Однако же на всех парфянские кафтаны и широкие складчатые шаровары. Никто не явился на совет в греческом плаще, тем более, в римской тоге. С тех пор, как легионеры при Нероне разграбили и сожгли Арташат, выказывать любовь ко всему западному стало не принято. За сорок лет он, пришелец, сумел завоевать уважение не только князей, но и простого народа. И сам полюбил эту страну - бедную, каменистую, но такую щедрую к тем, кто не жалеет своего пота и крови. Полюбил ее народ - неунывающий, добрый и мирный, но отважный.

   Предки Арташеса были степняками. Не потому ли он сделал своей царицей бесстрашную аланку Сатеник, поймав ее арканом в разгаре битвы? Вот она, рядом с ним - в сарматском кафтане и шароварах, с акинаком у пояса. Нарочно оделась, как для похода, чтобы самим видом своим пристыдить ищущих мира любой ценой. А ведь умеет "дикая степнячка" носить с изяществом и самые дорогие платья. Да, парфяне любят жизнь, не стыдятся роскоши. Но никакие самоцветы, шелка и тонкие вина не разлучат парфянина с верным конем и тугим луком!

   А вот и его сыновья, предмет гордости и огорчений царя. Старший, Артавазд, - сильный, горделивый, в золоченом панцире с Гераклом, поражающим гидру. Льстецы приравнивают его к Вахагну-драконоборцу. А он ни одного дракона не убил. Зато истребил без жалости род Мурацани, потомков царя-змея Аждахака. Стыдиться бы таких "подвигов", но разве не укрепил этим царевич его, Арташеса, державу? Еще один "Геракл" - Зарех. Вместо барсовой шкуры щеголяет теперь львиной: выследил-таки в Гегамских горах последнего, наверно, льва. На охоте отважен, зато на войне робок и бестолков. Угодил в плен к иверам[57], и пришлось отдать им несколько пограничных земель, чтобы вызволить его, сокровище этакое, из Казбекской крепости. А он еще и похвалялся, будто переспал с тамошней богиней Тамар.

   Тем не менее, северной армией командует Зарех, восточной - Артавазд. А западную границу стережет Тиран. Вот кто лучший из братьев. Смел, но осмотрителен. В интриги не лезет: не о троне думает, об Армении. А за каждым царевичем - по несколько княжеских родов. Еще и невестки одна другой властолюбивее и напористее, каждая со сворой алчных родичей. Вечные доносы, обиды, свары... Самый младший, Мажан, и тот погряз во всем этом. А ведь умница, книгочей, в верховные жрецы готовится. И при этом водится с неучем Зарехом, помогает ему строить козни против братьев-воинов.

   О, Арамазд-владыка, что они сделают с царством без него? Впрочем, царь силен мудрыми советниками. Вот Вруйр, мудрец и поэт. На вид тщедушен и небогат, не догадаешься, что управитель дворца. Рядом Сумбат Багратуни - красивый старик с жемчужной диадемой на снежно-белых волосах, главный военачальник и лучший полководец. Это он сделал Арташеса царем. Он и старый Аргаван Мурацани, с которым потом так жестоко расправился Артавазд.

  -- Кого мы ждем, отец? - прервал размышления Арташеса старший царевич.

  -- Все еще нет Мгера Арцруни.

  -- Не много ли чести для этого сына крестьянки? - презрительно скривился Артавазд.

  -- Он сделал для Армении больше, чем ты, сын царя, - возразил Вруйр. - Он - начальник наших лазутчиков, и если опаздывает, на то есть тайные причины.

  -- Пусть так. Но пристало ли царю ждать какого-то оружейника, колдуна, лазутчика? - в укор взглянул на отца Артавазд. Но тот смотрел не на него, а на входившего в комнату человека в запыленной темной одежде, с мечом в вычурных бронзовых ножнах.

  -- Вай, Мгер! Ты что, совсем обеднел? Или спутал царский дворец с корчмой? Ты похож на нищего разбойника из горного племени! - ехидно заметил князь Гнуни.

  -- У меня не было времени нарядиться по-княжески, - бросил в ответ Мгер и, поклонившись царю, сел почти рядом с ним. Окинув взглядом собравшихся, Арташес заговорил:

  -- Мужи армянские! Вы знаете: война грозит нам. Сатурнин разбит и погиб, и теперь Домициан двинулся на нас с тремя легионами. Еще два стоят в готовности на границе, а Двенадцатый Молниеносный идет на восток через Колхиду и Иверию. Станем мы воевать или молить кесаря о мире?

