— Давай подождем. Он должен скоро пойти на контакт.

«Вот упертая тетка», — раздраженно подумал Леонов, но успокоился, — «Скучает по настоящей работе, вот и схватилась за первое, что попало в руки».

«Писатель» личность интересная. В советских газетах о выставке в германском посольстве не сообщали. И неожиданно прибыли фотографии, доставленные дипломатической почтой на самолете «Люфтганзы». Те есть… Следовал очень многозначительный вывод.

Константин колебался, доложить ли все начальнику отдела или… Пожалуй, помолчать вернее будет. Вернее, подождать…

Лишь полтора часа назад его полковник сокрушался. Все люди, как люди. Но завелась в Белоруссии паршивая овца: начальник Ломжинского оперативного пункта. Стопроцентный паникер! Разведотдел округа заколебался каждый раз вычищать от пробританских инсинуаций сводку.

Видите ли, война скоро. Уши развесил, поверил слухам английских агентов! Немыслимый бред: немец задумал взять Минск на восьмой день, а на двадцать первый Москву. Надо снимать впечатлительного!

Еще Леонов знал, что идут аресты военных. В середине мая на Центральный московский аэродром сел «Юнкерс-52», безнаказанно прилетевший в Москву из Кенигсберга, а потом понеслось. Брали не только тех, кто оказался причастен к ЧП, но и прочих. Почему и зачем не ясно. Никто никому, как на проходивших в прошлый раз, клеймящих партийных собраний, ничего не объяснял.

А Мареевой надоело учить молодежь и работать при начальниках, которых сама готовила. А еще быть при них переводчиком. Если бегло говорить по-немецки они за полтора года научились, то обработка документов на бумаге постоянно выпадала на ее долю. Она скучала по настоящей работе, которой не было почти два года, желая вырваться из душного кабинета.

Специальный почтовый самолет доставил гранки газеты в Брест и капитан Ненашев тоже смог насладиться «Известиями» последнего мирного воскресенья.

«Танки, приняв на борт бойцов с мешками, наполненными землей рванули к дотам. Саперы бесшумно подползли к противотанковому рву и взорвали его стенки. Однако не все танки ринулись в проход, несколько боевых машин, разогнавшись, перепрыгнул ров. Не отрываясь от бронетехники, пошла вперед пехота. Подойдя к вражеским дотам, танкисты корпусом закрыли врагу амбразуры, а бойцы тут же забили их мешками с землей. Пока блокировочные группы закладывали заряды, пехоты зачищала траншеи врага. Белая ракета! Взрыв и путь открыт. В тот же день подразделение совершило обратный сорокакилометровый переход».

Максим аккуратно вырезал заметку. Нет приделов у мастеров пера.

Потом начал крутить ручку радио.

Сквозь шипение помех неожиданно четко зазвучал Берлин. Дневная передача Фатерлянда для школьников от Имперского министерства народного просвещения и пропаганды.

«Бог создал мир как место для труда и битвы. Тому, кто не понимает законов жизненных битв, объявят поражение, как на боксерском ринге. Все, что есть хорошего на этой земле, — призовые кубки. Их завоевывает сильный человек, а слабый их теряет…»

«Черт, вновь шипит», — Берлин начал уходить с волны, но Саша, заинтересовавшись, чуть изменил настройку.

«Немцы под руководством Гитлера не использовали оружие, чтобы вторгаться в чужие земли и заставлять другие народы служить им. Их заставили взяться за оружие государства, которые преградили им путь к хлебу и единству…» [401].

На сегодня объявлен парко-хозяйственный день. Все равно половина людей фотографируется в Брест и вернется не скоро. Ори, не ори, найдут веские причины задержаться в городе.

Там такие соблазны! От просвечивающих сквозь ситец платьев гибких девичьих фигур, до стаканчика мороженного. Почему-то в «насквозь тоталитарной стране» пломбир получался замечательно вкусным. И как обойтись без ледяной кружки пива, на жаре?

Сам Максим остался в лагере, мотивируя, что дел у него много. Сниматься со всеми не стал, мрачно буркнув, что его и так до самой смерти не забудут.

Он вновь полез в палатку, где макет местности заменял ему привычный компьютер. Но долго работать ему не дали, дежурный лейтенант, смущаясь и краснея, сообщил комбату, что у входа его ждет… девушка.

