Молодожены, нежно держась за руки, идут в сторону их теперешнего дома. Им навстречу выходит нарядно одетая женщина, держащая в руках огромный каравай хлеба на вышитом узорами полотенце.

— А ну-ка, молодые, отведайте хлеб-соль нашего дома, — громко говорит она, подходя к молодоженам.

Те, следуя старинным обычаям русского гостеприимства, отламывают по кусочку белого хлеба, обильно приправляя его солью.

Затем следует напутственное слово отца невесты, и к ним подходит новоиспеченная теща, держа в руках православную икону.

— Дарим вам лик святой Богородицы, чтобы никогда счастье и мир не покидали ваш дом, а печали и горести обходили вас стороной, — говорит она.

Жених с благодарностью принимает священный подарок. «Он же не верующий» подумал про себя Макс и хотел было сказать об этом Алене, но его внимание отвлекла кучка маленьких детей, стаей бросившихся к молодым. Дети из маленьких мешочков горстями доставали зерна пшена и лепестки роз, осыпая молодоженов.

«Еще одна странная традиция, — подумал Макс, — теперь они весь вечер будут вычесывать из волос эти зернышки». Он усмехнулся своей, как ему показалось, остроумной мысли и с улыбкой посмотрел на Алену. Но девушка увлеченно наблюдала за происходящим, ее глаза светились каким-то романтичным блеском.

Невеста, обернувшись к гостям, звонким голосом произнесла:

— Ну девчонки, готовьтесь, сейчас посмотрим кто следующей замуж выйдет.

Все девушки, которые только здесь присутствовали гурьбой подбежали поближе к невесте. Алена тоже, едва заслышав слова невесты, подбежала к ним. Макс недоуменно посмотрел ей вслед.

— И раз, два, три, лови! — повернувшись спиной к девушкам крикнула невеста, кидая им свой свадебный букет.

Небольшое смятение, два десятка протянутых рук, во что бы то ни стало старающихся заполучить вожделенный букет и вскрик ликования. «Кто же там поймал этот букет?» Макс заинтересованно разглядывал пеструю массу. И тут он увидел что это была Алена.

Стоящий рядом с ним мужик, также с любопытством наблюдавший за девушками, многозначительно похлопал Макса по плечу. Макс обернулся, встретив улыбающийся взгляд стоящего рядом, и многозначительно отвернулся, сделав вид что не понял его намеков.

Тем временем к Максу подошла Алена, счастливо улыбающаяся и нежно прижимавшая пойманный букет к груди.

— Ну теперь тебе осталось только жениха найти, — обратился к ней Макс, едва она с ним поравнялась.

Девушка, казалось, совсем проигнорировала его слова. До чего же все это кажется странным — наблюдать за тем, как какая-нибудь особа пытается устроить в своей жизни то, что она зовет счастьем. Каждая из них назовет своим счастьем уютный дом и крепкую семью, но далеко не каждая признается в этом. Вот идет она гордой походкой независимости, нацепив шоры темных очков; вся сущность ее кричит о свободе и неподвластности. Свободе от гендерного плена и неподвластности мужской воле. Кажется она наслаждается одиночеством, упивается им и считает своим украшением, выставляя открыто напоказ. Но это лишь внешний лоск, шик, блеск, такого рода, какой обычно наводят на себя люди глубоко несчастные внутри, дабы скрыть свое душевное беспокойство. Каждая женщина мечтает быть порабощенной, покоренной, сломленной; она мечтает чтобы ее конкистадор вошел в нее, не взиряя на все протесты, завоевал и подчинил себе. Каждая женщина ищет защитника и покровителя; каждая из них оценивает всех мужчин с точки зрения мужей. Она смотрит с дерзким вызовом «Возьми меня», в каждом из них — мольба о покровителе; но она не признается в этом, и до самого последнего момента будет изображать неприступную крепость, пока наконец не будет взята силой, наперекор воле, и только тогда она станет довольной. Но если ей не попадется мужчина, который окажется сильнее, она будет громче всех кричать о женской независимости и свободе, пытаясь найти себя в этих демагогических выкладках. Но если девушка захочет выйти замуж, она выйдет, и согласие ее избранника в этом даже не потребуется. И она бросается в другую крайность, теперь утраченная свобода представляется ей самой желанной мечтой. Материнский инстинкт продолжения рода взывает к себе, появляются дети; и только напрочь глупая женщина сможет решиться теперь на разрыв семьи. Время, когда она была свободна и независима остается в памяти, окутанное дымкой романтики. Женщина никогда не будет счастлива — она с трепетом вспоминает время свободы, посылая бесконечные упреки тому, кому она подчинилась.

