– Нет, не благодари меня, девочка, потому что я тебе еще ничего не показал.

В первый раз за долгое-долгое время дух умершей возлюбленной не преследовал его, когда он оказался в постели с женщиной – с женщиной, которая ему по-настоящему нравилась и которую он искренне уважал, и Бретт намеревался извлечь из этого все, что можно.

– Нет?

– Нет. Думаю, сегодня ночью нам удастся поспать совсем немного, – сказал он и поцеловал Катриону, а затем приступил к делу, доказывая ей, что слов на ветер не бросает.

Приоткрыв один глаз, Катриона увидела ухмыляющуюся Нессу, стоявшую возле ее кровати. Катриона не поняла, что та находит таким забавным, но чувствовала себя слишком усталой, чтобы спрашивать. Несса потрепала Катриону по щеке, хохотнула, торопливо поставила кувшин с горячей водой для умывания и положила чистую одежду. Только после того как все еще посмеивающаяся Несса ушла, бесшумно закрыв за собой дверь, Катриона начала догадываться, что так развеселило камеристку.

Опустив глаза, она обнаружила сильную мужскую руку, обнимающую ее за талию. И тут же на нее нахлынули воспоминания о прошедшей ночи, распаляя кровь. Катриона застонала и натянула на голову простыню – стыд быстро подавил разгорающееся желание. Несса застала ее в постели с Бреттом! Скоро об этом узнают все в Банулте. Ничего удивительного, что камеристка так весело хихикала. До сих пор ей ни разу не доводилось сообщать такие новости, и Катриона не сомневалась, что Несса постарается рассказать об этом каждому, кого встретит.

В душу прокрался страх – скоро ей придется столкнуться со своими людьми. Но Катриона быстро подавила его, просто потому, что понимала – когда она выйдет из спальни, следует выглядеть уверенной в себе и не показывать даже намека на смущение. Покопавшись в себе, она поняла, что и не испытывает его, и это ее слегка обеспокоило, все же она легла в постель с мужчиной, который ей вовсе не муж. Это грех, и если бы деревенский священник не умер от лихорадки (его так и не заменили, и приходилось иногда обращаться к священнику из соседней деревни), ей следовало бы сейчас идти прямо к нему, исповедаться и принять наложенную епитимью.

Губы Катрионы изогнулись в улыбке, когда она поняла, что не испытывает ни малейшего желания это делать. Прежний священник непременно попытался бы застыдить ее, но только попусту сотрясал бы воздух. А после столкновения с отцом Моллисоном, пытавшимся ее обвенчать насильно, лишь бы самому не пострадать, она бы и к нему не пошла. В общем, как бы сильно Катриона ни старалась, она не могла разжечь в душе хоть искру стыда.

Нет, причина такого спокойствия вовсе не в пережитом ею минувшей ночью. Она лежит тут, бесстыдно счастливая, только потому, что и сердцем, и умом ощущает испытанное с Бреттом правильным. И правильно это потому, что она глупо влюбилась в этого мужчину.

Осознание этого внезапно лишило Катриону хорошего настроения.

Ничем хорошим это не кончится, размышляла она, глядя, как его сильная ладонь с длинными пальцами скользит вверх по ее телу и накрывает грудь. Она, конечно, не простушка, но и не красавица. А сэр Бретт Марри – один из самых красивых мужчин на свете. И судя по взглядам, которые бросают на него женщины Банулта, они тоже так считают. Она птичка крапивник, а он зимородок. Он всего лишь ее любовник и ни словом, ни взглядом не намекнул, что хочет большего. Когда беды в Банулте закончатся, он уедет. Думать об этом больно, но дурой она окажется, если забудет об этом.

Теплые губы коснулись ее шеи, и Катриона задрожала от удовольствия.

– Нас обнаружили, – пробормотала она, поворачивая голову так, чтобы он согрел ей шею своими поцелуями.

– Я слышал, как Несса хихикала. – Бретт чуть подвинулся и перевернул Катриону на спину. – Ты расстроилась?

Катриона решила, что мужчина просто не имеет права так хорошо выглядеть утром. Темно-зеленые глаза слегка затуманены спросонья, но это делает его еще соблазнительнее. Густые черные волосы взъерошены, подбородок зарос черной щетиной. Даже отпечатавшаяся на левой щеке складка от простыни его не портит. Катриона не сомневалась, что сама выглядит так, будто ее проволокли через живую изгородь, но он смотрел на нее так, что она вдруг почувствовала себя красоткой.

