– И правильно сделал. – Прокоп скользнул взглядом по заставленному столу: что бы еще такого съесть? Вроде бы и сыт, и желудок полный, но всегда найдется местечко для вкусненького. – Кстати, почему Шахты называются?

– Штольни под нами, – притопнул ногой Скрябин. – Еще со времен царя Гороха. А недавно месторождение александрита обнаружили.

– А это что за зверь? Камень, что ли?

– Да, драгоценный, разновидность хризоберилла. Я горный институт в Питере заканчивал, – пояснил Скрябин. – Тут до того, как все началось, инфраструктуру уже полностью создали, но добычу наладить так и не успели. Ну а ныне другие драгоценности в ходу.

– Кстати, Валентин, есть поблизости еще какие-нибудь поселения? – спросил Чужинов. – В первую очередь интересуют те, что расположены по пути в Однинск. На моей карте всего парочка обозначена, но и они под большим вопросом. – И тут же через плечо: – Рустам, далеко собрался?

Тот самодовольно провел рукой по бороде:

– Обстоятельства. Червеня, или как там этого черта зовут, больше нет, но кто-то же должен его обязанности исполнять? Одна дама в гости пригласила, – пояснил он.

– Душман, а подруги у нее есть? – С Поликарпова, вовсю клевавшего носом, сон как будто рукой сняло.

– Понятия не имею. Но если что, тебя подтяну, – пообещал ему Джиоев.

Рустам вернулся под утро. Он молча начал укладывать в дорогу рюкзак, стараясь держаться ко всем спиной. Поначалу на Джиоева никто не обращал внимания, пока он сам неудачно не продемонстрировал свой профиль на фоне окна.

– Ну-ка, поворотись, сынку! – потребовал Денис. – Что это с твоей бородой стряслось?

– Да надоела она мне, – без особой убедительности в голосе сообщил Рустам. – Подумал вдруг, на кой черт она мне нужна?

– Колись давай! – не поверил ему Войтов. – Что это она тебе внезапно так надоела?

– Чего это я тебе объяснять что-то должен? – упорствовал тот. – Да, кстати, пока сюда шел, видел, какой-то зверек дорогу перебегает. Вроде и не темно уже, но признать не получилось. Он, по-моему, до сих пор там сидит. Может, пойдешь взглянешь – хорек, нет?

Смеялись Егор с Поликарповым, им вторили Чужинов с Прокопом, и даже Крапивин разулыбался.

– Ты мне зубы не заговаривай! – Денис веселился вместе со всеми. – Говори, кто тебе бороду обкорнал? Дама твоя в порыве страсти?

– Да там история получилась, – сдался наконец Рустам. – Она вроде и не против, но пока, заявила, бороду не сбреешь, не будет тебе моего согласия. Старый ты, мол, с ней, да и как мне твое лицо запомнить, если оно сплошь обросло? Я и так, и этак, она ни в какую. Время уже полночи прошло, возвращаться скоро, а воз и ныне там. А сама такая красотулечка!.. В общем, я и согласился. Что только настоящий джентльмен ради дамы не сделает! – И он провел ладонью по тому, что еще вчерашним вечером выглядело роскошной бородой, а сейчас иначе как щетиной назвать было нельзя.

– Нашла коса на камень! – не унимался Семен.

– Больше она тебя ни в каком месте побриться не заставила, чтобы получше запомнить? – невинно поинтересовался Прокоп под новый взрыв хохота.

– Крохотное совсем. – Рустам оторвал бинокль от глаз. – И частокол – одно название. Но баня есть. – Улыбаясь, он взглянул на Семена Поликарпова, но тот как будто бы его не услышал.

И действительно селение размерами не впечатляло. Полтора десятка домов, окруженных невысоким тыном, даже издали выглядевшим ненадежным.

«Либо жизнь обитателей ничему еще не научила, либо стороной его твари обходят. Случается и такое», – подумал Глеб, берясь за лыжные палки.

– Ну что, вперед? Как бы там ни было, в тепле выспимся.

Две последние ночи им пришлось ночевать в лесу. Хорошего мало, тем более что значительно похолодало. Поликарпов утверждал, что на рассвете мороз градусов до тридцати доходил.

– Интересно, что нас там ждет? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Крапивин.

