Света шла рядом с мрачным мужем по темной улице городка и отчаянно пыталась понять, что стало причиной его недовольства.

Летний вечер был прохладен, и она зябко стягивала на груди нарядную кофточку.

«Вот дурак, — думала она, украдкой глядя на мужа. — Какая муха его снова укусила? Так все было хорошо! Свадьба лучшей подруги только-только набирала обороты в единственном ресторане их маленького городка. Тосты, смех, песни, танцы… — Света подумала, что не так часто в ее жизни выпадали такие светлые и радостные дни. — И вот на тебе!» Саша нашел ее в толпе танцующих и буквально силой выволок из ресторана на улицу. Света не сопротивлялась, зная, что может быть еще хуже…

И вот муж мрачнее тучи шел быстрым шагом чуть впереди, и Светке, чтобы поспеть за ним, приходилось время от времени переходить на рысцу.

До дома было недалеко. Город небольшой, провинциальный: все рядом. От ресторана, по центральной улице надо было пройти до железнодорожного вокзала, перейти пути — и вот она улочка с частными домами, где Света прожила всю свою жизнь.

— Давай быстрее! Плетешься, как беременная корова, — зло бросил Саша через плечо, останавливаясь, чтобы прикурить.

— А что, мы куда-нибудь спешим? — не сдержавшись, в тон ему ответила она.

— Не понял? Ты чё-то сказала?

Вся его фигура напряглась, подобралась, и Света ощутила первые уколы страха. В его голосе звучала зарождающаяся гроза, и она интуитивно перебирала в уме примирительные, уничижительные фразы, которые хоть немного успокоили бы подвыпившего мужа. Но какая-то внутренняя, непокоренная ее часть на мгновение прорвалась, захватила сознание. Сами собой вылетали нежелательные слова.

— Ничего. Это не мне моча в голову ударила…

Сказав это, Света испугалась окончательно. Остановилась посреди пустынного тротуара, у большой витрины магазина подарков.

— Ты чё сейчас, сука, сказала? — Саша, медленно приближаясь к ней, нервно затянулся сигаретой. — Чё, не догуляла, да? Не догуляла, хорошая моя?

— Саш, ну чего ты опять? — дрожа всем телом, она немного отступила.

— Я — чего? Это ты чего, животное! Еще чуть-чуть, и юбку бы задрала перед тем прилизанным! Или не так? Чё, мало я тебя учил? Мало?!

— Саш, не надо… — у Светы вдруг предательски задрожали колени, сердце застучало в бешеном темпе, не в силах совладать с нахлынувшим в кровь ужасом. Она боялась мужа в такие моменты. Совершенно теряла волю и силы при этом. Все чувства обострялись и концентрировались в одну точку, в одну маленькую пульсирующую точку, молившую о пощаде.

Он подошел к ней, резким движением схватил за подбородок, задышал с ненавистью в лицо спиртными парами. Света пыталась ослабить хватку, но пальцы у мужа были словно из стали. Крепкий заводской парень, привыкший цепко держать тяжелые заготовки.

— Чё, падаль, я не прав? Тебе меня одного мало? Глазки-то вон как горели! Кобелей увидела? Ласковых кобельков захотелось?

Его ладонь хлестко пришлась по левой скуле, вмиг онемевшей от боли. Из глаз Светы брызнули слезы.

— Саша, перестань! — воскликнула она, держась за щеку. — Что я сделала?

— Что ты сделала? — повторил он с недоброй улыбкой. — Ты чуть не трахнулась с тем прилизанным у меня на глазах.

Света плакала, совершенно теряясь от нелепых обвинений мужа.

После этого последовал второй удар. Она споткнулась и упала. Он присел рядом с ней, схватил за волосы и прошептал:

— Если матка покоя не дает, так я ее успокою. Я тебя живо в чувство приведу! Забыла, кто тебя е…т и кормит? Напомнить?

— Не трогай меня! — сквозь слезы отчаянно выкрикнула Света, отталкивая его.

Но спасения не было. Улица пустынна, только изредка пронесется к вокзалу запоздавший автобус. Темные окна домов безжизненно холодны. Остались только он, она и мука душевная, стыд, унижение, страх. Беспощадные глаза пожирают ее откровенной злобой, жестокие руки, ядовитые слова — ее крест и безумие, которые она носит уже полтора года. А ведь ничего этого не было. Ни страха, ни боли. Теперь Свете казалось, что то было не с ней, а с другой девушкой, в другой жизни, похожей на сказку, в другом измерении, в другой вселенной…

Сейчас Света Минотавра боялась бы меньше, чем своего мужа. Он нависал над ней, словно палач и обвинитель в одном лице. Несправедливый обвинитель… Каждое его движение было наполнено непредсказуемым действием. И от этой непредсказуемости рождалась беспомощность, жуткое состояние невладения самой собой, своими мыслями и чувствами. Все принадлежало ему. Он ничего ей не оставил.

