Разливалась по снегу кровь принесенного в жертву темно-рыжего коня и тут же застывала под холодным ветром. Ни волхвы, поглощенные обрядом, ни воины не замечали прятавшегося в распадке за Бычьей скалой, под охраной двух песиголовцев, человека в бронзовой короне. Еще деревенским ведуном Бесомир превосходно умел скрывать свои лихие чары. Сейчас он старательно, неспешно разрушал волшебные печати, наложенные на вход в пещеру скифским волхвом и укрепленные Теобальдом. А из "окна" в скале уже доносился звон оружия, ржание коней, скрип колес. Дух кровавого царя венетов рвался на волю.

   Вдруг из пламени костра восстала и шагнула вперед исполинская фигура в огненно-красном плаще. Лицо великана было бледным, без кровинки ликом мертвеца, обрамленным черными волосами. В руке пылал факел, а на плече восседал, будто кошка, гривастый лев.

  -- Кто звал меня? Кто думает, что достоин жить дважды? - голос великана звучал глухо и безжалостно.

  -- Он не может звать никого, - указал Теобальд рукой на лежащего Ардагаста. - Его душа погружена в сон колдовским копьем. Это мы, воины и волхвы четырех племен - росов, маркоманнов, квадов и языгов, живые и мертвые, просим тебя: верни жизнь Ардагасту, царю росов.

  -- Верни жизнь Ардагасту, царю росов! - хором повторили собравшиеся.

  -- Зачем? Только не говорите мне, что он мало прожил, или добыл мало славы и богатства. Многие из тех, кто пошел за ним, погибли совсем юными и не успели добыть ничего. А его подвигов и так хватит на несколько жизней.

  -- Он жил не ради славы и добычи. Он служил Солнцу и защищал всех людей, - возразил Вишвамитра.

  -- Да, - горячо заговорил вдруг Арнакутай. - Я всю жизнь защищал свое племя, ходил в набеги, потом пил вино, наслаждался пленницами и слушал, как хвалят меня певцы. И только теперь, рядом с ним, понял: этого мало. Воин, царь..., человек может гораздо больше!

  -- Он всех нас собрал ради святого дела. Я, великий конунг, не смог такого при жизни. Да и не захотел. Кто же заменит его? Не мне, мертвому, вести живых, - сказал Маробод.

   Голос великана был все так же безжалостен:

  -- Многие славные цари и воины служили Солнцу. И ни один из них не искоренил зла в мире. Одни из них теперь на Белом острове, другие спят в пещерах в ожидании мировой битвы. Этот сон и настиг уже вашего Солнце-Царя.

  -- Так уснул наш Мгер Младший - потому что отчаялся уничтожить все зло мира. Но слышал ли кто слова отчаяния от Ардагаста? - обвел всех взглядом армянин.

  -- Нет. Он лишь смеялся, когда я приводил мнения философов о порочности и неисправимости мира. И говорил, что на его век врагов хватит, пока он сам останется таким, каков есть, - ответил Хилиарх.

  -- Он мертв, а враги его живы. Разве это справедливо? Разве Нерон больше его заслужил второй раз жить и царствовать? Они с Валентом - враги всему миру. Кто может обратить его в пекло - так это они. Или тебе нет до этого дела? Тогда не Чернобогом ли тебя зовут? И зачем ты пришел сюда? - смело взглянула Ларишка в безжизненные глаза великана. Сердце царицы сжалось в страхе перед собственной дерзостью. Вот сейчас бог... даже не покарает. Просто уйдет в иной мир. А она останется над трупом мужа. Но чего не умел ее Ардагаст - это унижаться перед богами, даже самыми могучими. Он смирялся лишь перед Правдой, чей золотой огонь пылал сейчас в Чаше, которую держала царица. И рука ее не дрожала.

   Улыбка вдруг тронула бескровные губы исполина.

  -- Вы не видите всего вашего мира сверху, как мы. Есть четверо способных сделать его бесовским царством: два колдуна, царь и полководец. Двое на Западе, двое - на Востоке. Остановите их, если сможете. Для этого я верну к живым вашего царя. В моем факеле - Огненная Правда. В моем льве - Сила Солнца. Достойного они воскресят, недостойного испепелят.

