Подошел и встал у каменных перил. Легкий порыв ветерка, приятно пощекотал шею, чуть колыхнул волосы. Поднял кубок ко рту, но… донести не успел. Гудящий звук заставил меня замереть. Я знал, что это. Так гудят короткие толстые арбалетные стрелы с жестким оперением, рассекая воздух. Все, что я почувствовал в последний миг, после вспышки боли, опалившей мне грудь, это был соленый, железистый привкус крови во рту.

Я стоял и смотрел на дворец правителей города Реджио, являющийся архитектурным памятником старины. Взгляд сначала скользнул по львам, чьи фигурки являлись оригинальным ограждением большого балкона – террасы, затем скользнул чуть выше. Это было то место, на котором я тогда стоял. Широкие каменные перила, лежавшие на головах львов… «Точно! Это место. Я здесь тогда стоял! Точно здесь!».

Мое сознание словно раздвоилось. Я был здесь, и одновременно… там, на балконе, обвитом плющом и вьюнком, с серебряным кубком в руке. За спиной стоял стол и два кресла, а еще дальше – в спальне, на кровати, лежала нагая Беатрис…

Нечто подобное я пережил, когда очнулся на белоснежных простынях, в палате, битком набитой современным медицинским оборудованием. Шок, который я тогда испытал, похоже, останется со мною на всю оставшуюся жизнь. Ощущение борьбы самим с собой, когда внутри тебя живет один мир, а все твои органы чувств говорят тебе, что ты не прав, вот он настоящий мир! Ты упираешься изнутри и не хочешь это признать. И вот сейчас со мной происходило нечто подобное. Хотя призрачный мир видел только я один, он стал настолько для меня реален, насколько это возможно для чувств и ощущений человека.

До моего плеча осторожно дотронулись. Я вздрогнул и обернулся. Рядом стоял полный человек в цветастой рубашке и светло – серых шортах. На шее у него висел фотоаппарат, а в руке он держал кинокамеру. Типичный турист.

– У вас все хорошо? – вопрос был задан на английском языке.

Секунду непонимающе смотрел ему в глаза и вдруг понял, что стена, отгораживающая меня от этого мира, рухнула. Глухо пророкотал двигатель проезжавшего невдалеке автомобиля, вновь стала слышна легкая музыка и негромкий разговор, проходящий сейчас мимо меня, пожилой пары. Чуть помедлив, я все же ответил ему:

– Все окей. Спасибо.

Мужчина широко улыбнулся на прощанье и отошел к группке туристов, осматривающих дворец маркграфов ди Бианелло. Наваждение прошло, оставив в сердце ощущение горечи и легкой печали. Мне захотелось остаться одному. Развернувшись, я пошел по узкой улочке, ведущей к гостинице, в которой поселился при приезде в город. Подобное чувство у меня возникало не в первый раз, поэтому я знал, как с ним бороться. Надо срочно загрузить себя воспоминаниями. Они отвлекут, собьют мрачный настрой.

Я водил взглядом вокруг себя, не понимая, как такой яркий и правдоподобный сон мог мне присниться. Ведь мне уже давно ничего подобного не снилось. Если только в первые недели моего появления в другом времени. Палата. Белые простыни. Медицинский аппарат, стоящий на металлическом столике. Несколько секунд заворожено наблюдал за метанием огоньков на его панели и пляской кривых на экране монитора.

«Не сон, а прямо явь … – дальше мне не дала додумать, ворвавшаяся в палату, девушка, одетая в белый халат и такую же шапочку.

При виде ее сердце на мгновение остановилось, потом вдруг забилось как птица в клетке. Кровь вместе с адской дозой адреналина ударила в голову. Медсестра, скользнув привычным взглядом по мне, сначала привычно направилась к аппарату, потом резко остановилась и уставилась на меня. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, пока, наконец, до нее не дошло, что так долго лежащий в коме человек пришел в себя. Сначала хотела что-то сказать, но вместо этого быстро развернулась, и умчалась обратно с истошным воплем:

– Очнулся!! Он пришел в сознание!!