— Пошли домой, дура. Развалилась посреди дороги… — презрительно сказал Саша, ткнув ее в бедро носком туфли.

— Никуда я с тобой не пойду, — всхлипывала Света, поднимаясь с асфальта.

Он нетерпеливо завладел ее локтем, но она вырвалась, продолжая безутешно плакать. Обида горькой волной накатывала на нее, затопив собой страх.

— Пошли, говорю. Дома разберемся.

— Оставь меня в покое! Уйди от меня!

Она отошла к стене дома, ища в сумочке платок.

Тут Саша снова схватил ее за руку и потащил. Света крикнула что-то гневно-отчаянное и получила в ответ новый удар. Она молила о пощаде, пыталась защищаться, даже демонстративно села на асфальт, чем привела мужа в неописуемое бешенство. Он подхватил ее и, не рассчитав силы, перекинул через себя, да так, что у Светы потемнело в глазах и перехватило дыхание.

Отдышавшись, она побежала, скрылась в темных дворах пятиэтажек, уже совершенно отчаявшись, желая только одного — чтобы издевательства прекратились.

Муж ринулся следом.

Песочницы, бельевые веревки, двери скудно освещенных подъездов — все это мелькало перед ее глазами, словно в тумане. Она слышала у себя за спиной его дыхание и чувствовала мстительное торжество сильного над слабым. Изловчившись, Света сбросила босоножки и побежала босиком, ощущая теплоту земли подошвами ног. Как она бежала! Страх быть пойманной придавал ей сил. Но очень скоро муж нагнал ее. Они оказались на заднем дворе какого-то магазина. У сеточного забора стояли пустые ящики и коробки.

Саша развернул жену к себе, прижал к сетке.

— Ты куда это, коза, собралась? — спросил он, учащенно дыша.

Она тотчас почувствовала его руку там, внизу… Жаркие, потные пальцы больно впились в тело. Она попыталась оттолкнуть его, но заработала еще одну оплеуху.

Света рыдала, всеми душевными силами желая, чтобы все поскорее закончилось. Но муж выпил, и его звериные ласки продолжались, казалось, целую вечность.

Он наслаждался своей силой, своей властью над женой. Эта сука должна была ежесекундно чувствовать в нем мужика. Только это, и ничего больше!

Света сползла по сетке на землю, вся сжавшись в комочек и дрожа всем телом. Болела спина, руки, которые он сжимал. Низ живота казался ей сосредоточием всей мерзости мира…

— Пошли домой, — бросил он ей цинично, заправляя рубашку в брюки.

Она вдруг поняла, что так больше не может продолжаться. Эта уверенность росла, наполняя ее всю надеждой, ощущением освобождения. Но цепи, сковывавшие ее душу, были все еще крепки. Она все еще мечтала о спокойной семейной жизни. Все еще сильна была ее уверенность в том, что если она сделает то-то и то-то, муж станет другим. «Если я буду хорошо готовить, он перестанет сердиться, если перестану хорошо и красиво одеваться, он не будет ревновать. Если…» Вечное условие! Пункт за пунктом она выполняла эти условия, но безрезультатно.

— Пошли! — муж дернул Свету за руку, и она покорно поднялась.

Потом они снова шли по пустынным улицам городка, знакомого ей с детства, к дому, превратившемуся для нее в тюрьму. А ведь когда-то все было иначе. Да, когда-то…

В лучшие годы отец успел своими руками построить большой дом. Все в этом доме было красивым, удобным, надежным. Три веселых окошка смотрели на улицу, сверкая белоснежными занавесками. Света жила в своем маленьком уютном мире, оберегаемая родителями от всяких сложностей. Она хорошо училась, была прилежна и аккуратна. Как все девчонки, имела подруг, свои маленькие секреты, привязанности, увлечения. Отец души в ней не чаял. Баловал Свету. А потом все это рухнуло. Однажды отец вернулся домой после работы, умылся, побрился (мать тогда с насмешкой спросила, мол, чего это ты на ночь глядя бриться надумал) и, сославшись на дела в сарае, вышел из дому.