Мы нашли ее месяц назад, в конце весны, когда отправились купаться, ускользнув от бдительного внимания "старших сестер". Нам, мальчикам, конечно же не полагается плавать в реке без присмотра — известно, что "мужчины лишены способности здраво рассуждать", как любит говорить Матушка — учительница. Но так приятно побыть одним, не чувствуя на себе презрительного взгляда Сестры, восседающей… не сидящей, а именно восседающей на скамейке возле купальни! И хорошо, если это будет взрослая Сестра, а не какая — нибудь девчонка-заместительница.
Речка недалеко от деревни была нашим тайным местом, еще с самого детства — укромным уголком, защищенным от визитов и сверстниц, и Старших. Еще бы, ведь она вытекала из самого Запретного озера.
Как-то, нырнув. я открыл глаза под водой — и в первый миг чуть не захлебнулся от удивления. Показалось, что какое-то огромное существо лежит внизу на дне, и вот-вот схватит. Я выскочил на берег как ошпаренный, крича Эмилю, чтобы он скорее вылезал — еще бы, ведь в реке появилось такое страшилище! Ну конечно, он поспешил следом. Мы отдышались на траве, посидели, а потом опасливо полезли в воду, ведь странная рыба так и не показалась на поверхности. Ну, в общем, это и оказалась наша лодка. Невесть кем и когда утопленная и забытая.
Эмиль пытался уверить меня, что эта вещь осталась от Прежних Дней, но я, конечно, поднял сказочника на смех. Даже последний балбес знает: в прежние времена люди были всего лишь дикарями, не знавшими ни культуры, ни ремесел. Не умевшими даже выращивать съедобные растения! Что еще можно ждать от людей, веками угнетавших женщин. Женщин, которые дали миру "все, что для него важно", как говорит матушка-учительница. Умение ткать пряжу, читать и писать, торговать с таинственными Другими Местами…
Короче говоря, лодка никак не могла принадлежать древним.
Эмиль, конечно, со мной не согласился. Его отец — не просто Дядя, он еще и помощник учителя, и от этого невесть что воображает о себе. Чуть ли не считая себя равным женщине… ходят слухи, у него даже хранятся запретные книги. Странно только, куда же смотрит мама Эмиля?
Конечно, про запретные книги — ну, про то, что они есть у Эмилиного… в смысле, Эмилевого… короче, у отца Эмиля, — врут.
Эмиль хороший парень, и папка у него ничего, хоть и задается.
Лодка легко скользнула в воду — и заколыхалась, словно яркий-преяркий желтый лист. Такая необычная и притягательная… У меня возникло вдруг странное ощущение — будто ступишь в эту посудину, и сразу жизнь чудесным образом изменится, станет какой-то новой, волнующей и интересной. Станет совершенно непохожей на прежнюю, и причем бесповоротно. Наверное, что-то похожее почувствовал и Эмиль: лицо его сделалось вдруг нарочито-скучным, и одновременно испуганным. Так бывает, когда человек чего-то очень боится, но старается это скрыть. Я так и представил: перед глазами моего друга сейчас проплывают картины школьных занятий, лицо матушки-учительницы — и ее страшные угрозы. Угрозы тем неразумным, наглым и непочтительным, что осмелятся нарушить Заветы Матерей-Основательниц, и отправятся-таки в проклятое место. Туда, где до сих пор гнездятся души древних демонов, порождений черных умов Древних.
Еще немного — и Эмиль выдаст массу причин, по которым мы не должны пускаться в такое опасное и необдуманное путешествие. Вдруг окажется, что вообще-то папа всегда был согласен с тем, что в Запретное Озеро соваться не стоит, и лодка это уж больно подозрительная, и вообще — у него еще с утра разыгрался насморк… И придется мне плыть одному, потому что не плыть — совершенно невозможно. После того, что знаю — невозможно.
