— Узкоглазые и желтолицые, это хазары, — охотно пояснил Яросвет, когда Сергей принялся расспрашивать его об этом. — Половцы, они, ить, почему так зовутся? От слова — полова, солома. Именно за желтые волосы. А потом они и с хазарами мешались, и со славянами, и с русами. Так что, среди них всяких хватает. А откуда они пришли — уже и сами не помнят.

Сергей во все глаза смотрел на загадочных половцев. Расположившись на отдых, те весело ржали, рассказывали что-то друг другу на гортанном языке, чем-то напомнившем Сергею немецкий.

— Эй, ты, — окликнула одного из них Лика. — Мне отойти надобно!

— Зачем это? — усмехнулся степняк.

— Надо! Нужду справить! — с вызовом ответила девушка.

— Тут справляй! — радостно заржал степняк. — А мы поглядим!

Лицо Лики налилось красной краской. Даже кончики ушей заалели так, что казалось поднеси пучок соломы — вспыхнет ярким пламенем.

— Не дождешься! — сердито ответила она.

С интересом слушавшие их беседу половцы, дружно заржали, что-то выкрикивая ей на своем языке. Судя по желвакам, заигравшим на скулах девушки, их речь она понимала.

Сами половцы, ничуть не смущаясь, справляли малую нужду прямо возле костров, не утруждая себя отходить хотя бы на несколько шагов в сторону. Лишь когда луна взошла высоко на небе, и степняки крепко уснули, Лика кое-как примостилась у колеса повозки, закрываемая спинами Сергея и Яросовета, от заинтересованных взглядов часовых. Но все равно, стыд был так силен, что она до конца следующего вечера, не осмеливалась взглянуть ребятам в глаза. Так и тряслась в повозке, отвернувшись к невысокому бортику, избегая разговоров.

Половцы не особо интересовались пленниками. Пару раз в день, посмотреть на них подъезжал Черный, в сопровождении двух воинов, отличавшихся от остальных степняков более добротными доспехами. Оба красивые, статные, у одного кожаная куртка обшита металлическими бляшками, в отличие от костяных нашлепок остальных. Второй вообще щеголял настоящей чешуей, когда бляшки подогнаны так плотно, что набегают одна на другую, как чешуя рыбы. По его властному, чуть презрительному взгляду, Сергей сразу определил главного. Этот быстро потерял к ним всякий интерес. А вот второй, появлялся часто, все время норовил проверить веревки спутывающие руки Лики, и не всегда его пальцы скользили лишь по веревкам. Лика брыкалась, чем только веселила его. Сальные взгляды, бросаемые им на девушку, выводили Сергея из себя, и только ноющая боль в плече и связанные руки, удерживали его от того, что бы не броситься, и не разбить ухмыляющуюся рожу. Один раз не выдержал Яросвет, и что было сил, пнул степняка в плечо. С тех пор, ноги Яросвета держали связанными, не развязывали даже на ночь.

Отрак чувствовал недовольство Черного, о чем каждый вечер напоминал Тилаку. Но тот беззаботно отмахивался.

— Щипнул кобылку за вымя, — смеялся он, — что, убудет от нее что ли? От мужских рук, только больше станет, ей не помешает, а то и подержать не за что!

Эти слова встречал одобряющий смех простых как щепка воинов. Сами они не решались нарушить приказ кагана, но за Тилаком наблюдали с удовольствием. Отрак чувствовал, что надо бы поставить на место зарвавшегося друга, но как прикажешь тому, с кем с детства привык делить последний глоток воды и кусок мяса? Мало у кагана было людей, с кем мог поговорить по душам. Только отец, да Тилак. Потому и стискивал зубы, сквозь пальцы глядя на развлечения друга.

Сергея разбудила непонятная возня и сдавленная ругань Яросвета. Ничего не соображая спросонья, он уставился на сопящего рядом степняка. Пламя костра блеснуло отразившись от нашитых на куртку бляшек. Тот самый. Наглый.

Степняк что-то шипел сквозь зубы, а из-под него едва доносился приглушенный голос. Ликин!

Присмотревшись, Сергей с похолодевшим сердцем увидел полоску белой кожи, под задранной до самого подбородка рубахой, и пальцы степняка, тянущие с ликиных бедер штаны. Завязки тихо лопнули уступая грубой силе. Тилак облегченно вздохнул, сдергивая тонкую ткань.

— Ах ты ж!.. — Сергей размахнулся, и сочно впечатал локоть в висок степняка.