— Сначала женщины говорят что все мужики козлы, потом все козлы кроме одного, а потом козел оказывается только один, за кого она чудным образом вышла замуж, — ехидно произнес Макс, обращаясь к Алене.

Девушка косо посмотрела на него, не обратив внимания на его слова.

Тем временем жених с невестой пригласили гостей за стол. И понеслось праздничное застолье. Тосты следовали один за другим. Многократное «Горько!» не раз доносилось за свадебным столом. Гости хмелели и вот уже пустились в пляс. Долго продолжалось торжество, до самой глубокой ночи не утихали смех и веселье.

Макс с Аленой вернулись домой глубоко за полночь. На печке храпел вернувшийся с поля дед, на лавочке спала бабушка и, стараясь никого не разбудить неловким движением, наши герои прошли в горницу. Макс развалился на стоявшей здесь кровати, а Алена тихо пожелав тому спокойной ночи, легла рядом.

Утром Макса разбудил донесшийся с кухни громкий грохот упавшего на пол металлического блюда.

— Что ж у тебя совсем руки-то не держат, — тут же раздался раздраженный голос бабушки, отчитывающей Алену. — Разбудишь своего мужика-то, а они этого не любят. Сейчас придет живо тебе руки куда надо вправит.

Макс глубоко зевнул и огляделся. В просторной горнице он находился один. Дед, ночевавший на печке, спозаранку уехал в поле; Алена со своей бабушкой хозяйничали на кухне.

Лучи утреннего солнца пробивались сквозь плотные занавески. Макс сладко потянулся и, резким движением встав с кровати, стал одеваться.

Дверь тихонько скрипнула и в едва приоткрытой щели показалось любопытное лицо Алены.

— Ага! — открывая дверь полностью и вбегая в комнату воскликнула она, увидев что Макс не спит. — Проснулся наконец-то! Спишь долго, солнце смотри как высоко.

Девушка резким движением одернула шторы и яркий солнечный свет заполнил горницу.

— Давай иди умывайся и пойдем есть, только давай быстрее, нас сегодня ждет очень много дел, — увидев что Макс оделся, торопливым тоном протараторила Алена.

Выйдя из дома, девушка показала Максу на прикрепленный к стене умывальник, со стоящим рядом кувшином полным воды.

— Вот так это делается, — видя легкое замешательство Макса произнесла Алена, наливая в умывальник воду из кувшина и нажимая на торчащий из его дна стержень, — у вас в будущем, наверное, таких и не видели.

Макс неразборчиво пробормотал в ответ что-то недовольное и, взяв в руки кусок хозяйственного мыла, начал старательно намыливать себе лицо и шею. Неосторожное движение, и едкая капля попала прямо в глаз, вызвав нестерпимое раздражение. Стараясь побыстрее смыть едкую массу, Макс нетерпеливо нажал на стержень умывальника. Вода текла тонкой струйкой и ее было явно недостаточно, чтобы смыть все мыло разом.

Видя его тщетные потуги, девушка взяла кувшин и, выливая Максу на голову остатки воды рассмеялась:

— Ну я смотрю, вы там у себя в будущем даже мыться нормально не научились.

Макс, покончив наконец со столь неприятной для него процедурой, взял висевшее рядом полотенце и начал вытираться.

— Аленка, где ты! Давай иди сюда, негодница, бросила все на меня, — раздался недовольный голос бабушки.

— Ой, я сейчас, — девушка, поставив кувшин на землю, быстро скрылась в дверях дома.

Еще раз сполоснув лицо и руки от хозяйственного мыла, оставившего на коже свой непонятный специфический запах, Макс огляделся. За домом располагался большой трудолюбиво возделанный огород с аккуратными рядами грядок. На самом конце виднелись заросли малины; живым забором, указывающим границы участка, тянулись кусты смородины. Совсем рядом находилась небольшая грядка виктории. Макс, подошел к ней и, старательно раздвигая листья, пытался найти хоть одну, самую последнюю ягоду. Тщетно осмотрев едва ли не половину кустов, и чуть не растоптав растущие здесь рядом сладкие перцы, Макс разочарованно вздохнул и выпрямился в полный рост.