Все началось, конечно, с моей неумеренной любви к чтению. Вообще-то, уметь читать обязан всякий, даже мужчина должен знать буквы — неважно, что ему суждено всю жизнь ловить рыбу в Озере. Иначе как же он сможет понять мудрость священных текстов? Матушка часто говорила, что наследие Святой Маргариты — самое ценное, что есть в мире, и мы обязаны хранить его и изучать. Изучать всю жизнь, так как мудрость Святой была поистине безгранична, и лишь старательно работая над собой, можно постичь ее учение. А защищать — если понадобится, то и ценой жизни. Ведь в мире — там, внизу, — все еще царит дикость и хаос…
Я, правда, не совсем понимал, почему же тогда такие важные вещи, как керосин для ламп, иголки, нитки да еще многое — мы получаем именно оттуда, из этого дикого, страшного и хаотичного мира? Неужели дикари умеют больше нас? О чем сразу и честно сказал матушке.
Конечно, матушка мне все объяснила. Дикари — те, что живут внизу, — вообще ничего не умеют. Ничего, кроме как выполнять грубую, грязную и не очень сложную работу — конечно, под мудрым руководством Сестер. За это они приобщаются к мудрости Святой Маргариты и Сестер-Основательниц. Некоторые вещи, о которых я спрашиваю, изготовлены в других поселениях Сестер, некоторые — просто добываются прямо из земли, как например, керосин. А еще Матушка сказала, что мое сомнение — "очень опасный симптом". Хороший мальчик верит своей Учительнице сразу, нимало не сомневаясь: только так он может стать настоящим мужчиной, помнящим о своем Мужском Долге.
И я, конечно же, согласился.
Наш дом очень большой — я вроде бы уже говорил об этом. Целых два этажа: на первом — гостиная, она же столовая. Она очень большая, ведь в ней должна помещаться целая Семья — нормальная, а не такая, как наша. Рядом находится кухня, теплые кладовые, библиотека… И Лаборатория, конечно. Лаборатория есть в каждом доме. (Интересно, а что это, в самом деле, такое? Даже Матушка, похоже, этого не знает, отделываясь туманными фразами о необходимости "хранить наследие матерей". Для меня Лаборатория — всего лишь небольшая комната, где на полках стоит множество странной посуды и непонятных железных коробок. У некоторых из них стеклянные стенки… впрочем, я отвлекся.)
На втором этаже — спальни. Самая большая, как и полагается, мужская — ведь она рассчитана на настоящую, нормальную семью. А у нас вот семья маленькая. У нас лишь один Дядя. Мама не любит говорить, отчего так — может быть, стесняется? Не очень-то приятно рассказывать о таком… Впрочем, наш Дядя прекрасно справляется сразу за нескольких — не зря он так любит кричать (когда Мамы нет дома), что кормит всех нас, и как ему надоело целыми днями стоять у плиты, и попробовали бы мы сами… и при этом всегда поглядывает на меня — вот, мол, скоро узнаешь, каково это.
А еще у нас есть чердак, занимающий весь третий этаж. Огромный и заброшенный.
Вообще-то он, как и положено, закрыт на замок… Ну, честное слово, я не виноват в том, что этот замок так легко открыть без помощи ключа! Просто взяться посильнее и дернуть. В первый раз это вышло у меня совершенно случайно: я попросту поскользнулся на только что вымытом полу — и чтобы не улететь кувырком вниз по лестнице, схватился за первое, что попало под руку… Я страшно перепугался, увидев, что дужка замка вышла из гнезда, и теперь его можно спокойно вынуть из петель. Перепугался настолько, что даже не подумал воспользоваться случаем… огляделся, с колотящимся сердцем — вроде никто не видел, — и задвинул дужку обратно. Если не проверять — вроде бы ничего не заметно. И ушел.
Ужас разоблачения терзал целую неделю. А потом я осторожно завел разговор с Дядей — и выяснил, что на чердак уже давным-давно никто не заглядывает. «Чуть ли не с самых Прежних Времен…» Значит, нечего и бояться. Можно было бы забыть про таинственную дверь… если бы не случайные Дядины слова.
С самых Прежних Времен!
Не знаю, как это объяснить… я почувствовал, что эти Времена вдруг словно приблизились ко мне. В самом деле, ведь наш дом, такой привычный и уютный, действительно был построен еще тогда — в таинственную и жуткую эпоху. Больше тридцати лет назад, подумать страшно! В эпоху, когда миром правили дикари-мужланы, жестокие и невежественные, еще не усмиренные строгостью и милосердием женщин-Сестер. В эпоху, когда невозможны были истинные знания… Стоп!