– Да, Несса была здесь, и да, я расстроилась. На минуточку. – Не в силах удержаться, она легонько погладила его крепкую грудь, запутавшись пальцами в завитках волос.

– Только на минуточку?

– Да, только на минуточку. А потом кое о чем подумала. Я вдова, мать, мне двадцать пять лет. Почти восемь лет я делаю все возможное, чтобы людям здесь жилось хорошо, и ни разу не сошла с пути добродетели. И тогда я решила, что не буду вести себя так, будто совершила великий грех. – Катриона усмехнулась. – Разумеется, мне здорово помогло то, что у нас нет священника и некому напомнить, что я все-таки согрешила.

Бретт улыбнулся в ответ. Она выглядела прелестно озорной. Эту свою сторону Катриона показывала не часто, а Бретту это очень нравилось. Он вдруг понял, что хочет быть тем, кто даст ей свободу и поможет чаще демонстрировать эту черту характера.

А это уже может стать проблемой, подумал он. Бретт не был уверен, что сможет остаться с ней. То, что призрак Бренды не появился минувшей ночью и не охладил пылкую страсть, было почти что чудом, но вряд ли ему еще удастся пережить такое чудо. Да, он может стать любовником Катрионы, но не готов предложить ей что-то большее. Пусть призрак Бренды не появился, но ее дух все еще крепко удерживает его. Бретт предпочитал считать свое нежелание снова привязываться к женщине не страхом, а осторожностью.

Решив, что мысли его становятся чересчур серьезными для утреннего часа, тем более для такого утра, которое встречаешь в постели с желанной женщиной, Бретт поцеловал Катриону. Поцелуй возбудил его так же сильно, как и раньше, несмотря на то что ночью он сполна утолил свое вожделение, и это было приятно, хотя немного беспокоило. Может, поэтому призрак его и не преследовал?

– Сейчас утро, Бретт, – не совсем искренне запротестовала Катриона, когда он поцелуями проложил дорожку к ее грудям и с удовольствием начал их ласкать. – Мы не должны заниматься этим сейчас!

Его поцелуи уже разбудили желание, и она надеялась, что у Бретта имеется парочка убедительных доводов, почему они должны отдаться своей страсти, невзирая на время суток.

Бретт с радостью принял вызов и начал доказывать, что она ошибается. Он уже успел по-настоящему распалиться, но вот мысли разбежались в разные стороны. Впрочем, он собрал их вместе и сумел направить по верному пути, доказывая раскрасневшейся Катрионе, что они могут и должны заняться любовью прямо с утра. И очень скоро ее ахи и вздохи наслаждения, прикосновение нежной кожи к его, ее жаркое желание, плотно обволакивавшее его, прогнали из головы все мысли.

Катриона все еще тяжело дышала, но голова уже очистилась от дымки страсти. Она ощущала на своей шее влажноватое дыхание Бретта. Он тоже приходил в себя, дыхание выравнивалось. Одного того, что она, малышка Катриона Маки, может лишить сил такого крепкого мужчину, хватало, чтобы сердце ее переполнила гордость.

Но желание постепенно растаяло, а на его место пришло осознание того, что на ней лежит очень крупный мужчина и оба они вспотели. Затем урчание в желудке громко напомнило, что она еще не завтракала. Бретт расхохотался, приподнялся на локтях и посмотрел на нее. Катриона покраснела.

– Да, пора поесть. – Бретт быстро, смачно поцеловал ее, встал и начал одеваться. – Я постараюсь не выйти из твоей спальни нагло и дерзко, как одержавший победу герой, – пообещал он и ушел, на ходу зашнуровывая рубашку.

Катриона какое-то время смотрела на дверь, затем села.

– Одержавший победу герой? – пробормотала она, выбираясь из кровати и подходя к кувшину с почти остывшей водой.

К тому времени, как она добралась до большого зала, чтобы заморить червячка, там оставалась одна Ариадна. Катриона, нахмурившись, села и стала накладывать себе еду из заметно опустевших тарелок и мисок. Мужчины частенько чуть свет уезжали на поиски сэра Джона, а возвращались поздно и с пустыми руками. Но в последние несколько дней они отсутствовали все дольше и дольше, и Катриона начала гадать, за сэром ли Джоном они охотятся. Она чувствовала, что ей что-то недоговаривают.