Майя тоже выглядела смущенной, мама приглашала пана капитана отобедать у них. Ну что же, когда еще удастся посидеть. И удастся ли вообще.

Стол еще не накрыли, но там возвышалась бутылка сухого красного вина, а аппетитный запах курицы, готовящейся на кухне со специями, смешавшись с запахом пирога с капустой, еще больше возбуждал аппетит.

«Ух ты», — усмехнулся капитан. Для женитьбы нужны двое, одинокая девушка и озабоченная мать. На охоте нет правил, все средства хороши. Главное, добыть трофей живым.

Ненашев тоже кое-что добавил к столу.

Сливочное масло, печенье, конфеты это из командирского пайка. Пара банок со шпротами и, не поверите, крабами «CHATKA», из недоступного для простых смертных магазина военторга. По легенде длину этикетки рассчитали неправильно и слог «КАМ» навсегда исчез под слоем бумаги, но грозно одетая в панцирь креветка внушительно грозила покупателю огромной клешней. Но расходились они плохо. Мало кому нравилось безвкусное и совсем нежирное белое мясо. Тушенка — наше все.

Банка с консервированной белугой, то астраханский «трофей» из заветного чемодана, круг ошеломительно пахнущей чесноком и салом колбасы и лично проверенная Максимом водка, чтоб не так, как вагоне.

Короче все, что нельзя было достать в обычных магазинах Бреста, как тогда, так и сейчас. Такую еду тут видели последний раз года два назад или на рекламных буклетах.

Прозрачную жидкость, тут же перелили в графин и унесли в подвал, готовясь поставить на стол, когда начнется застолье. Тут жива еще дореволюционная традиция, потреблять сорокаградусный продукт и дома не из бутылки, а непременно из запотевшей стеклянной или хрустальной посуды.

Все настраивало капитана на добрый лад, кабы не нежданный гость.

Старая пани заметила, что стоит завести разговор о капитане-артиллеристе, то щеки у дочери тут же краснеют, а на губах блуждала улыбка. Конечно, как не заявиться по ее просьбе сюда ксендзу, если дело зашло несколько далеко.

Тот сам хотел посмотреть на диковинного советского командира. А Панов лишь вздохнул, опять начнут попробовать поставить на путь истинный или узнать по какой скользкой дороге он идет.

И что сразу заорать «Не мир я вам принес, а меч?».

Да, в ад он идет очень знакомой дорожкой, и не надо мешать.

Когда мужчины после взаимного прощупывания вышли покурить во двор, Панов решил сразу прояснить ситуацию.

— Я вот вас слушаю и буквально чувствую, какая боль легла на ваше сердце, что говорят теперь прихожанки не по-польски и поют чужие песни. Выходят замуж не за тех, кого надо.

— Вы иронизируете? Ваша власть, э-э-э… почти перекрыла нам кислород.

— Значит, готовясь к непримиримой борьбе ваш церковный хор, тренируется в патриотических песнях? А что насчет, — Ненашев замялся, ему всегда тяжело давалось это слово, — катехизация детей и молодежи, где особо подчеркивается и польский патриотизм [402]..

— Господин капитан, хочет сказать, что не поддерживает оккупацию Польши?

— Господин ксендз, мне надо ответить или «да» или «нет»? Без вариантов? Или это проверка, — Панов чуть не сказал «тест», — на проницательность.

— Считайте, что вы ее прошли, — ксендз улыбнулся, собеседник не глуп, если может распознавать ловушки.

— Если прошел, зачем мне вас ненавидеть? Вы любите свою страну, бережно храните ее традиции и язык. Погубить и сломить вас невозможно, можно лишь истребить всех, в том числе детей и женщин. Увы, я не настолько кровожаден.

— Так в чем же дело пан капитан?

— Когда от чешской оккупации освободили «интегральную» часть Польши, город Тешин тут же был должен заговорить по-польски. Долголетняя борьба за права, свободу и справедливость польского народа закончилась внушительным успехом, не правда ли? А то что, закрыли школы чехов, запретили язык так, что и поздороваться нельзя. Какая мелочь. А то, что начали воевать с мертвыми, снеся памятник погибшим в войне с немцами солдатам, вероятно шалость. Так чем вы лучше нас? Но здесь в школах до сих пор говорят по-польски.