Ужин в пять часов вечера — четыреста пятьдесят граммов собачатины и чай.

Седьмое октября. Сто семнадцатый день. На завтрак остатки бедной собачки и последние крошки чая. Мы выходим в путь, имея в запасе только два литра и двести семьдесят пять граммов спирта и пустой чайник! Бог, столько раз помогавший нам до сих пор, не оставит нас в беде! Мы несем с собой два ремингтона и двести сорок три заряда, а винчестер, превратившийся в лишний груз, и сто шестьдесят один патрон к нему я оставляю в избушке вместе со следующим документом:

“Пятница, 7 октября 1881 года.

Мы, офицеры и матросы с “Жаннетты”, корабля военно-морского флота Соединенных Штатов Америки, выходим сегодня утром с целью достигнуть форсированным маршем Кан-Марк-Сурки или любого другого поселения на берегах Лены. Мы добрались сюда во вторник 4 октября с товарищем, который был уже очень плох; вчера он скончался от обморожения и крайнего утомления, а в полдень мы похоронили его в реке. Остальные чувствуют себя хорошо, но у нас совсем не осталось провианта: остатки съедены сегодня утром”.

Мы вышли в восемь тридцать и к одиннадцати двадцати прошли три мили. После обеда (тридцать граммов спирта с кипятком) Алексей уходит в тундру с ремингтоном на плече. В пять часов он приносит чайку, которая тут же угодила в котел и приготовлена на ужин с половиной унции спирта. Легкий ветерок; полнолуние; ясное звездное небо; мороз вроде ослаб.

Восьмое октября. Сто восемнадцатый день. Подъем в пять тридцать, завтрак — унция спирта и пинта кипятка. Как говорит доктор, спирт спасает нас от многих напастей: глушит голодные спазмы в желудке, препятствует скоплению газов после трапезы, а в количестве трех унций на одну глотку поддерживает силу духа. До обеда (по унции “огненной воды” на человека), который состоялся в половине одиннадцатого на берегу реки, проходим пять миль. После привала удается пройти только милю — тяжелая дорога по почти лишенной растительности тундре и жуткий холод. На ужин опять только пол-унции спирта.

Девятое октября, воскресенье. Сто девятнадцатый день. Подъем в полпятого, утренняя молитва. Унция спирта. В семь часов Ниндеманн и Норос отправились за помощью. Они взяли с собой свои одеяла, карабин, сорок зарядов и две унции спирта. Я советую им держаться западного берега реки, чтобы добраться к ближайшему населенному пункту. Мы тепло проводили товарищей. Ужин — пол-унции спирта.

Десятое октября. Сто двадцатый день. В пять тридцать — последняя доза спирта. В полседьмого Алексей опять уходит на охоту. Тем временем мы варим остатки оленьих шкур. Вчера утром я с удовольствием позавтракал своими кожаными гетрами. Легкий ветерок с юго-юго-востока. Прохладно. Привал в одиннадцать. Мы едва не падаем от изнеможения. Разжигаем добрый костер. Чаем, заваренным по десятому разу, промываем бутылку из-под спирта, затем выпиваем всю эту бурду. Выходим в полдень. Метель. Тяжелый переход; Ли не выдерживает и умоляет, чтобы его бросили. Мы идем по следам Ниндеманна и Нороса. В три часа останавливаемся — сил нет никаких. Только Алексей уходит опять с ружьем, но впустую. Отужинали: каждый проглотил по ложке глицерина. Мы очень ослабели, но не теряем чувства юмора. Бог нам поможет!

Одиннадцатое октября. Сто двадцать первый день. Снежные шквалы с юго-запада. Идти не можем. Дичь исчезла. Ложка глицерина, разведенная в кипятке. Дров в округе мало.

Двенадцатое октября. Сто двадцать второй день. На завтрак последний глицерин. Настаиваем в котелке листья арктической ивы. Все слабеют на глазах. Сил едва хватает на вылазки за дровами.

Тринадцатое октября. Сто двадцать третий день. Чай из листочков ивы. От Ниндеманна никаких новостей! Только Бог может спасти нас!

Четырнадцатое октября. Сто двадцать четвертый день. Утром — чаек из ивы. На обед — то же самое плюс пол кофейной ложки сладкого миндального масла. К ужину удалось подстрелить чайку.

Пятнадцатое октября. Сто двадцать пятый день. Завтрак: чай из ивы и два старых сапога. Алексей совсем плох, так же как и Ли.

Шестнадцатое октября, воскресенье. Сто двадцать шестой день. Молитва. Алексею все хуже.