Как выяснилось, у Дениса Войтова был готовый ответ:

– Все будет как всегда. Чужак кого-нибудь зарежет. Душман охмурит какую-нибудь красотульку. Только непонятно, чем он на этот раз расплачиваться станет? – заржал Денис, взглянув на голый подбородок Джиоева. – Сема тоже понятно чем займется: исчесался весь. Вы с Егором будете все время молчать и, как обычно, раньше всех спать ляжете. Да, чуть не забыл: Егор, перед тем как заснуть, обязательно повздыхает, вспоминая невесту, – изрядно смутил он Кошелева. – Ну а мы с Прокопом Андреичем, – жестом перебил Денис уже язвительно открывшего рот Поликарпова, – люди солидные: чайку погоняем да поговорим по душам о том о сем.

– Ну да, вам всегда есть о чем поговорить: как всех хорей в Вылково извести, – отплатил ему той же монетой Джиоев.

– Да что вы все до хорька-то докопались? Задача, надо прямо сказать, стратегическая. – Прокоп Киреев улыбался в отросшие за время пути усы. – Судите сами: курятник где находится? Правильно, внутри периметра. Но ведь каким-то образом эта гадина в него попадает? А если попадает она, то существует вероятность, что и твари смогут. Только не говорите мне, что ход узкий: как они копать умеют, сами знаете.

– Так, отставить разговорчики! – улыбаясь, скомандовал Глеб. – Расшумелись, и тварей не услышим.

Некоторое время они скользили по снегу, пока шедший первым Чужинов не взметнул руку вверх: стоп!

– Как будто бы детский плач… слышите? – Он указал направление.

Все старательно прислушались.

И верно: справа от них, буквально рядом, из-за чахлого низкорослого ельника доносились чьи-то всхлипы. Крадучись, держа оружие на изготовку, они пошли на звуки. Наконец им открылась полянка, посередине которой стоял невысокий стог и внутри его точно кто-то прятался. Это было понятно и по следам на снегу, и по потревоженному сену.

– Эй! – негромко позвал Семен, и в копне притихли. – Вылезай на свет божий: мы люди хорошие, – мягко добавил он.

– Да нет там никого, показалось тебе. Но на всякий случай сено подпалим. – Голос Киреева звучал так убедительно, как будто он целыми днями только и занимался, что отыскивал в лесах стога сена и безжалостно их сжигал. Для пущего эффекта Прокоп извлек полупустой коробок спичек и потряс им в воздухе.

Чужинов усмехнулся: если в стогу прячется ребенок, он может и не признать этот звук – многие необходимые вещи стали за последние пять лет огромным дефицитом.

– Да погоди ты жечь, Андреич, а вдруг там действительно человек? – подыграл Прокопу Егор. – Он же сгорит, не успеет выскочить.

– Ну, сгорит так сгорит. Кто же ему виноват, если вылезать не желает? Лучше сбоку снег отгреби, чтобы сразу полыхнуло, – и Киреев потряс коробком снова.

Кто бы там ни был, но нервы у него не выдержали: послышалось шуршание сена, и на свет показалась растрепанная девчоночья голова. Девчонка была совсем молоденькой: лет четырнадцати от силы. Она испуганно посмотрела на всех по очереди и застыла при взгляде на суровое лицо Прокопа Киреева, державшего коробок зажатым между большим и указательным пальцем.

– Вылезай-вылезай, красавица, мы тебя не обидим, – неожиданно добро улыбнулся ей Прокоп, пряча коробок и протягивая руку.

Девчонка была одета в поношенную цигейковую шубенку до пят, юбку, пошитую не иначе как из байкового одеяла, и разношенные, явно не по размеру, валенки. Под шубой виднелась мужская клетчатая рубашка.

– Замерзла?

Она кивнула, глядя на них по-прежнему настороженно.

– Как звать-то тебя? – спросил Глеб.

– Маша.

– Ты откуда, Маша, одна в лесу взялась? Мачеха за подснежниками отправила? Так как будто январь еще не наступил.

Девочка улыбнулась зареванным лицом, но тут же ее глаза наполнилась слезами, а сама она всхлипнула:

– Нет, не за подснежниками, я сама из дома убежала. К нам бандиты пришли, злые. Дядю Гришу пристрелили за то, что он не хотел их кормить. И Тобика.

– Тобик – это собака?