– Присаживайтесь, сэр!
После короткого знакомства завязался оживленный разговор, где я едва успевал отвечать на вопросы, сыпавшиеся на меня со всех сторон. Правда, я все же смог кое-что выяснить об этом английском отряде. Насчитывая девяносто человек, в составе которых было семьдесят пять стрелков и пятнадцать латников, отряд двигался в Италию, собираясь продать свое оружие тому, кто больше заплатит. Чуть позже я узнал, что они до сих пор не решили: предлагать свои услуги отдельным отрядом или примкнуть к какому-нибудь крупному отряду. Сейчас отряд шел под объединенным командованием из трех человек: лучников Джона Кенвуда и Джеффри Бернса и латника по кличке Черный Дик. Когда было удовлетворено взаимное любопытство, большинство англичан было на ногах. Разжигались костры, а затем к запаху дыма стали примешиваться вкусные ароматы еды. Я невольно проглотил слюну. Постепенно к костру, у которого сидел, подтянулись все остальные участники нашего ночного приключения. После короткого взаимного представления, каждый из них получал по кружке травяного чая. Все, даже французы, с удовольствием глотали его, не забывая при этом обмениваться впечатлениями вчерашней ночи, которые еще жили в них, заставляя бурлить кровь и будить воображение.
Французские дворяне, дядя и племянник, представляли собой богатую добычу, от которой лучники не собирались отказываться, и те и другие это прекрасно понимали. Поэтому, когда Джон Кенвуд прервал наш оживленный обмен впечатлениями, вопросом насчет выкупа, никто из французов не стал возмущаться, а граф прямо заявил, что тысяча дукатов с головы не такая уж большая плата за спасение их жизней. Как только вопрос с суммой выкупа решился, оруженосцу графа был выдан конь, на котором тот отправился за деньгами. Вслед за ним ускакал Уильям Кеннет, чтобы привести наш отряд сюда.
Время уже близилось к обеду, когда отряд лучников, ведомый Кеннетом, вступил в лагерь, сразу превратившийся в шумное сборище. Громкие приветствия, смех и грубые шутки посыпались с обеих сторон. Часть лучников сразу нашли, кто друзей, кто приятелей или просто знакомых, другие же, громко кричали название своей местности, искали земляков. Глядя на веселье, царившее в лагере, мне неожиданно пришло в голову:
– «Ха! А это вполне может избавить меня от головной боли!».
Головной болью я считал свой отряд. Дело в том, что лучники понятия не имели о том, что такое воинская дисциплина. В храбрости и профессионализме им не отказать, но что касалось поведения вне боя, они представляли собой самую настоящую банду. Сильные и уверенные в себе люди, они поступали так, как считали нужным, и управлять ими было – ох! – как трудно! Именно поэтому мне хотелось избавиться от роли командира. К тому же до моей конечной цели остались сутки неспешной езды, а впереди лежала спокойная местность, не затронутая войной. Решив не откладывать дело, я подошел к Сэму и Уильяму, оживленно беседующих со своими земляками. Отозвал в сторону.
– Парни, как насчет того, чтобы объединиться с земляками и дальше идти вместе с ними?
Странно, но оба почему-то не выказали большой радости от моего предложения, хотя когда-то к этому они стремились. Их недовольство не замедлило тут же вылиться в их словах:
– Сэр, мы же договорились, что идем вместе до замка, а там уже вы решаете: остаетесь или идете дальше вместе с нами. Что изменилось?
– Вы же хотели в свое время догнать этот отряд, чтобы объединится. Вот я и подумал, что сейчас появилась прекрасная возможность это осуществить.
– Сэр, вы неправильно подумали. У нас есть отличный командир, и мы не видим смысла менять его на Кенвуда или Бернса.
Я разочарованно хмыкнул, не зная, что ответить на подобное возражение, но потом все же разочарованно буркнул:
– Все-таки еще раз посоветуйтесь с парнями!
– Хорошо, сэр!
