила меня Рая.

— Нет.

— А зря! Натуральные сумасшедшие рисуют поразительно, это что-то такое завораживающее… Да и большая часть искусства создается кем, по-вашему? А?

Я молчал, потрясенный напором.

— Возьмите того же Ван Гога, к примеру. Ведь псих был со справкой! Ухо сам себе отпилил. Без анестезии! А зато картины какие у него? Вот то-то. Настоящий, систематизированный, глубокий бред — огромная редкость. Каждый такой фантазер — огромная находка. А вы?! Мы вас просим — пойдите и привезите нам картину Ван Гога, вот адрес. А вы отвечаете — не надо никуда ездить, я вам сам нарисую?! Вы что — сумасшедший?

— Нет, — ответил я честно.

— Хорошо, что вы хоть это понимаете. Пойдите, пожалуйста, и убедите Тимофея, что вы все сделаете как надо.

— Без проблем. Кто ж знал, что он такой нервный.

Я вернулся в кабинет. Тимофей сидел, мрачно опустив голову на руки.

— ОК, босс, я все осознал. Так и быть, сгоняю куда вам надо. Хотя я все равно не понимаю — почему такая спешка? Зачем надо куда-то ехать именно в новогодние каникулы? 12 января все выйдут на работу…

— Нельзя 12-го, — горько сказал главред. — Нельзя! Я не сказал еще главного: автор вот этого (он ткнул пальцем в тетрадь) запланировал свой армагеддон на 6 января. Понимаете? На шестое!

— Так вы ж не думаете, что после 6-го несчастный город С. исчезнет с лица Земли? — воззвал я к здравому смыслу. — Куда он денется?

— Да город-то никуда не денется, — ответила со вздохом за босса острогрудая помощница. — Мы ведь тоже, к сожалению, в своем уме. Но как отреагирует на провал своего пророчества наш сумасшедший инженер — вот вопрос!

— Высокая вероятность, что больной после провала прогноза, как говорят психиатры, дезадаптируется. Как это так — он обещал катастрофу, все «просчитал» — а ничего не изменилось? — горестно проговорил создатель «Часа Икс». — Они обычно этого не выдерживают!

— Это страшное дело, — кивнула Рая.

— А как это — дезадаптируется? — полюбопытствовал я.

— Да кто ж знает! — махнул рукой Тимошка. — Может, в буйство впадет. Или наоборот — в ступор. Или, чего доброго, с 9 этажа вниз головой сиганет — устроит, так сказать, свой личный армагеддон. Одно точно — скорее всего, после 6-го никакого интервью нам с ним не видать.

— И у нас полетит ключевой материал номера!! Тимофей Петрович этого не переживет, а ему нельзя волноваться! Теперь понимаете, какая спешка? — с жаром поддержала шефа дочь Сиона.

— Мда, ребята, — протянул я. — На вашем примере я вижу, что безумие заразительно. Но все равно не понимаю: а что, позвонить этому инженеру нельзя? Телефон, понимаете? Скайп? Дзинь-дзинь, алло? Зачем ехать? Или про конец света нельзя по телефону?

— Да что ж мы, не пробовали звонить?! — с тоской взвыла Рая. — На местной ТЭЦ его почему-то звать отказываются, трубку бросают. Домашнего телефона нигде нет, сотовый мы его разузнали — наглухо выключен!

— Гм… — сказал я. — Что ж, давайте подведем итоги. Вы, значит, хотите, чтобы я поехал, как я понимаю, ПРЯМО СЕЙЧАС в пасть к какому-то сумасшедшему и, возможно, буйному инженеру за тридевять земель на Волгу, нашел его и поговорил с ним по душам. При этом вы не знаете ни того, как с ним связаться, ни его адреса. И на все про все у меня два дня?

— Один день, — слабо простонал редактор. — Один. Я думаю, что шестого, в день предполагаемого «начала катаклизма», говорить с инженером будет уже поздно.

— Да, мы хотим, чтобы вы все завершили пятого, — жестким голосом подтвердила помощница.

— Нам этот материал нужен буквально кровь из носу, — веско добавил он.

Ощущение, что я участвую в каком-то сюрреалистическом розыгрыше, у меня окрепло до максимума. По-хорошему, конечно, давно уже надо было встать и уйти; я бы давно так и сделал — но, черт, мне действительно были нужны позарез деньги!! За квартиру — ту самую, где сейчас на фоне общего разгрома сиротливо мокли окурки в мисках с недоеденным холодцом и катались по грязному полу пустые бутылки — так вот, за это самое мое последнее пристанище было не плачено уже три месяца, и хозяин недвусмысленно грозил выпереть меня, даже не дожидаясь светлого Христова Рождества.

Ну, так жестоко он поступить скорее всего не мог, но до 9-го мне всяко нужны были бабки. Нужны! Приходилось выслушивать бредни двух безумных клоунов из свибловского гадюшника и даже вежливо кивать в ответ. Мы паскудно зависели друг от друга: им, кроме меня, негде было взять писаку-интервьюера — но и мне, без пяти минут бомжу, негде было найти подработку в оставшиеся дни глухого Всенародного Выпивона.

Поэтому я лучезарно улыбнулся и сказал:

— Нет проблем! Работка как раз по мне! Как сказали бы в голливудском триллере — вы обратились как раз по адресу, друзья. Я принесу вам в клюве скальп этого инженера Гарина до того, как он окончательно съедет с катушек — ну а вы мне заплатите полтора миллиона за все про все. Деньги, конечно же, вперед.

У моих нанимателей вытянулись лица. Первой опомнилась, конечно же, дщерь израилева. Она сказала с явным неудовольствием:

— Ну, знаете, Аркаша… Вообще-то у нас такой материал стоит максимум 700 тысяч… И то, если его приносят «золотые перья»…

— Полтора миллиона — это очень много, — поддакнул Тимошка-прохиндей.

На самом деле полтора «лимона» едва позволили бы мне рассчитаться за мою двухкомнатную халупу в Измайлово; но я всегда был уступчив — поэтому сбавил:

— Хорошо, миллион двести, и надеюсь, по рукам. Вы ж понимаете срочность операции и все препятствия?

— Я согласен! — быстро сказал Тимофей.

Далее, однако, выяснилось, что никаких наличных вперед они выдать не могут — «вы ж понимаете, 4 января… Бухгалтера нет, сейф опечатан… Но мы дадим вам расписку! Мы солидное издание, мы в десятке!»

Конечно, уж на этом месте точно надо было встать и уйти. Удивительно несерьезно, чисто по-русски: зовут работника, договариваются, ударяют по рукам — и тут нате, вспоминают, что у них нет денег!