  -- Если это из-за дани, будем платить ее снова. Это ведь лучше, чем отдать на разорение наши села, города, святилища? Боги не любят дерзких, - сказал Мажан.

  -- Нет, царевич. Данью теперь не откупишься. Лысый Нерон решил обратить Армению в провинцию. Царей здесь больше не будет... и царевичей тоже. А воины армянские пойдут вместе с ним на Восток - мостить своими костями дорогу в Индию для иудеев и сирийцев, - жестким, безжалостным тоном ответил Мгер.

  -- Так чего мы ждем? Вторгнемся сразу в Малую Армению и Каппадокию! Тамошние армяне нас поддержат! - горячо воскликнул Тиран.

  -- Не только армяне. Иудеи тоже поднимутся, если будут знать, что мы пойдем на Ершалаим! - воинственно блеснул глазами из-под седых бровей Сумбат.

  -- Братство Солнца поднимет всюду рабов и бедняков. Пусть только знают: армяне несут свободу всем, у кого ее отнял Рим! - сказал Мгер.

  -- Еще что! Подстрекать чужих рабов? Ты смутьян и разбойник, Мгер! Разве мало того, что наши рабы бегут к тебе? На моих виноградниках скоро некому будет работать! Ты же мой родственник! - возмущенно замахал руками князь Гнуни.

  -- Мое вино не хуже твоего. Но в нем нет крови засеченных рабов. На моих землях работают только свободные крестьяне. А за беглых я всегда вам плачу, - с достоинством ответил Мгер.

  -- Ну да, ты хочешь, чтобы рабов не было вовсе. Так учат только грязные киники на базарах. Аристотель же полагал, что сама природа, то есть Бог, предназначила одних к рабству, других к свободе, - гладко, как по писаному, произнес Мажан.

  -- А ты, Сумбат, еврей, и потому готов пожертвовать Арменией ради вашей Палестины, - ехидно прищурился Артавазд.

  -- Я армянин. Но я помню о своих предках и родичах, и потому не хочу, чтобы с армянами стало то же, что с ними. Вам мало руин Ершалаима и Арталиата, чтобы понять: римская волчица ненасытна? - вскинул седую голову Сумбат.

   Тяжело роняя слова, заговорил Арташес:

   - Кто бы ни ждал нас по ту сторону границы, мы не перейдем ее первыми. Уже для того, чтобы зря не губить наших друзей. Мой племянник Пакор не хочет сейчас войны с Римом. А без парфян мы сможем разве что обороняться.

   Князья взволнованно зашептались, заспорили. И вот уже Мажан с самым почтительным видом произнес:

  -- Отец, смирись. Ради нашей несчастной страны! Ты ведь уже ездил на поклон к Нерону и получил венец из его рук.

  -- После того, как разбил его легионы. Вот поэтому Лысый Нерон уже не поверит мне. Ему не нужен здесь никакой царь. Даже самый послушный, - покачал головой Арташес.

  -- Если хочешь остаться мужчиной, сынок, читай не только философов, но и историков, - сказала Сатеник мягко, почти ласково. Царица многое прощала своему младшенькому. Но когда она обратилась к князьям, в ее глазах засверкали степные молнии.

  -- Кто-то уже вспомнил о своем римском гражданстве и готов купить мир за головы своего царя и его сыновей? Так ползите прямо отсюда на брюхе к Домициану! А мои аланы разорят ваши усадьбы.

  -- Если благородные потомки Хайка предадут Армению, я, потомок Авраама, соберу всех, готовых защищать ее. И карать изменников! - грозно произнес Сумбат.

  -- Один подлый змеиный род я уже истребил, - зловеще проговорил Артавазд.

  -- Мы, Аршакиды, не из тех, кого можно вязать и резать, как баранов! - грохнул кулаком по столу Зарех.

  -- А если Парфия не поможет нам, есть еще великая степь. Слишком осторожные там долго не живут. Говори, Мгер, ты ведь только что оттуда! - сказала Сатеник.

  -- На помощь нам уже идет войско аланов и роксоланов. И ведет его славный Ардагаст, царь росов. Так решили оба великих царя, Роксаг и Гоар, чтобы их сыновья не подчинялись друг другу, - ответил Мгер.

  -- А пропустят ли их иверы через Врата Аланов? - с сомнением спросил Зарех.