Ее крик словно сбросил пелену с моего сознания, и я понял, что все вокруг меня настоящее, что это реальность, как и я сам, лежащий на кровати, на белых простынях. Вот тут на меня и накатило. Я закрыл глаза и попытался отбросить окружающий меня мир, но стало только хуже. Но спустя минуту понял, что проиграл. Я чувствовал под головой подушку, спина ощущала упругость матраса. Открыл глаза. Пробежал глазами вокруг себя. Я вернулся. Попытался понять, что чувствую, но смог понять только одно – во мне нет радости, которую испытываешь, когда возвращаешься домой. Взгляд остановился на руках, лежащих на одеяле. Они были худыми и беспомощными, с бледными и тонкими пальцами. Их вид стал для меня словно ударом под дых. Я настолько врос всем своим существом в то время, где физическая сила, как смелость и ум, давала право на уважение, авторитет и власть, то сейчас вид моих немощных рук стал для меня самым настоящим оскорблением, вроде плевка в лицо.

Может именно благодаря чувству, нечто похожему на оскорбленное самолюбие, я только сейчас подумал, что именно моя смерть там, вернула меня обратно.

«Кто мог подумать? Впрочем, такой вариант я тоже рассматривал. Смерть Томаса Фовершэма… расставила все по своим местам. Его больше нет, а я… здесь. Что там сейчас происходит?! Если о моей смерти…».

Мои мысли были прерваны сначала топотом множества ног, а затем появлением в комнате нескольких человек в белых халатах. Не успели врачи затормозить у моей кровати, как на меня сразу посыпались вопросы. Впрочем, их можно было свести к одному: как я себя чувствую. Так я и сделал, ответив, одним словом:

– Хорошо.

Только я это произнес, наступила тишина. Мне стало даже неловко, с каким вниманием смотрят на меня весьма солидные, как на вид, так и возрасту, люди.

– Который сейчас год?

На мой вопрос мне ответил мужчина, с большими залысинами и ясными, умными глазами. Он стоял, чуть впереди всех. Я прикинул в уме. Прошло почти три года.

Моя задумчивость была тут же замечена всеми, но вывод, люди в белых халатах, сделали свой собственный. Доктор с умными глазами подозвал сестру и что-то ей негромко сказал, после чего она тут же умчалась. Затем он вежливо попросил всех удалиться. Когда все ушли, он задал вопрос:

– Вас что-то беспокоит?

– Не… знаю. Как-то все… непривычно. Доктор усмехнулся:

– Могу себе представить. Я сам никогда… В этот момент его прервала, вбежавшая в палату, сестра:

– Сергей Гурьевич, сейчас делать больному укол?

– Да, Света. Действуйте.

– Отдыхайте и копите силы, молодой человек. Они вам понадобятся, – услышал я слова доктора с умными глазами, перед тем как погрузиться во тьму.

Когда я снова очнулся, напротив кровати сидела моя мать, а у окна стояла медсестра. После радостного восклицания матери, она повернулась, бросила на меня любопытный взгляд, после чего быстрым шагом поспешила к двери. Не прошло и двадцати минут, как палату зашли три человека. Один из них был уже знакомый мне по первому визиту – доктор с умными глазами. Вежливо поздоровались со мной, затем так же вежливо попросили мою мать подождать за дверью. Только она вышла, они поднесли стулья, принесенные медсестрой, к моей кровати и уселись полукругом передо мной. Сначала мне была устроена тестовая проверка. Задавали вопросы и показывали картинки. Потом они задали самый главный вопрос, которого я ждал:

– У вас остались какие-либо ощущения или картинки в памяти в период вашего… гм… скажем так, весьма своеобразного летаргического сна?

– Сна?! – теперь пришла пора удивляться мне.

– Скажем так, молодой человек, ваше состояние не может быть признано, как коматозное, хотя бы потому, что время от времени наблюдались сокращения мышц вашего тела, что соответствует движениям рук и ног. Так же неоднократно была замечена работа мышц вашего лица. Все это никак не вписывается в состояние, которое называется «комой», хотя в основном параметры вашего состояния наиболее ей соответствуют. Исходя из этого, мы делаем вывод, что ваш мозг жил своей жизнью. Отсюда и вопрос.