Удар опрокинул того навзничь, позволив Лике извернуться ужом, соскакивая с повозки. Придерживая связанными руками сваливающиеся штаны, девушка впилась взглядом в насильника, готовая в любой момент отпрыгнуть в сторону.

Разочарованный Тилак взвыл, и что было сил ударил Сергея в плечо, прямо туда, где сквозь ткань проступало засохшее пятно крови. Яросвет попытался прикрыть Сергея, но Тилак, не глядя, отпихнул его, сбрасывая с повозки.

Лика бросилась на степняка, но озверевший Тилак, отмахнулся попав кулаком в скулу. Удар отбросил ее назад, она упала и больше не шевелилась.

Сергей изворачивался, пытаясь прикрыть плечо связанными руками, но получалось плохо. Едва зажившая рана раскрылась, заливая рубаху новой порцией крови.

Часовые у костра, весело смеялись, подбадривая Тилака гортанными выкриками. От шума, начали просыпаться и остальные.

Лежа на земле, Яросвет стонал от бессилия, не имея возможности даже встать. Связанные ноги подворачивались, снова и снова роняя его на колкую сухую траву. Наконец, он перевернулся на спину, и двумя ногами лягнул маячившую сверху спину. Не ожидавший подобного, Тилак клюнулся носом вперед, уткнувшись лицом в колени Сергея. Тот моментально обвил ногами жилистую шею степняка и сильно сдавил. Захрипевший Тилак попытался освободиться от хватки, но тщетно. Из последних сил Сергей резко повернул бедра. Сухо хрупнули позвонки, и обмякшее тело безвольно упало к колесам повозки.

Степняки замерли. Кто-то привстал, кто-то, не веря, робко окликнул Тилака. И только когда костер отразился от выпученных стекленеющих глаз, лагерь взорвался яростными криками.

Взбешенные смертью общего любимца-весельчака, степняки бросились на ребят, Сергея стащили с повозки, и начали бить, вымещая злобу на беззащитном пленнике. Сквозь ослепляющую боль, Сергей разглядел Яросвета, которого так же остервенело били совсем рядом — руку протянуть. Не в силах дотянуться до друга, Сергей свернулся комочком, стараясь защитить раненое плечо.

— Назад! — сливаясь в один, прогремели два голоса.

Невидимые руки отбросили разошедшихся степняков в стороны. Черный, вставая между избитыми пленниками, вскинул руки.

— Первый кто шевельнется, сдохнет на месте! — мрачно пообещал он. — Мне эти люди нужны живыми.

Отрак упал на колени рядом с безжизненным телом друга. Дрожащими руками поднял его голову, осторожно опуская себе на колени. Горячие слезы хлынули из глаз. Суровый каган плакал, не стесняясь своих воинов, а те стояли понурив головы, чувствуя и свою вину в произошедшем.

— Я же тебе говорил, — шептал Отрак, обращаясь к неслышащему его Тилаку. — Предупреждал. Ну почему ты никогда меня не слушал? Почему я, дурак, побоялся тебе приказать? Что я скажу твоей матери? Как посмотрю в глаза отцу, говоря что ты погиб не в жарком бою, а…

Он гладил растрепавшиеся желтые кудри, корил, винился, обвинял… Но глаза Тилака смотрели в черное небо, сквозь склонившегося над ним Отрака. Смотрели и не видели ничего. Не блестели обычным задором, а подергивались тусклой пленкой вечного сна.

Когда каган выпрямился, на воинов взглянули совершенно сухие глаза.

На деревянных, не гнущихся ногах, каган подошел к скрючившимся в пыли избитым пленникам. Черный сделал предостерегающий жест, но Отрак лишь плюнул Сергею в лицо.

— Я должен отвезти его тело родителям, — не допускающим возражений голосом, сказал каган.

Черный молчал, изучая лицо Отрака. Через несколько долгих минут, капюшон качнулся.

— Ты должен доставить пленников к Хозяину.

— Я должен посмотреть в глаза его отцу, — отрезал Отрак. — Он был моим другом!

— У кагана не может быть друзей, — негромко сказал Черный. — Для кагана, интересы рода должны быть выше интересов друзей или родных. Ты готов принести будущее рода на алтарь сиюминутных чувств?

Отрак с тоской посмотрел на усыпанное звездами небо, пережидая, когда ночной ветерок высушит набухшие слезы. Черный молчал, ни звуком не тревожа размышлений кагана.