После того, как улеглась суматоха, вызванная прибытием моего отряда, командиры собрали лучников на совет. Повинуясь призыву рога, люди стали собираться вокруг поваленного дерева, лежавшего на опушке рощи, на котором сидели их командиры. Стоя в стороне, я всматривался в людей, которые прибыли во Францию, собравшись со всех концов Англии. Из Уэльса и Хампшира, Чешира и Флинта. Ловкие, загорелые, мускулистые, с ясным и суровым взглядом, закаленные в боях, английские стрелки благодаря их стойкости и храбрости были одни из лучших солдат этого периода Средневековья. Они этого не знали, зато об этом знал я. Среди них были ветераны, седые, поджарые, с морщинистыми свирепыми лицами и косматыми, нависшими бровями, имевшие за спинами многолетний опыт непрерывных боев и сражений. Однако большинство лучников составляли молодые, франтоватые парни. Цветущие лица, ухоженные бороды. Кое у кого в ухе сверкает золотом серьга или на пальце сидит украшенный драгоценным камнем перстень, а то и серебряная цепь висит на шее. Правда, в большинстве своем такими франтами выглядели лучники из моего отряда, получившие свою долю добычи из сокровищницы Живодера. У каждого из этих воинов за плечами висел лук с тисовым или ореховым стержнем, простой и прочный – у людей возрастом постарше, и расписанный яркими красками с резьбой на обоих концах – у молодых. Кольчуги, меч или боевой топор у пояса довершали снаряжение. Правда, у некоторых можно было видеть пятифутовый деревянный молоток, прикрепленный к кожаной перевязи. Латники стояли отдельной группой. Все они сейчас были одеты в грубые кожаные куртки, которые почти потеряли свой первоначальный цвет, настолько были вытерты надеваемыми на них доспехами. У большинства из них на поясе висел меч. Среди них выделялся воин со свирепым, резко очерченным лицом. Судя по тени недовольства на его лице, могло показаться, что тот недоволен вынужденной задержкой здесь, вместо того чтобы продолжать путь в Италию.
Когда все собрались, Кенвуд сообщил, что отряд будет находиться здесь два дня, пока не привезут выкуп. Услышав о деньгах, лучники разразились радостными криками. Когда крики затихли, и началось распределение хозяйственных обязанностей, я перестал прислушиваться и полностью отдался тем простым ощущениям, которая дает человеку жизнь. Теплу солнца, голубизне неба, зелени травы и деревьев. Они стали намного острее, стоило мне только бросить взгляд в сторону развалин замка. Башни не было.
Вечером, сидя у костра, и с аппетитом уминая кусок жареного мяса, я болтал с Анри де Монтиньяком. Тот, в который раз выспрашивал у меня мельчайшие подробности о «схватке двадцати», а в промежутках сетовал на то, что не смог в ней участвовать. Когда я ему возразил, заявив, что не меньший подвиг он совершил при защите замка, то с удивлением услышал, что убийство грязных скотов никак не может стать подвигом для истинного рыцаря, а вот схватка со знаменитыми рыцарями, это…
Я уже начал думать о том, чтобы прекратить этот пустой разговор, как к нашему костру неожиданно подошли Сэм и Уильям Кеннет в сопровождении Черного Дика. Появление латника, с которым мы не перемолвились за весь день даже словом, стало для меня настоящей неожиданностью. После того, как они вежливо попросили переговорить с ними наедине, я поднялся и отошел с ними в сторону.
– Слушаю, – сказал я, как только мы сели на траву.
– Мы переговорили с нашими парнями, сэр, – начал Кеннет. – Человек пять, скорее всего, перейдут в отряд к Бернсу и Кенвуду, но тут, сэр, вот какое дело. К нам в отряд просятся десятка два, не меньше, человек. Я сначала оторопел от подобного заявления, а потом разозлился:
– Расхвастались, что у вас кошельки лопаются от золота! А еще, небось, сказали, что я счастливчик?! Признавайтесь, дурьи головы! Иначе с чего им набиваться к нам в отряд?!
– Не совсем так, сэр, – промямлил Уильям. – Но, если рассудить по справедливости, разве это неправда?!
– Да у вас головы соломой набиты! – завелся я. – Вы это понимаете! Вместо мозгов! Кретины, мать вашу! Да что с вами говорить! А если я останусь в замке?! Что тогда своим приятелям скажите?!
Здоровенные мужики потупили глаза и решили отмолчаться. Вот в этом и была вся проблема. Они решали все сами, а потом приходили и просили утвердить их решение. И как это могло не злить?! Возникшую паузу прервал латник:
