Все это очень дорого, по цене доступно не многим, очень удобно и очень необычно. Жилые дома высотой в две трети Останкинской телебашни функционируют, строятся: они возможны. Появились у жильцов высотные неврозы — болезни, прежде поражавшие верхолазов и летчиков. Была описана «небоскребная болезнь», — считается, что причин ей много, между ними называли и ту, что около пятидесяти тысяч тонн стали, составляющей каркас каждого из обитаемых небоскребов (или даже семьдесят шесть тысяч тонн — в деловом небоскребе Сирса), значительно искажают воздействие привычного магнитного поля Земли на живущих и работающих в таких домах. А еще болезнь приобрела типично американские акценты и стала похожей на ту, которой подвержены жители противоположного полюса социальной структуры — долголетние узники тюремных одиночек. Оказалось, что люди, зажатые между облаками и бетоном, люди, которые — пока что теоретически — могут родиться, вырасти, выучиться, проработать всю жизнь и умереть, не выходя из небоскреба, — люди эти изнывают от одиночества. Одиннадцать тысяч четыреста девяносто пять окон небоскреба Джона Хенкока задраены наглухо, звукоизоляция в домах идеальна, все мелодии, разливаемые стереосистемой, отобраны таким образом, чтобы никакие ощущения, кроме бодрости, не возникали у жителей небоскреба.

И тем не менее… Магнитное поле Земли — вещь, бесспорно, важнейшая, но есть, оказывается, на свете еще голоса птиц, шум травы, плеск воды в горном ручье, мокрый снег, прилипающий к бровям, и, наконец, поле — но не магнитное, а просто поле, где растет кукуруза, бегают не знавшие седла жеребята и стоят домики, в которых настежь открываются окна и слышны голоса, недоступные бетонированной акустике небоскребов.

Меня по всему, что я сочинил в жизни, никак нельзя обвинить в пейзанстве, да и видел я в штате Нью-Мексико среди полей с красивыми жаворонками разваливающиеся домишки, в которых ни за что не согласился бы жить беднейший из чикагских негров. И все же как будет завтра? Где же та самая оптимальная середина, которую вот уже многие поколения людей не умеют найти, пройдя сквозь пещерное обитание, сквозь первый двадцатиэтажный небоскреб, сооруженный две тысячи лет назад в нынешнем Йемене, и сквозь опыт легендарной башни из Вавилона, сквозь дома-крепости Сванетии и Тибета, сквозь незапирающиеся хижины из прутьев и пальмовых листьев жителей Новой Гвинеи, через эскимосские иглу, нейлоновые палатки полярников и кожаные шатры кочевников? Завтрашний мир не возникнет завтра — его проектируют и сооружают сегодня люди, выдумывающие вертикальные города небоскребов и горизонтальные поселки особнячков. Ну конечно же — и мы вспоминаем об этом — архитектура капитулирует перед образом бытия; все разговоры о зодческих новациях бледнеют рядом с тем, как в гетто Чикаго, Нью-Йорка или Вашингтона (в столице США уже больше трех четвертей населения — негры, и понятие черного гетто звучит тут весьма условно; в Нью-Йорке — каждый четвертый, в Чикаго — каждый третий житель негр) в одной комнате без удобств растут, едят, спят по четыре и по шесть человек. Архитектурная и социальная перестройка городов срастается в одну проблему.

Говоря о том, сколь огромны и разительны перепады между бедностью и богатством, устроенностью и неустроенностью в США, я всегда ощущаю это как доказательства безусловного факта — сколь талантлив, трудолюбив, изобретателен человек труда и сколь жесток капитализм. При нынешней своей социальной организации Америка, умеющая проектировать и строить великолепные жилища, никогда не позволит, чтобы все ее дети жили по-человечески. Небоскреб великолепен на блестящей улице гигантского города; небоскреб страшен, если глядеть на него из трущоб. Но думаю, что великие сооружения Америки всегда будут гордостью народа ее.

…А тем временем американцы меняют свои квартиры очень часто — они путешествуют. В Соединенных Штатах люди очень редко привязываются территориально к одному месту на карте. Сформировав свое население из приезжих, страна эта практически никогда не останавливалась в передвижениях; можно говорить о главных направлениях человеческой миграции, но не о том, что она, скажем, возникла лишь в последние годы. Черное население смещается с юга на север (я приводил уже данные о некоторых больших городах), белое — с востока на запад. (Только с пятидесятых годов население Калифорнии удвоилось, в штате Невада устроилось. В Аризоне, где стоит архитектурная школа Франка Ллойда Райта, население в течение девяностолетней жизни зодчего возросло в сто пятьдесят раз — с девяти тысяч до миллиона трехсот тысяч.) Каждый третий молодой человек после восемнадцати лет раз в году меняет местожительство; даже после сорокапятилетнего возраста супруги — каждая десятая семья — раз в году переезжают. Многие мои друзья в Соединенных Штатах раз в несколько лет присылают открытки, сообщающие о смене адреса, — существует специальная форма для таких извещений, — но причины переезда не сообщаются почти никогда: это столь буднично и естественно…

Заработав деньги, человек переезжает в район поприличнее; обеднев — в район попроще; сменив работу — на новое место; разыскивая работу — скитается по стране. Наконец, просто странствует по Америкам и по свету. Вы, наверное, и в нашей стране обращали внимание на американских старушек, стайками обступивших экскурсовода; особенно много путешествуют крайние возрасты — старики и молодые; оседлость — относительная, американская — наиболее присуща людям, которым около пятидесяти.

Когда едешь по американским шоссе, очень часто встречаются целые поселки из трайлеров — еще один, чисто здешний вариант жилья. Трайлеры — вагончики размерами от нашего «рафика» до железнодорожного пульмана — стоят, сбившись в кучи, привязанные, словно лошади на привале, к низеньким столбикам, чуть высящимся над асфальтом. Выродившиеся (переродившиеся?) фургоны первых переселенцев.

Столбики, к которым трайлеры прикручены, содержат в себе электрический кабель и выход водопроводной Трубы, к которым фургончик присасывается немедленно — разумеется, за определенную плату, от доллара в сутки и выше. На трайлерных стоянках есть центры обслуживания и сторожа, что (особенно последнее) для одиноких странников небесполезно. Издали все это смахивает на цыганский табор — с бельем, сохнущим между столбами, с кострами на специальных площадках.

На перевале, по пути из штата Юта в Неваду, там, где скоростное шоссе номер 70 сращивается с шоссе номер 15, поворачивающим на юг, я увидел на смотровой площадке трайлер с номерными знаками горного штата Колорадо. Трайлер был прицеплен к еще крепкому «бюику» 1971 года, и возле него стояли двое умытеньких, седеньких американских старичков. Я представился; старички заулыбались, но когда я им совершенно честно признался, что могу где-нибудь написать о нашей встрече и разговоре, фамилию свою решили на всякий случай не называть.

Жил старик со своею старухой у самых Скалистых гор, в красивом курортном штате Колорадо, недалеко от Денвера, так что и большой город был под боком. Старик работал в Джорджтауне счетоводом у Вулворта — подсчитывал прибыли и убытки в дешевых универмагах, куда чаще всего заходили случайные люди, — Джорджтаун расположен неподалеку от Вейла, коль ехать по этой же семидесятой дороге, а Вейл — курорт знаменитый: туда даже президенты заезжали раз в год покататься на лыжах с горки. Были ли у супругов дети, я не узнал — американские дети очень рано отделяются от семей, уходят, и родители зачастую не знают, где находятся их чада, — об этом со стариками не всегда следует разговаривать.

Три года тому назад глава семейства вышел на пенсию, продали они со старухой свой домик, положили деньги в банк; домики в модных горнолыжных окрестностях очень подорожали. С тех пор странствуют. Приглядывают домик попроще, но поудобней, в котором можно было бы дожить свои дни; вот надо бы съездить в штат Айдахо — это как раз по дороге номер 15, через Солт-Лейк-Сити на север: в каталоге пишут, что есть там такие домики. Минувшую зиму провели на мексиканской границе — сэкономили на отоплении и на теплых вещах, надоели все эти обогреватели еще в Колорадо. Но в Нью-Мексико слишком уж жарко, и ей (старик кивнул на старушку) не нравятся мексиканцы, очень они шумят. Трайлер стоил три года назад около пяти тысяч; сейчас такие продаются по семь с половиной. Путешественники очень гордились некогда сделанным удачным приобретением и предложили мне его осмотреть.