   Великан опустил факел. Пламя его, слившись с рванувшимся навстречу пламенем Колаксаевой Чаши, охватило лежащего Зореславича. Заглушая вой вьюги и крики нечисти, раскатился над долиной львиный рев. Потом бог снова поднял факел. Ардагаст медленно открыл глаза. Ларишка первая бросилась к мужу. С ее помощью он приподнялся на локте, потряс головой и сказал:

  -- Чем это меня? Или я головой ударился, когда падал?

  -- Ты чуть не упал туда, откуда и я не всякого вызволить могу, - раздалось сверху.

   Мертвое лицо внезапно стало полным жизни: румяным, веселым, с тонкими золотыми усами. И таким же золотом засияли волосы великана. Приветственно подняв руку, Зореславич попытался встать на ноги, но бог уже исчез в пламени священного костра.

  -- Это что еще такое? Обещали ведь не вмешиваться. Уйми своего младшенького, сестра, а не то я сама проучу и его, и всех его избранников-безобразников! - злобно прошипела железнозубая старуха.

  -- Только попробуй, тетушка! Будешь биться не только с ними, но и со мной. А заодно и с Ветродуем, - положила руку на меч воительница.

  -- Даждьбог тебе ничего не обещал. И потом, у него сегодня праздник. День рождения. Не сердись на него, сестра, - мягко и дружелюбно сказала женщина в белом.

  -- Нет уж, без меня празднуйте! Наплодила ты, сестрица, младших богов, разбаловала их, а они - смертных. Развели нечестивцев да богоборцев! А говорят еще, будто мы трое - одна богиня в трех ликах. Да будь я одна хозяйкой в этом мире, разве потерпела бы такое окаянство безбожное?

   Злобно ворча, старуха оседлала метлу, махнула рукой своей свите и умчалась вместе с ней, осыпав на прощание долину густым снегом. Только после этого напряженно следивший за ней Вышата обернулся к своему воскресшему воспитаннику, а обе волхвини-орлицы опустились наземь и снова приняли человеческое обличье.

  -- Жив Ардагаст! Воскресло Солнце среди тьмы! - бурно ликовали росы и германцы.

  -- Да разве я могу умереть на Рождество? Осенью - другое дело! - смеялся Зореславич, обнимая за плечи счастливую Ларишку.

   Колаксаева Чаша снова была в его руке, и Вышата сунул в ее пламя колдовское копье. Вороненая сталь и древко разом вспыхнули, будто соломенные, и развеялись черным дымом.

   Русальцы уже не стояли между двумя дикими охотами, и оба конунга свысока, но без вражды глядели друг на друга. Мгер протянул рунный меч Марободу со словами:

  -- Возьми дух своего меча, великий конунг. Я вижу, душа твоя уже очистилась для этого.

   От сиявшего рунами клинка вдруг отделилось его точное подобие и, переливаясь в лунном свете, перелетело прямо в руку старого воителя, враз словно помолодевшего.

  -- Где римляне? - деловито спросил он и, выслушав ответ Вангиона, сказал: - Нужно собрать всю конницу и разбить Хищный легион. Потом вернемся и ударим на легионы кесаря. Лишь бы до этого времени продержался Эбуродун! Я с дружиной тоже поскачу на север, а ты, Катуальда, помогай городу, не давай покоя Нерону с его полчищем.

   Тень недовольства легла было на гордое лицо Катуальды. И тут кто-то крикнул:

  -- Бычья скала открывается!

   Заплывшие землей за пять веков камни рассыпались, открывая озаренный изнутри красным пламенем вход, - будто в само пекло. Из пещеры показалась колесница, запряженная парой вороных коней. На ней стоял, обвязав вожжи вокруг пояса, крепкий, хотя и изрядно располневший воин с окладистой черной бородой, в кожаном панцире с большими бронзовыми бляхами. Поверх бронзового шлема блестел серебряный венец. Потрясая мечом, мертвый царь что-то выкрикивал на языке, не понятном здесь даже волхвам. Почуяв волю, буйно ржали кони. А из глубины пещеры, перекрывая все звуки, несся громовой бычий рев.

   Двенадцать русальцев стали в ряд, выставив вперед жезлы. Черные кони яростно бились о золотистую преграду, что едва держалась, колеблясь и давая разрывы, которые наскоро стягивали Лютица с Миланой.

  -- Нам их долго не удержать. Злая сила идет прямо из пекла, - сказал Вышата.

  -- Да. Там есть проход вглубь земли, в Хель. Закрыть бы его, пока оттуда никто не лезет. В пещере сейчас только мертвецы и Бык. Но как войти? - наморщил лоб Теобальд.