Семнадцатое октября. Сто двадцать седьмой день. Доктор крестит умирающего Алексея. Отходная молитва. Сегодня день рождения Коллинза, сорок лет. Перед заходом солнца Алексей испускает последний вздох — голодная смерть. Я накрываю его флагом.

Восемнадцатое октября. Сто двадцать восьмой день. Спокойно и тихо падает снег. После полудня мы несем Алексея на замерзшую реку и накрываем толстыми ледяными глыбами.

Девятнадцатое октября. Сто двадцать девятый день. Разрезали полотно палатки, чтобы лучше укутать ноги. Доктор ушел вперед на поиски лучшего пристанища. Мы нагнали его только глубокой ночью.

Двадцатое октября. Сто тридцатый день. Яркое солнце, жуткий мороз. Ли и Каак при смерти.

Двадцать первое октября. Сто тридцать первый день. Около полуночи мы с доктором обнаружили, что Каак, лежавший между нами, умер. Ли скончался в полдень. Когда он понял, что конец близок, я прочитал отходную молитву.

Двадцать второе октября. Сто тридцать второй день. Мы слишком слабы, чтобы вынести тела Ли и Каака на лед. Оставляем их за поворотом, подальше от глаз.

Двадцать третье октября, воскресенье. Сто тридцать третий день. Все очень слабы. Отдыхаем и спим весь день. Вечером выходим все же за дровами. Прочитали часть воскресной молитвы. Ноги болят и не влезают в сапоги.

Двадцать четвертое октября. Сто тридцать четвертый день. Очень трудная ночь.

Двадцать пятое октября. Сто тридцать пятый день.

Двадцать шестое октября. Сто тридцать шестой день.

Двадцать седьмое октября. Сто тридцать седьмой день. Иверсен при смерти.

Двадцать восьмое октября. Сто тридцать восьмой день. Иверсен ушел в мир иной.

Двадцать девятое октября. Сто тридцать девятый день. Ночью умер Дресслер.

Тридцатое октября. Сто сороковой день. Бойд и Гортц не проснулись утром. Коллинз при смерти».

Здесь резко обрывается душераздирающий дневник, который до последнего вздоха вел несчастный капитан Де-Лонг. Мы привели в несколько переработанном виде часть этого скорбного документа по журналу «Тур де монд» («Вокруг света»), чтобы дать читателю представление об ужасе, который пережил мужественный экипаж «Жаннетты».

Все кончилось! Любая помощь после 30 октября прибыла бы слишком поздно!

Как вы помните, 9 октября Ниндеманн и Норос без всяких запасов отправились за помощью. Они шли сквозь ураганные метели, спали в снежных ямах, ели вареные или печеные на углях сапоги, тухлую рыбу, найденную на песчаных откосах, и кусок за куском — штаны из тюленьих шкур. Нороса два раза рвало кровью. Обоих мучила дизентерия… Через двенадцать дней они вышли к обитаемой избушке. Никто из несчастных дикарей на зимних стоянках, куда перевезли еле живых моряков, не понял, что они так хотели сказать… А тем временем голодная смерть уносила одного за другим Де-Лонга и его товарищей.

Между тем вельбот механика Мелвилла с командой из одиннадцати человек благополучно перенес все наскоки штормов. В течение ста восьми часов волны яростно перекидывали лодку друг другу, но в конце концов 17 сентября экипаж оказался в одной из многочисленных устьевых проток Лены. Моряки умирали от голода и усталости, но им здорово повезло: неподалеку от побережья они встретили троих полудиких, но очень милых якутов; эти Богом забытые люди радушно приняли потерпевших бедствие, но так и не смогли понять, о чем просили их европейцы — помочь в поисках товарищей. Мелвилл и его спутники, невзирая ни на что, все-таки собрались в дорогу. Но их силы оказались не равны их отваге, и вскоре они заблудились. Тем не менее в конце октября Мелвиллу посчастливилось встретить русского промышленника, который разобрался, что от него хотят иностранцы, и отправился за помощью в Булун. Затем до механика дошел слух, что в одном из поселений на Лене находятся двое белых людей. Он помчался туда сломя голову и нашел Ниндеманна и Нороса, рассказавших все, что произошло после бури, разлучившей его с капитаном. Неутомимый Мелвилл на быстроходных санях пробежал тысячу километров сквозь вставшие дыбом ветра и арктический холод; он следовал указаниям Ниндеманна, но так и не смог разыскать в хаосе снега и льда других следов капитана, кроме нескольких записок Де-Лонга, оставленных в пирамидах из камней. По ним он установил удручающую деталь — капитан и его люди прошли, без всяких сомнений, совсем рядом с тунгусскими[121] поселениями.